Алексей Слаповский: Написал «Участок» на спор

Никакая премия адекватно не говорит о писателе
– Ваш «Пересуд» – книга насколько хорошая, настолько и страшная. Главным образом тем, что никаких иллюзий относительно людей не оставляет. Сбежавшие из тюрьмы преступники держат в заложниках пассажиров автобуса за счет их трусости, подлости или просто молчания.
– Тут вы не правы. Свет в конце тоннеля в «Пересуде» все-таки есть, хотя это не свет, а лучик скорее. Есть он и в намерениях героев. Правда, намерений больше, чем поступков, тут я согласен, но и это какая-то надежда. Если вы помните, там у персонажа Вани Елшина есть воображаемая беседа со Сталиным. И тот его спрашивает: ну, убедился, что все подлецы и скоты? Нет, говорит Ваня, хотя бы я не подлец. Для меня это «хотя бы я» крайне важно. Когда «хотя бы я», хотя бы в определенных ситуациях – еще не все потеряно.
– Читая вашу книгу, я в очередной раз подумала, что Россия – замечательная страна для сильных и плохая для слабых. Страна с тюремной ментальностью, где лучшие нары занимает сильнейший. Это когда-нибудь изменится?
– Конечно, эта книга родилась из разочарований, которые у меня на сегодня есть. Мы столько реверансов сделали нашему народу, что пора бы уже и глаза продрать. Он замечательный – наш народ, талантливый, но он чудовищно равнодушный. А это уже вопрос не только к людям, но и к власти. Она все время бьет людей по рукам. И при этом кричит: не пускайте их за руль, они ездить не умеют, в кювет свалятся. Сталин в моей книге возник не случайно – нынешняя власть тогдашнему режиму ой как родственна. Пуповина еще не перерезана – как тогда было невыгодно, чтобы люди думали, так и сейчас.
– Вас на «Букера» прокатывали рекордное число раз. Сколько, кстати?
– Да бог с ним, я и не помню, четыре или пять.
– Как вы это переживаете, что говорите себе и другим?
– Вы не поверите, абсолютно не переживаю. Никакая премия адекватно не говорит о писателе, это не бег на сто метров, где фотофиниш позволяет выявить первого. Хотя заведомо плохим или провальным произведениям премии, слава Богу, не дают. К тому же любой повод, который позволяет поговорить о литературе, полезен – читают-то мало. Поэтому пусть премии будут.
– Что тогда для вас мерилом является – продажи, цеховое признание?
– Сейчас такая игра на понижение идет, что даже не знаю. Огромное количество литераторов, которые хорошо продаются, но на самом деле никакого отношения к литературе не имеют. Есть хорошие писатели, но их не знают ни читатели, ни эти самые литераторы, которые лидируют в рейтингах продаж.

Хотел, чтоб участкового играл Ефремов
– Вы приобрели известность в первую очередь как сценарист благодаря сериалам «Остановка по требованию», «Участок», «Заколдованный участок». Как ваш роман с телевидением завязался?
– Сидел я в своем Саратове, смотрел кино, и мне мало что нравилось. С книгами у меня так: если не нахожу то, что хочу прочесть, пишу сам. С кино получилось то же самое: начал сочинять сценарии для кино, которое сам хотел бы увидеть. Писал свои истории в стол, пока волею судеб не оказался на «Первом канале», где меня спросили: а что бы вы вообще хотели? Я составил несколько заявок. Одна из них называлась «Остановка по требованию».
– А потом был «Пятый угол».
– Да, сериал, который я люблю, но он прошел мимо широкой публики. Это была социально-психологическая драма – жанр достаточно тяжелый для массового восприятия. Хотя там играли замечательные актеры – Александр Феклистов, Марина Голуб, Андрей Панин. Я пару лет назад его пересмотрел. Знаете, нисколько не стыдно.
– «Участок» – это была ваша идея?
– Нет, мы как-то сидели с режиссером Джаником Файзиевым, и он сказал: «Хотелось бы какой-нибудь деревенской истории, ты же знаешь деревню?» Ну да, знаю, родился там, рос некоторое время и приезжал каждый год. А он продолжает: «Что-нибудь типа Анискина, но по-другому. Только этого ведь никто не сделает, это же страшно сложно, потому что она должна быть простая». Я говорю: «А на спор?» Так что история родилась в определенной степени на спор.
– Почему вы поначалу были против Безрукова, хотели, чтобы роль участкового играл Михаил Ефремов?
– Безруков мне всегда нравился и нравится сейчас. Сережа из тех актеров, которые текст знают, а утруждаются этим далеко не все. Но одно дело, когда актер нравится, и другое – твои представления об образе. Мне казалось, что Ефремов ближе к тому, чего я себе навоображал. Потом пришел Безруков, и я понял: попал. Не потому, что Ефремов хуже, а вот убедил. И не только меня, а главным образом продюсеров, потому что от них все зависит. А мой голос – совещательный.
– А у режиссеров?
– В зависимости от их масштаба. Чем масштабней режиссер, тем больше у него претензий на кастинговые решения. С некоторыми не советуются вообще. Берут их как наемных работников и говорят: вот такой-то сценарий, вот такие-то актеры – будешь снимать?

Зачем так серьезно относиться к «Иронии судьбы-2»?
– А вы взаимодействием с работодателем довольны? Или отдали сценарий – и он уже как бы и не ваш?
– Сценарист – тоже наемник. А раз так, то принимай правила игры. Но и тут все зависит от того, насколько ты упрям и умеешь настоять на своем. Мне никогда не запрещали появляться на съемках, вмешиваться в процесс. И с теми группами, с которыми я работал, сценарий всегда был неким договором о доверии: как написано, так и снимайте. Поэтому лучше уж сразу хорошо написать сценарий.
– За «Иронию судьбы-2» вы чего больше получили – хороших слов или плевков?
– И того, и другого было достаточно. Лично в меня, правда, никто не плевал, может, потому, что не очень-то и плюнешь. До сих пор не пойму – зачем так серьезно относиться к этому фильму? Ну не «Война и мир», ну боже ж мой, жанр есть жанр. Замечательное кино было у Рязанова, но не «Гамлет» же, а великолепный образец развлекательного искусства.