Виктор Вороненко: Лечиться от туберкулеза заставит суд
Каждый год от туберкулеза умирают 30 миллионов человек. Каждый день – 7 тысяч. Но лечиться у нас все равно не хотят.
Каждый год от туберкулеза умирают 30 миллионов человек. Каждый день – 7 тысяч. Но лечиться у нас все равно не хотят. Правительством РФ был принят федеральный закон №77 от 18.06.2001 «О предупреждении распространения туберкулеза в РФ». Теперь лечат добровольно-принудительно. Об этом разговор с заведующим Невинномысским филиалом Ставропольского клинического противотуберкулезного диспансера Виктором Вороненко.
– Виктор Владимирович, почему за лечение туберкулеза взялись так круто?
– Дело в том, что при туберкулезе основной источник инфекции – больной с открытой формой заболевания. Он активно выделяет возбудителей, переносящихся по воздуху с мельчайшими капельками мокроты. Поэтому больного необходимо изолировать и как можно быстрее начать лечение. Проблема в том, что люди, с которыми мы работаем, – выходцы из так называемого социального низа: пьющие, живущие довольно скромно, чаще всего социально дезадаптированные. Им часто все равно, что с ними будет, наплевать и на себя, и на окружающих. В таких случаях как раз и вступает в силу федеральное законодательство. В нем записано, что любое лечение должно осуществляться добровольно, за исключением социально значимых заболеваний, угрожающих эпидемиями. К числу таких относят и туберкулез. В присутствии свидетелей мы составляем акт отказа пациента от лечения, затем необходимые бумаги направляются в суд, откуда уже приходит окончательное требование госпитализации. И дело доводят до исполнения уже не врачи, а судебные приставы.
– С какими трудностями приходится сталкиваться при внедрении данной программы?
– Основная проблема – куда определить пойманного законом беглеца. Подписав Конвенцию о правах человека, мы отказались от учреждений закрытого типа. Вот и получается, что приставы привозят к нам больного, а удержать его мы не можем. В клиниках, содержащих туберкулезных больных, должна быть установлена строгая система пропусков и охраны. А для этого нужна согласованная деятельность двух разных министерств – здравоохранения и правопорядка. Это пока не проработано.
– Как относятся к нашим нововведениям коллеги из-за границы?
– Неодобрительно. Европа против введения закрытых стационаров. А все потому, что на Западе совершенно иная ситуация. Там другая статистика (там болеют меньше), другая система выявления туберкулеза: по данным микроскопии и при обследовании только после индивидуального обращения. Мы же стараемся отследить патологию по данным флюорографии, которую призываем делать систематически раз в год.
– По ТВ мы видим ролики Минздрава о вреде курения и алкоголя. А для борьбы с туберкулезом придуманы какие-то рекламно-пропагандистские акции?
– Пропагандой лечения туберкулеза мы тоже занимаемся. В нашем городе проводится уникальная (единственная в России!) стимулирующая лотерея среди тех, кто проходит флюорографическое обследование. В этот раз в бюджет города администрацией было заложено 100 тысяч рублей на проведение акции и закупку призов – предметов бытовой техники, нужных в каждом доме. В результате количество населения, охваченного профилактическими осмотрами, значительно увеличилось. И это позволило нам сделать борьбу с туберкулезом в нашем регионе гораздо более эффективной.
– Виктор Владимирович, почему за лечение туберкулеза взялись так круто?
– Дело в том, что при туберкулезе основной источник инфекции – больной с открытой формой заболевания. Он активно выделяет возбудителей, переносящихся по воздуху с мельчайшими капельками мокроты. Поэтому больного необходимо изолировать и как можно быстрее начать лечение. Проблема в том, что люди, с которыми мы работаем, – выходцы из так называемого социального низа: пьющие, живущие довольно скромно, чаще всего социально дезадаптированные. Им часто все равно, что с ними будет, наплевать и на себя, и на окружающих. В таких случаях как раз и вступает в силу федеральное законодательство. В нем записано, что любое лечение должно осуществляться добровольно, за исключением социально значимых заболеваний, угрожающих эпидемиями. К числу таких относят и туберкулез. В присутствии свидетелей мы составляем акт отказа пациента от лечения, затем необходимые бумаги направляются в суд, откуда уже приходит окончательное требование госпитализации. И дело доводят до исполнения уже не врачи, а судебные приставы.
– С какими трудностями приходится сталкиваться при внедрении данной программы?
– Основная проблема – куда определить пойманного законом беглеца. Подписав Конвенцию о правах человека, мы отказались от учреждений закрытого типа. Вот и получается, что приставы привозят к нам больного, а удержать его мы не можем. В клиниках, содержащих туберкулезных больных, должна быть установлена строгая система пропусков и охраны. А для этого нужна согласованная деятельность двух разных министерств – здравоохранения и правопорядка. Это пока не проработано.
– Как относятся к нашим нововведениям коллеги из-за границы?
– Неодобрительно. Европа против введения закрытых стационаров. А все потому, что на Западе совершенно иная ситуация. Там другая статистика (там болеют меньше), другая система выявления туберкулеза: по данным микроскопии и при обследовании только после индивидуального обращения. Мы же стараемся отследить патологию по данным флюорографии, которую призываем делать систематически раз в год.
– По ТВ мы видим ролики Минздрава о вреде курения и алкоголя. А для борьбы с туберкулезом придуманы какие-то рекламно-пропагандистские акции?
– Пропагандой лечения туберкулеза мы тоже занимаемся. В нашем городе проводится уникальная (единственная в России!) стимулирующая лотерея среди тех, кто проходит флюорографическое обследование. В этот раз в бюджет города администрацией было заложено 100 тысяч рублей на проведение акции и закупку призов – предметов бытовой техники, нужных в каждом доме. В результате количество населения, охваченного профилактическими осмотрами, значительно увеличилось. И это позволило нам сделать борьбу с туберкулезом в нашем регионе гораздо более эффективной.
