Виктор Рыбин: Бездари скоро будут в полном говне
С популярным певцом, владельцем нескольких теплоходов и счастливым обладателем трехэтажного особняка «ЖГ» поговорила о бушующем кризисе...
С популярным певцом, владельцем нескольких теплоходов и счастливым обладателем трехэтажного особняка «ЖГ» поговорила о бушующем кризисе и выяснила, почему лучше иметь надежного друга, чем большие накопления.
Гонорары музыкантам срезали на треть
– Виктор, как поживает ваш флот? Приобрели что-нибудь новенькое?
– Да, купили очередной кусочек железа, но сейчас я об этом даже думать не хочу. Кризис же у всех! Кроме нас… В результате все продавцы хотят побольше хапнуть. Наверное, про запас. Надеюсь, скоро люди успокоятся и мы сможем сделать ремонт судна за меньшие деньги. Люди просто поймут, что кризис есть, и начнут снижать цены. Например, в Америке уже сейчас две машины продают по цене одной. И я на текущую ситуацию уже отреагировал. Срезал гонорары на треть.
– Получается, на вас кризис уже сказался?
– Да. Он на всех музыкантах сказался. Меньше работы стало, меньше гонорары. Но мы гибкие, умеем подстраиваться под ситуацию. Как мой друг говорит: «Не жили богато и не фига начинать!» (Смеется.) Я никогда богатым не был, так, весьма средне жил.
– Ну, конечно. Это же мелочь: трехэтажный особняк, несколько теплоходиков…
– Я же не Абрамович, который покупает яхту за сто пятьдесят миллионов фунтов. Я покупаю старый утопленный теплоход за двести тысяч долларов и в течение пяти лет им занимаюсь. Так что к богачам отнести себя никак не могу. Я просто крепкий парень, у которого большой наличности не скоплено, но в кармане деньги всегда есть.
– Чисто гипотетически, если наступит полная задница, сможете продать теплоход?
– Если она наступит, их же не купит никто! (Смеется.) Задница ведь когда наступает, она во всех отраслях наступает. А вот доход с моих теплоходов будет. Потому что людям все равно где-то нужно будет жить, и отдыхать им тоже захочется. Зимой мы используем часть теплоходов под гостиницы. Так что без денег не останемся. А потом, как можно продать теплоход? Это же живое существо.
– И все-таки что-то ведь изменится?
– Если говорить о стране, то у нас голода точно не будет. Как, например, в Уганде. Не будет такого, что народ будет ходить в лохмотьях, облезлый и грязный, кто-то добрый приедет к нам и привезет банку колы и жвачку. Понятно, что все мы должны сейчас умерить аппетиты. И прежде всего это касается белых воротничков. Иногда звонишь в компанию, отвечает девушка, которая ни хрена не разбирается в том оборудовании, которое продает. Она просто тупо зачитывает с компьютера ассортимент. Такие незнающие люди, бездари, которые привыкли вкусно есть и ни фига не делать, набрали кредитов, накупили ноутбуков и телефонов, каждый вечер проводят в суши-баре, ходят все такие понтовые, – все они окажутся в полном говне!
– По-моему, вы немного злорадствуете…
– Да, злорадствую! Потому что все мы ковырялись в этом говне на первых этапах. Потому что я не понаслышке знаю, что такое работать по-настоящему.
– В каком возрасте вы впервые задумались о деньгах?
– В четыре года пытался продать холодильник. Не купили. Мама с папой решили его продать, повесили объявление и ушли на работу. В их отсутствие пришли люди. И я решил совершить сделку самостоятельно. Продавал, как сейчас помню, за три рубля. Мне казалось, что это просто огромные деньги. Потому что я видел, когда мама в магазине доставала из кошелька рубль, мы на него покупали столько всего! И шоколадку, и мороженое, и жвачку, и продукты какие-то. Я как представил, что их будет три в ряд лежать… Огромное количество!
Стали ездить на «запорожце», но купили дом
– А если серьезно, с какого возраста начали работать?
– И я, и мои друзья – все работали с шестого класса. Я, например, разливал воду на горпищекомбинате «Пирожок», потом письма разносил, потом в лаборатории академику Капице помогал. По колбочкам что-то разливал. После восьмого работал на деревоперерабатывающем комбинате. Помню, принес домой четыреста рублей… А вот после девятого класса я уже нигде не работал – спекуляцией занимался, гитары продавал (смеется). Мы же музыканты были. И остаемся ими. Уже в девятом классе играли за деньги на танцплощадках.
– Не было так: настали лихие девяностые, и Виктор Рыбин сразу стал новым русским?
– Нет, конечно. Чем я отличался от других граждан нашего государства? Да ничем. Мы все хлебали одно и то же это самое… Причем лаптем. Но музыка помогла. Стали зарабатывать.
– И купили себе роскошный дом. Кстати, когда случилось это знаменательное событие?
– Не поверите. В 98-м году, в августе. Продали квартиру, в которой жили, две машины, а вместо них купили себе «Оку». Этих денег как раз хватило. Смешно достали мебель. Я заехал к приятелю, который был владельцем крупного мебельного магазина, и сказал: «Слушай, не дашь мебель в долг»? Он отвечает: «Да запросто!» Вы представляете, сколько мебели нужно приобрести, чтобы обставить трехэтажный дом?
