Иностранцы в сексе словно чужие

А. Быков, у тебя с иностранкой было?
Б. Знаешь, как считать. С тех пор как Украина отделилась…

А. Нет, я серьезно. С американкой, например?
Б. Опять же как считать. С тех пор как они разъехались… Их знаешь сколько уехало? У меня не записная книжка, а малый атлас планеты.

А. Это всё не настоящее, Быков. Это бывшие наши.
Б. Уверяю тебя, мир примерно так и заселялся. Весь Израиль, Америка, значительная часть Канады – бывшие кто-нибудь.

А. Да нет, я имею в виду – другой расы! С негритянкой у тебя было?
Б. Никогда. С китаянкой было, тоже, кстати, с нашей – в России же полно ассимилированных китайцев, и во всем, кроме разреза глаз и кулинарных пристрастий, она была совершенно русская.

А. А я вот с негром бы попробовала. Очень, говорят, интересно.
Б. И что говорят?

А. Говорят, всё не так. Ну, что запах другой и манеры – это само собой, но, по слухам, даже анатомия…
Б. Бред. Какая там может быть анатомия? Два в одном?

А. (Мечтательно.) Гораздо, гораздо больше.
Б. Хочу тебя, Андреева, серьезно предостеречь. Майк Тайсон, в частности, свою белую подругу несколько раз чуть не убил от страсти, а черной подруге…

А. (Мечтательно.) Откусил ухо?
Б. Нет, часто ставил синяки. Там было, правда, не очень заметно, но тем не менее.

А. Ты сам всю жизнь говоришь, что от межнациональных браков бывают исключительные дети.
Б. Межнациональных – да. Но это скорее межкультурные дела, когда ребенок что-то вбирает от одних, что-то от других и в результате понимает про всех. Это же от воспитания все, понимаешь? А в Москве, например, так называемые дети фестиваля очень часто пополняли преступные сообщества или просто болтались на улице…

А. Это потому, что росли без отцов.
Б. А они вообще часто без отцов, потому что люди разных культур редко уживаются. По крайней мере редко держатся вместе дольше двух-трех лет.

А. Чушь какая. А в Штатах?
Б. А в Штатах в основном белые женятся на белых, черные на черных и даже китайцы на китайках… в смысле китаянках… короче, на своих.

А. Но в России-то, смотри, сколько было межнационального секса! Грузины, от которых все блондинки балдели… И какие дети!
Б. Во-первых, это скорей грузины балдели от блондинок. А во-вторых, я знаю множество историй, когда такие браки распадались – именно потому, что в разных культурах разное представление о том, что должны делать мужчины и женщины, отцы и матери.

А. Не из всякого же секса получается брак! А удовольствию это не мешает, наоборот. С чужим – это же совершенно особый опыт. Это как… не знаю… с инопланетянином. Вот у подруги моей было с немцем. Говорит: всё иначе, вообще! Все не так, ребята! Она про Германию, ее психологию и культуру за этот час больше поняла, чем за год учебы на романо-германском. Такая, мол, целеустремленность, ты что!
Б. Не пойму, как в этом может проявляться целеустремленность.

А. Ты что, она говорит, прямо как паровая машина! И в таком железном ритме – сразу ясно, что нация солдат и философов. Философствующих солдат. А с французом у другой подруги – совершенно другое ощущение. Сразу, грустит, понятно, что они уже проиграли афроамериканцам или проиграют в ближайшее время. Ленивый удивительно, ей пришлось все делать самой. Лежал как бревно. Типичная избалованная Европа.
Б. Может, просто ей попался ленивый?

А. Ничего подобного, у нее было несколько, и все лежали как бревна. Они, наверное, ждали, что сейчас придет гастарбайтер и все за них сделает.
Б. Знаешь, вот женщины Андрона Кончаловского – иностранные в смысле, – когда вспоминали о нем, то утверждали, что было очень весело. Что они хохотали буквально все время. И это достоверно – потому что русские действительно иронично относятся к сексу. Нет этой телячьей страстности, придыханий – все довольно цинично, как в частушках. Но это тоже вещь культурная, не анатомическая…

А. Анатомически русские медлительнее. Восточные люди быстрей все делают, и кончают, кстати, быстрей, потому что если женщина всегда закрыта и лицо под паранджой, то он может при виде голой руки кончить совершенно свободно. Вообще, чем страна консервативней, тем все быстрей. Я в том смысле, что да здравствует свобода.
Б. А я вот слыхал, что по-настоящему альтруистичны только женщины Юго-Восточной Азии. Их воспитывают в убеждении, что мужчине надо служить, что его надо обожать, и когда с такой проведешь даже час, то чувство такое, что с ней прожил жизнь.

А. Ну, в этом ничего особенно хорошего лично я не вижу. У нас час проедешь в поезде с попутчиком – и тоже чувство, что прожил с ним жизнь, длинную и скучную.
Б. Нет, я не в том смысле. Я в том, что с ними возникает какое-то союзничество, что ли. Не механически перепихнуться, а как бы сделать общее дело.

А. Вот видишь! Значит, тебе самому хочется. Тебе тоже было бы интересно с другой расой!
Б. Интересно-то интересно, но как раз за последствия я бы очень боялся. У меня друг так связался с девушкой из той самой Азии, привез в Москву и потом не знал, куда от нее деваться.

А. Так привязалась?
Б. Типа. А говорить не о чем. И пока не привязалась к его приятелю – что моего друга, кстати, очень обидело, – так и не отвязывалась. Я это к чему: к тому, что представления-то о морали, сама понимаешь, разные у всех. И правила. И бэкграунд. Стоит ли связываться с человеком (а отношения – это всегда связь), который совершенно другой? От которого непонятно чего ждать вообще?

А. Ну, ты даешь, Быков! А с женщиной тебе не страшно? Тоже ведь совершенно другое существо, принципиально иначе устроенное! Другие вкусы, мораль, этика, другое предназначение, культурные особенности всякие, я уж не говорю про то, что анатомически колоссальные отличия…
Б. Если честно, Андреева, то очень страшно. Успокаивает только то, что альтернатива очень противна. Мужик – это ужас, правда?

А. Ужас – это свои. А счастье – это другие.
Б. Сартр думал наоборот.

А. Поэтому ему и не давал никто, кроме некрасивой Симоны де Бовуар.