Чисто ингушское убийство
Наш корреспондент побывала в Назрани сразу после нашумевшей смерти известного оппозиционера Магомеда Евлоева.
Наш корреспондент побывала в Назрани сразу после нашумевшей смерти известного оппозиционера Магомеда Евлоева.
За хлебом с автоматом
Ингуши давно живут как на пороховой бочке. Ситуацию в республике они привыкли описывать несколькими словами. В мой прошлый приезд год назад главным на повестке было «ингушей уносят»: при странных обстоятельствах бесследно исчезают люди. Сейчас на улицах Назрани другой акцент: «ментов убивают».
Уже по дороге из аэропорта в гостиницу чувствуется «колорит» ингушского города. Не очень старательно замаскированная военная техника на трассе и по всему городу. Иногда она перемещается по улицам, и даже школьники, которые здесь носят форму (такую же, как в советские времена), уже привыкли не обращать на нее внимания. Больше нервируют автомобили без номеров с тонированными стеклами. Встреча с таким авто обычно развивается по трем сценариям. Такая машина может просто тихо прошелестеть мимо. Второй вариант – именно на таких автомобилях промышляют похитители людей. Третий – точно такие же «гробы» ведают в городе расстрелами, для которых уже нашли более точное определение – «внесудебные казни».
– Подъехали, выскочили люди в камуфляже с автоматами, никаких опознавательных знаков – кто, что, непонятно. Дали очередь по конкретному человеку и умчались, – говорят в городе.
Ни одного гаишника, который гипотетически мог бы заинтересоваться такими автомобилями, я на улицах не видела. И все смеялись, когда я про них спрашивала.
Я видела, как федеральные военные приезжают в магазин за хлебом. Один идет к прилавку, еще двое-трое «прикрывают со спины» с оружием наизготовку. Вокруг – обычная мирная жизнь.
С одной стороны, в Назрани идет месяц поста Рамадан, который придает жизни какую-то размеренность. С другой – в республике только что произошло громкое и дикое по своим обстоятельствам убийство владельца оппозиционного интернет-сайта «Ингушетия.ру» Магомеда Евлоева, которое очень накалило обстановку – пошли даже разговоры о выходе Ингушетии из состава России. Куда уж дальше? К странным похищениям, убийствам среди ночи и бела дня, глухому недовольству нерешенной проблемой Пригородного района добавилась свежая кровь. Равновесие хрупкое, и чувствуется, что нарушить его может любая ерунда.
«Нас всех могут, как Магомеда»
Малгобек – небольшой красивый город. Несколько месяцев назад ему присвоено звание города воинской славы за Великую отечественную войну. Здесь живут родители погибшего Магомеда Евлоева, поэтому тут сейчас происходят основные события. Похороны перерастают в стихийный митинг, поминальные речи – в политические манифесты.
«Евлоевы объявили кровную месть Зязикову (президенту Ингушетии), Медову (главе МВД республики) и всем, кто причастен к убийству Магомеда Евлоева», – сообщают мне несколько раз по пути в родовой дом Евлоевых.
На месте усталый, грустный старик – отец Магомеда Евлоева Яхья – дает менее кровожадный, но вполне кавказский ответ: кровная месть будет при условии, что убийство не расследуют, и в любом случае месть падет только на виновных.
– В Ингушетии есть незаконные бандформирования, а есть – законные, вот они-то Магомеда и убили, – говорит мне троюродный брат погибшего владельца сайта.
Подходит «главная говорящая голова» от ингушской оппозиции – Магомед Хазбиев. В свои 28 лет он возглавляет оргкомитет по проведению митинга и даже входит в местный совет старейшин от своего рода. Сейчас более важно, что он ехал встречать Евлоева с самолета в день убийства, 31 августа.
– Непонятно, зачем Магомед Евлоев приехал в республику именно сейчас? – спрашиваю Хазбиева. – Да еще ходят слухи, что он вез с собой 3 миллиона рублей. Ведь последнее время он спокойно жил в Москве и за границей.