– Вот уж точно – не имей сто рублей, а имей сто друзей…
– Это правда. Расплатился я с ним только через три года. Кстати, долг был беспроцентным.
– Виктор, как поживает ваш флот? Приобрели что-нибудь новенькое?
– Да, купили очередной кусочек железа, но сейчас я об этом даже думать не хочу. Кризис же у всех! Кроме нас… В результате все продавцы хотят побольше хапнуть. Наверное, про запас. Надеюсь, скоро люди успокоятся и мы сможем сделать ремонт судна за меньшие деньги. Люди просто поймут, что кризис есть, и начнут снижать цены. Например, в Америке уже сейчас две машины продают по цене одной. И я на текущую ситуацию уже отреагировал. Срезал гонорары на треть.
– Получается, на вас кризис уже сказался?
– Да. Он на всех музыкантах сказался. Меньше работы стало, меньше гонорары. Но мы гибкие, умеем подстраиваться под ситуацию. Как мой друг говорит: «Не жили богато и не фига начинать!» (Смеется.) Я никогда богатым не был, так, весьма средне жил.
– Ну, конечно. Это же мелочь: трехэтажный особняк, несколько теплоходиков…
– Я же не Абрамович, который покупает яхту за сто пятьдесят миллионов фунтов. Я покупаю старый утопленный теплоход за двести тысяч долларов и в течение пяти лет им занимаюсь. Так что к богачам отнести себя никак не могу. Я просто крепкий парень, у которого большой наличности не скоплено, но в кармане деньги всегда есть.
– Чисто гипотетически, если наступит полная задница, сможете продать теплоход?
– Если она наступит, их же не купит никто! (Смеется.) Задница ведь когда наступает, она во всех отраслях наступает. А вот доход с моих теплоходов будет. Потому что людям все равно где-то нужно будет жить, и отдыхать им тоже захочется. Зимой мы используем часть теплоходов под гостиницы. Так что без денег не останемся. А потом, как можно продать теплоход? Это же живое существо.
– И все-таки что-то ведь изменится?
– Если говорить о стране, то у нас голода точно не будет. Как, например, в Уганде. Не будет такого, что народ будет ходить в лохмотьях, облезлый и грязный, кто-то добрый приедет к нам и привезет банку колы и жвачку. Понятно, что все мы должны сейчас умерить аппетиты. И прежде всего это касается белых воротничков. Иногда звонишь в компанию, отвечает девушка, которая ни хрена не разбирается в том оборудовании, которое продает. Она просто тупо зачитывает с компьютера ассортимент. Такие незнающие люди, бездари, которые привыкли вкусно есть и ни фига не делать, набрали кредитов, накупили ноутбуков и телефонов, каждый вечер проводят в суши-баре, ходят все такие понтовые, – все они окажутся в полном говне!
– По-моему, вы немного злорадствуете…
– Да, злорадствую! Потому что все мы ковырялись в этом говне на первых этапах. Потому что я не понаслышке знаю, что такое работать по-настоящему.
– В каком возрасте вы впервые задумались о деньгах?
– В четыре года пытался продать холодильник. Не купили. Мама с папой решили его продать, повесили объявление и ушли на работу. В их отсутствие пришли люди. И я решил совершить сделку самостоятельно. Продавал, как сейчас помню, за три рубля. Мне казалось, что это просто огромные деньги. Потому что я видел, когда мама в магазине доставала из кошелька рубль, мы на него покупали столько всего! И шоколадку, и мороженое, и жвачку, и продукты какие-то. Я как представил, что их будет три в ряд лежать… Огромное количество!
Стали ездить на «запорожце», но купили дом
– А если серьезно, с какого возраста начали работать?
– И я, и мои друзья – все работали с шестого класса. Я, например, разливал воду на горпищекомбинате «Пирожок», потом письма разносил, потом в лаборатории академику Капице помогал. По колбочкам что-то разливал. После восьмого работал на деревоперерабатывающем комбинате. Помню, принес домой четыреста рублей… А вот после девятого класса я уже нигде не работал – спекуляцией занимался, гитары продавал (смеется). Мы же музыканты были. И остаемся ими. Уже в девятом классе играли за деньги на танцплощадках.
– Не было так: настали лихие девяностые, и Виктор Рыбин сразу стал новым русским?
– Нет, конечно. Чем я отличался от других граждан нашего государства? Да ничем. Мы все хлебали одно и то же это самое… Причем лаптем. Но музыка помогла. Стали зарабатывать.
– И купили себе роскошный дом. Кстати, когда случилось это знаменательное событие?
– Не поверите. В 98-м году, в августе. Продали квартиру, в которой жили, две машины, а вместо них купили себе «Оку». Этих денег как раз хватило. Смешно достали мебель. Я заехал к приятелю, который был владельцем крупного мебельного магазина, и сказал: «Слушай, не дашь мебель в долг»? Он отвечает: «Да запросто!» Вы представляете, сколько мебели нужно приобрести, чтобы обставить трехэтажный дом?
– Вот уж точно – не имей сто рублей, а имей сто друзей…
– Это правда. Расплатился я с ним только через три года. Кстати, долг был беспроцентным.
