Подсказывать – хорошо!

У Малого две сцены – знаменитое здание у ЦУМа и филиал на Большой Ордынке, но сейчас спектакли идут только в филиале, потому что часть труппы уехала на гастроли в Воронеж.


«У вас не пауза, а антракт»

Я сижу в режиссерском управлении на Большой Ордынке. Режуправление для театра – то же, что ЦУП для космонавтов. За спиной хозяйки помещения Татьяны Андреевой так называемые хвосты – узкие листочки с фамилиями людей, без которых спектакль не может начаться – режиссера, второго режиссера, пом­режиссера и суфлера. 

Суфлеров в Малом трое, и все пришли к профессии разными путями. Например, Лариса Меркулова когда-то играла в Народном театре ЗИЛа, в Малом служит уже лет пятнадцать. «На спектаклях с Элиной Быстрицкой работает», – говорит Татьяна. Тут в режуправление стали заходить актеры в гриме и костюмах. А вслед за ними, как, видимо, и положено по театральному распорядку, появилась суфлер – Лариса Андреева. Меня поразил ее голос – четкий, хорошо поставленный, с богатыми интонациями. Оказалось, Лариса Венедиктовна – бывшая актриса. И не просто актриса, а заслуженная артистка РФ. Долгое время работала в Курганском театре драмы, в Малом – пять лет.

– В жизни всякие коллизии случаются, – с юмором рассказывает она. – Вот и я на склоне лет вышла замуж за человека, который живет в Москве. Пришла в Малый театр, поскольку ничего другого делать не могу. Но труппа тут большая, а возрастных актрис, которые ждут роли, много. И мне предложили стать суфлером. Я согласилась. В конце концов, я на сцене, я с актерами, в своей среде.

– Часто актеры пользуются вашими подсказками?
– Зависит от многих причин. Например, от самочувствия актера. А в принципе суфлер должен жить с артистом на одной волне, и тогда совершенно точно поймешь, что он нуждается в твоей помощи. А если подходить к делу технически, то можно не понять – то ли у него пауза, то ли он забыл слова. И тогда, как здесь говорят, это уже не пауза, а целый антракт.


Партитура для суфлера

Кажется, что сложного в работе суфлера? Сиди себе полистывай странички пьесы да не зевай. «Это поверхностное впечатление, – говорит Лариса Венедиктовна. – Есть спектакли, где я просто мокрая сижу от напряжения. Например, артисты нервничают, ходят как-то не так на сцене, мы тоже нервничать начинаем». К работе над спектаклем суфлер приступает с самых первых репетиций, когда актеры сидят в так называемых выгородках, где декорации условны, вместо них – стулья и скамьи. Но основная работа начинается, когда актеры отпускают тетрадочки с ролью. И тогда только суфлер остается со своим экземпляром пьесы.

– Вот экземпляр пьесы Алексея Толстого «Касатка» с моими «почеркушками», – листает страницы Андреева. – Вот галочка – означает паузу, три галочки – длинная пауза. Если он молчит около этой галочки, значит, все в порядке. А если молчит, где нет галочки, значит, забыл. И немедленно, немедленно надо подсказать! Или есть фразы, которые с первой же репетиции почему-то забываются. Или актер запинается на них. Они у меня подчеркнуты красным карандашом. У каждого суфлера – свои знаки, своя партитура, я бы так сказала. Вот по ней мы и ориентируемся.

 
– А кто чаще забывает – мужчины или женщины? Говоря прямо, кто лучше текст учит?
– Актеры Малого очень дисциплинированны в плане текста, потому что театр работает на классике и, какой бы заковыристый текст ни был у господина Островского, выучивается все до последней буквы. Я слышала истории, как в других театрах актеры несут отсебятину. Особенно в пьесах современных авторов. Здесь это не допускается. Бывают, конечно, оговорки – помню, актер должен был произнести: «Будем ходить по дворам и петь». А сказал: «Будем ходить по дровам и петь». И сам глаза вытаращил, потому что не то сказал. Всем стало весело.



Говорящее дерево

Еще один суфлер Малого – Ирина Варламова когда-то училась в Гнесинке, потом работала в пресс-центре ну совсем далекой от театра организации – Минмонтажспецстрой. Теперь без театра себя не мыслит, несмотря на то, что зарплата маленькая. Условия работы тоже не из легких: в филиале на Большой Ордынке суфлеры сидят за кулисами спина к спине со звукорежиссером, тут же актеры готовятся к выходу. А однажды на гастролях ей пришлось сидеть прямо на сцене – в «Вишневом саде» срочно вводилась новая актриса, которая не знала роли, и Ирину посадили под дерево, накинув на нее сеточку. В зрительном зале этот непонятный холмик под вишней восприняли как само собой разумеющееся.

Сокращать суфлеров начали, когда премьеры перестали печь как блины и репетиционный период увеличился. Я позвонила в старейший российский театр – ярославский имени Волкова. «Уже лет пятнадцать у нас нет суфлера, – сказали там. – Возложили эти обязанности на помощника режиссера, доплачивают ему». В пресс-службе Большого уверили, что оперный без суфлера невозможен – если баритон забудет рифмованный текст и запоет отсебятину, как на кухне, это сразу сломает спектакль. В МХТ имени Чехова Олег Табаков, возглавив театр, поначалу хотел сократить суфлеров. Но потом передумал – премьер много, актеров в возрасте – тоже, а молодые заняты 24 часа в сутки в кино и на телевидении, роли им учить некогда. А может, просто вспомнил слова великого Станиславского: «Уберете суфлерскую будку – уйду из театра!»