– Мы с ним созванивались накануне. Дом родителей Магомеда в Малгобеке, как и мой дом, кстати, накануне обстреляли. Не приехать в такой момент у нас значит прослыть трусом. 3 миллиона он вез на ремонт дома. Уже из самолета он мне прислал эсэмэску: «Со мной летит Мурзилка» (так он называл Зязикова). Потом спросил про взрыв, который произошел в это время в Назрани, я ему сообщил подробности, и он даже, кажется, успел поставить их на свой сайт. Мы собрались – машин 15, наверное – и поехали встречать Магомеда. Через окно аэропорта мы видели, как первым из самолета вышел Зязиков, на поле стоял Медов, они поздоровались за руку, Зязиков махнул рукой, сел в свою машину и уехал. Потом вышел Магомед в сопровождении двух милиционеров, в руках у него были ноутбук и телефон, все трое сели в бронированный «уазик» и поехали с поля, за ними ехали еще «уазик» и три бронированные «Волги». Мы устроили погоню, но, к сожалению, поехали не по той дороге – не знали, что Магомеда вывезли через задние ворота, о которых мы даже не подозревали. Мы потеряли время, нагнали одну из «Волг», остановили, выволокли сотрудников, разоружили, забрали у них документы… Договорим уже в Назрани, ладно?
После этого участники оппозиции садятся в «Порше Кайен», я на нанятых «Жигулях» еду следом. Оппозиционеры приезжают позже меня и на довольно потрепанных «Жигулях».
– Меры предосторожности, нас всех могут, как Магомеда…
Руслан Аушев не отвечает...
Офис оргкомитета – в большом дворе дома одного из ингушских оппозиционеров. Таблички нет, но этот адрес в Назрани знают многие. В интервью все время вклиниваются звонки. А оно и без того идет негладко. Например, стопоримся на личности легендарного президента Руслана Аушева, чей портрет висит почти во всех ингушских домах и здесь тоже: «Мы собирали подписи, чтобы его вернули нам в президенты. Но теперь и не знаем, как быть – он три дня не подходит к телефону, секретарь говорит: оставьте информацию, и все».
– А что теперь? Война? – спрашиваю я.
В разговор вмешивается молчавший до этого другой Аушев, Макшарип:
– Меня удивляют московские журналисты, когда они спрашивают, будет ли война. А сейчас что – не война? В Ираке несколько миллионов человек, убьют двух американцев, и все мировые новости об этом говорят. У нас 300 тысяч населения, кого-то убивают практически каждый день, и это не война?
С Макшарипом Аушевым мы уже встречались в прошлом году – он мне подробно и честно рассказывал, как похитили его сына и племянника и как они потом обнаружились в следственном изоляторе на территории Чечни. Как он фактически силой и штурмом отбил молодых людей, а крупный правоохранительный чин ему сказал: «Ты их с того света вернул». С тех пор Аушев в оппозиции. И уже успел полгода провести в изоляторе за организацию митинга в Назрани. А раньше он очень успешно продавал мрамор.
Звонки нас прерывают, но они все по делу. Нашелся свидетель, который летел в одном самолете с Евлоевым. И другой свидетель, который сбивчиво по-ингушски что-то говорит из мобильника Хазбиева по громкой связи.
– Не знаю, можем ли мы об этом говорить, но это информация от нейрохирурга больницы, которому привезли Магомеда. Он вспоминает, охранники тряслись и говорили: «Это все проклятый Медов сделал».
Дальше самое жуткое – на полном серьезе идет обсуждение, мог ли лично глава МВД расстрелять Евлоева. Главная дикость в том, что после всего, что происходит в Ингушетии последние месяцы, многие готовы поверить: власть могла совершить такое открытое, демонстративное и фактически саморазоблачающее убийство.
Особый менталитет
В МВД Ингушетии мне сказали, что «по этому эпизоду никто говорить не будет». За проявленную настойчивость меня наградили больше, чем обычно: зачитали оперативную сводку о происшествии в кабинете пресс-службы и предложили записаться на прием лично к Медову.
– Если примет, хотя, конечно, вряд ли…
Дело об убийстве расследует следственное управление СК при Генпрокуратуре. В Ингушетии оно находится на территории одной хорошо охраняемой военной части, что само по себе о многом говорит.
– Мы заказали сложные экспертизы и ждем ответа, – говорит мне участник следствия, который просит не называть его фамилии. – Слухи, что выстрел был в затылок – неправда, пулевое отверстие входит в висок. Версий три. Но в заказной характер, честно, мало верится. Тут скорее случайность плюс местный менталитет, когда любая словесная перепалка вполне может перерасти в стрельбу. Вопросы, конечно, остаются: по форме это был не арест и даже не задержание, а банальный привод: Евлоев был свидетелем по одному из уголовных дел – взрыву около жилого дома. Обоснованность этого привода тоже будем выяснять.
Следователь быстро свернул разговор, когда речь зашла о главном: кто взвел курок. Это имя сейчас особо охраняется – его хотят знать слишком многие.
Перед отъездом я нашла свидетеля, который летел в одном салоне с Евлоевым. Тоже Магомед, фамилию просил не называть.
– Я близкий друг его зятя, поэтому знаю Евлоева. Увидел его перед посадкой, настроение у него было нормальное. Летел один. Сидел в ряду сразу за салоном бизнес-класса, справа у окна. Никакого скандала с Зязиковым, о котором писали, я не слышал. После приземления в салон зашли два милиционера с оружием, но без масок: «Магомед Евлоев кто?» Он сразу встал, закрыл компьютер и пошел на выход, не сопротивлялся. Сел в «уазик», больше я его не видел. Помню только, он в аэропорту еще сказал: «Хотел до Минвод полететь, но рейс задерживали, пришлось в последний момент поменять билет».
Общее настроение в Ингушетии неожиданно точно выразил таксист, который вез меня обратно в аэропорт:
– Зацепит – придется воевать, не зацепит – буду жить, как живу. Вообще-то не хотелось бы…
За хлебом с автоматом
Ингуши давно живут как на пороховой бочке. Ситуацию в республике они привыкли описывать несколькими словами. В мой прошлый приезд год назад главным на повестке было «ингушей уносят»: при странных обстоятельствах бесследно исчезают люди. Сейчас на улицах Назрани другой акцент: «ментов убивают».
Уже по дороге из аэропорта в гостиницу чувствуется «колорит» ингушского города. Не очень старательно замаскированная военная техника на трассе и по всему городу. Иногда она перемещается по улицам, и даже школьники, которые здесь носят форму (такую же, как в советские времена), уже привыкли не обращать на нее внимания. Больше нервируют автомобили без номеров с тонированными стеклами. Встреча с таким авто обычно развивается по трем сценариям. Такая машина может просто тихо прошелестеть мимо. Второй вариант – именно на таких автомобилях промышляют похитители людей. Третий – точно такие же «гробы» ведают в городе расстрелами, для которых уже нашли более точное определение – «внесудебные казни».
– Подъехали, выскочили люди в камуфляже с автоматами, никаких опознавательных знаков – кто, что, непонятно. Дали очередь по конкретному человеку и умчались, – говорят в городе.
Ни одного гаишника, который гипотетически мог бы заинтересоваться такими автомобилями, я на улицах не видела. И все смеялись, когда я про них спрашивала.
Я видела, как федеральные военные приезжают в магазин за хлебом. Один идет к прилавку, еще двое-трое «прикрывают со спины» с оружием наизготовку. Вокруг – обычная мирная жизнь.
С одной стороны, в Назрани идет месяц поста Рамадан, который придает жизни какую-то размеренность. С другой – в республике только что произошло громкое и дикое по своим обстоятельствам убийство владельца оппозиционного интернет-сайта «Ингушетия.ру» Магомеда Евлоева, которое очень накалило обстановку – пошли даже разговоры о выходе Ингушетии из состава России. Куда уж дальше? К странным похищениям, убийствам среди ночи и бела дня, глухому недовольству нерешенной проблемой Пригородного района добавилась свежая кровь. Равновесие хрупкое, и чувствуется, что нарушить его может любая ерунда.
«Нас всех могут, как Магомеда»
Малгобек – небольшой красивый город. Несколько месяцев назад ему присвоено звание города воинской славы за Великую отечественную войну. Здесь живут родители погибшего Магомеда Евлоева, поэтому тут сейчас происходят основные события. Похороны перерастают в стихийный митинг, поминальные речи – в политические манифесты.
«Евлоевы объявили кровную месть Зязикову (президенту Ингушетии), Медову (главе МВД республики) и всем, кто причастен к убийству Магомеда Евлоева», – сообщают мне несколько раз по пути в родовой дом Евлоевых.
На месте усталый, грустный старик – отец Магомеда Евлоева Яхья – дает менее кровожадный, но вполне кавказский ответ: кровная месть будет при условии, что убийство не расследуют, и в любом случае месть падет только на виновных.
– В Ингушетии есть незаконные бандформирования, а есть – законные, вот они-то Магомеда и убили, – говорит мне троюродный брат погибшего владельца сайта.
Подходит «главная говорящая голова» от ингушской оппозиции – Магомед Хазбиев. В свои 28 лет он возглавляет оргкомитет по проведению митинга и даже входит в местный совет старейшин от своего рода. Сейчас более важно, что он ехал встречать Евлоева с самолета в день убийства, 31 августа.
– Непонятно, зачем Магомед Евлоев приехал в республику именно сейчас? – спрашиваю Хазбиева. – Да еще ходят слухи, что он вез с собой 3 миллиона рублей. Ведь последнее время он спокойно жил в Москве и за границей.
– Мы с ним созванивались накануне. Дом родителей Магомеда в Малгобеке, как и мой дом, кстати, накануне обстреляли. Не приехать в такой момент у нас значит прослыть трусом. 3 миллиона он вез на ремонт дома. Уже из самолета он мне прислал эсэмэску: «Со мной летит Мурзилка» (так он называл Зязикова). Потом спросил про взрыв, который произошел в это время в Назрани, я ему сообщил подробности, и он даже, кажется, успел поставить их на свой сайт. Мы собрались – машин 15, наверное – и поехали встречать Магомеда. Через окно аэропорта мы видели, как первым из самолета вышел Зязиков, на поле стоял Медов, они поздоровались за руку, Зязиков махнул рукой, сел в свою машину и уехал. Потом вышел Магомед в сопровождении двух милиционеров, в руках у него были ноутбук и телефон, все трое сели в бронированный «уазик» и поехали с поля, за ними ехали еще «уазик» и три бронированные «Волги». Мы устроили погоню, но, к сожалению, поехали не по той дороге – не знали, что Магомеда вывезли через задние ворота, о которых мы даже не подозревали. Мы потеряли время, нагнали одну из «Волг», остановили, выволокли сотрудников, разоружили, забрали у них документы… Договорим уже в Назрани, ладно?
После этого участники оппозиции садятся в «Порше Кайен», я на нанятых «Жигулях» еду следом. Оппозиционеры приезжают позже меня и на довольно потрепанных «Жигулях».
– Меры предосторожности, нас всех могут, как Магомеда…
Руслан Аушев не отвечает...
Офис оргкомитета – в большом дворе дома одного из ингушских оппозиционеров. Таблички нет, но этот адрес в Назрани знают многие. В интервью все время вклиниваются звонки. А оно и без того идет негладко. Например, стопоримся на личности легендарного президента Руслана Аушева, чей портрет висит почти во всех ингушских домах и здесь тоже: «Мы собирали подписи, чтобы его вернули нам в президенты. Но теперь и не знаем, как быть – он три дня не подходит к телефону, секретарь говорит: оставьте информацию, и все».
– А что теперь? Война? – спрашиваю я.
В разговор вмешивается молчавший до этого другой Аушев, Макшарип:
– Меня удивляют московские журналисты, когда они спрашивают, будет ли война. А сейчас что – не война? В Ираке несколько миллионов человек, убьют двух американцев, и все мировые новости об этом говорят. У нас 300 тысяч населения, кого-то убивают практически каждый день, и это не война?
С Макшарипом Аушевым мы уже встречались в прошлом году – он мне подробно и честно рассказывал, как похитили его сына и племянника и как они потом обнаружились в следственном изоляторе на территории Чечни. Как он фактически силой и штурмом отбил молодых людей, а крупный правоохранительный чин ему сказал: «Ты их с того света вернул». С тех пор Аушев в оппозиции. И уже успел полгода провести в изоляторе за организацию митинга в Назрани. А раньше он очень успешно продавал мрамор.
Звонки нас прерывают, но они все по делу. Нашелся свидетель, который летел в одном самолете с Евлоевым. И другой свидетель, который сбивчиво по-ингушски что-то говорит из мобильника Хазбиева по громкой связи.
– Не знаю, можем ли мы об этом говорить, но это информация от нейрохирурга больницы, которому привезли Магомеда. Он вспоминает, охранники тряслись и говорили: «Это все проклятый Медов сделал».
Дальше самое жуткое – на полном серьезе идет обсуждение, мог ли лично глава МВД расстрелять Евлоева. Главная дикость в том, что после всего, что происходит в Ингушетии последние месяцы, многие готовы поверить: власть могла совершить такое открытое, демонстративное и фактически саморазоблачающее убийство.
Особый менталитет
В МВД Ингушетии мне сказали, что «по этому эпизоду никто говорить не будет». За проявленную настойчивость меня наградили больше, чем обычно: зачитали оперативную сводку о происшествии в кабинете пресс-службы и предложили записаться на прием лично к Медову.
– Если примет, хотя, конечно, вряд ли…
Дело об убийстве расследует следственное управление СК при Генпрокуратуре. В Ингушетии оно находится на территории одной хорошо охраняемой военной части, что само по себе о многом говорит.
– Мы заказали сложные экспертизы и ждем ответа, – говорит мне участник следствия, который просит не называть его фамилии. – Слухи, что выстрел был в затылок – неправда, пулевое отверстие входит в висок. Версий три. Но в заказной характер, честно, мало верится. Тут скорее случайность плюс местный менталитет, когда любая словесная перепалка вполне может перерасти в стрельбу. Вопросы, конечно, остаются: по форме это был не арест и даже не задержание, а банальный привод: Евлоев был свидетелем по одному из уголовных дел – взрыву около жилого дома. Обоснованность этого привода тоже будем выяснять.
Следователь быстро свернул разговор, когда речь зашла о главном: кто взвел курок. Это имя сейчас особо охраняется – его хотят знать слишком многие.
Перед отъездом я нашла свидетеля, который летел в одном салоне с Евлоевым. Тоже Магомед, фамилию просил не называть.
– Я близкий друг его зятя, поэтому знаю Евлоева. Увидел его перед посадкой, настроение у него было нормальное. Летел один. Сидел в ряду сразу за салоном бизнес-класса, справа у окна. Никакого скандала с Зязиковым, о котором писали, я не слышал. После приземления в салон зашли два милиционера с оружием, но без масок: «Магомед Евлоев кто?» Он сразу встал, закрыл компьютер и пошел на выход, не сопротивлялся. Сел в «уазик», больше я его не видел. Помню только, он в аэропорту еще сказал: «Хотел до Минвод полететь, но рейс задерживали, пришлось в последний момент поменять билет».
Общее настроение в Ингушетии неожиданно точно выразил таксист, который вез меня обратно в аэропорт:
– Зацепит – придется воевать, не зацепит – буду жить, как живу. Вообще-то не хотелось бы…
