Александр Мохов: "Я случайно чуть не повесился"

Известный режиссер и актер в шоу «Цирк» на «Первом канале» готовит свой коронный номер – дрессуру с обезьянами. Мохову в напарницы досталась та же обезьяна, которая в прошлом году чуть не откусила палец Ефиму Шифрину. Однако Александр надеется, что с ним такого не случится.

Полюбил обезьян, как сына

– Александр, как это вы согласились участвовать в таком неоднозначном и авантюрном проекте?

– Поэтому и согласился, что он неоднозначный и авантюрный. Я вообще люблю адреналин в жизни. Читал у японцев, что по-хорошему за одну жизнь нужно кардинально изменить ее 2–3 раза. Как правило, это бывает один раз: когда человек достигает 35–40 лет, он вдруг бросает свое дело и начинает жизнь сначала. А некоторые так проживают 3–4 жизни. Я, конечно, не тянусь к этому, но, чтобы мозги и кровь не застоялись, постоянно себе устраиваю адреналин-шоу, пытаюсь пробовать с нуля. Цирк – моя мечта, я ведь хотел поступать на клоунаду.

– И что же не поступили?

– Я жил на Дальнем Востоке. Поэтому Москва и цирковое училище были примерно, как Марс. Тогда не поехал, побоялся, но вот мечта сбылась. Я буду выходить на манеж минимум шесть раз – если не выгонят.

– Что тяжелее всего сейчас?

– Иногда подхожу к трапеции, и мне кажется, что я на ней – как бог. А иногда подхожу и не могу ничего, даже самого элементарного сделать. Беру три мяча, начинаю ими жонглировать, иногда они летают, как по волшебству, а иногда самые простые элементы заваливаются. Нас предупредили: «Понимаете, нам неинтересно, когда вы сделаете трюк правильно, нам интересно, когда вы его не сделаете и упадете». Зрители нас будут прощать – они все понимают. Я же сам был в жюри в прошлом сезоне «Цирка». И надеюсь, был добрым членом жюри. Если сразу начну крутить тройные сальто-мортале, понятное дело, никому это будет не интересно, и все подумают, что я это умел.

– У вас дрессура с обезьянами, они вас слушаются?

– Иногда слушаются, как отца родного, а иногда смотрят, словно спрашивают: мужик, ты кто? Раньше обезьян видел только в зоопарке. Я просто балдею от них, клянусь! Говорят, они меня неплохо приняли. Есть обезьянка Тото, она просто прыгает на меня, обнимает и целует, как ребенок, даже дрессировщики удивились. Жаклин – леди, она такая настоящая женщина. Мне очень нравится с ними, безумно. С ними я, как со своим ребенком Макаром, общаюсь.

Захотелось прыгнуть в пропасть

– В жизни приходилось преодолевать себя?

– Да, как-то взял акваланг и ушел на глубину 15 метров на 20 минут. Причем с первой попытки. Это были съемки фильма «Серые волки», и мне аквалангисты объяснили, что да как. Сцену отсняли с первого раза, несмотря на то, что все остальное снималось по 10–15 дублей. Смешно, конечно, но ни один кадр, сделанный под водой, не вошел в фильм. Потому что свет под водой поставили неправильно, он четко под прямым углом попадал в камеру.

– Двадцать минут под водой все-таки опасно для жизни…

– Как-то был в Америке, на Гранд-Каньоне, подошел к самому краю, было желание упорхнуть туда… А это же колоссальная высота. Причем я бывал в Чикаго на самом высоком здании – страшновато. А здесь – пропасть, бездна, речка Колорадо, индейская резервация… Ты стоишь, и так тебя манит это, аж до дрожи! Но, слава Богу, себя сдержал и не прыгнул.

– Совершали необдуманные поступки?

– Да, когда был помоложе. Это поступки, которые пугали и шокировали близких. Расскажу один случай: у меня в театре был спектакль, который я делал сам, я там случайно чуть не повесился. Меня вынул из петли зритель, который выбежал на сцену. Он понял, что еще чуть-чуть – и все! Тогда я неправильно зафиксировал петлю. Меня задушила капроновая веревка, на которой могут четыре человека висеть. Самое смешное, что я вернулся на сцену и доиграл, зрители сидели в оцепенении. Потом у меня был ожог от капроновой нити. И я понял, что это был знак свыше, что не стоит искушать судьбу и гулять по краю.

Как актер никогда не лягу в гроб

– Вы суеверный?

– Нет, но как актер, например, никогда не лягу в гроб. А как режиссер никогда не буду снимать на кладбище. Придумаю что-то другое. Хотя Станиславский говорил, что артист – это человек, который потерял общечеловеческий стыд. Ведь недаром актеров раньше хоронили за кладбищенской оградой. Но у меня есть какие-то табу, которые, надеюсь, никогда не переступлю.

– Какое у вас отношение к религии?

– Не могу сказать, что я человек верующий, но играть с этим тоже не стоит. Мне было 33 года, и я отправился в Иерусалим. На меня, человека неверующего, это произвело впечатление, там что-то такое произошло со мной. Это не значит, что я теперь хожу в церковь и соблюдаю посты, но что-то произошло. Кстати, фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы» тоже произвел на меня впечатление. Сейчас играю в спектакле царя Эдипа в Александринке, а там же постоянно звучат слова «проклятье», «ненависть», «пошли мне это». Когда репетировал, было тяжело, ходил к батюшке и спрашивал, что делать. Он советовал причащаться, ходить исповедоваться, потому что слово материально.

– Батюшка не советовал отказаться от этой роли?

– Нет. Он говорил: «Александр, вы же выбрали свою профессию. И в конце концов, вы же делаете доброе дело – рассказываете на опыте царя, что может произойти с человеком в силу обстоятельств». Теперь перед тем, как идти на сцену, сажусь и крещусь.

– Согласившись участвовать в проекте «Цирк», вы спрашивали совета у кого-нибудь?

– Я спросил совета у самого себя. Пришел в цирк и сказал: «Я хочу пробовать с нуля. Цирк – моя мечта, я что-нибудь. И если я хотя бы на дилетантском уровне соответствую, готов идти дальше». Я нормальный, адекватный человек и не знал, как поведу себя, если меня поднимут на высоту  20 метров. Вдруг бы я расплакался? Так вот, меня испытали и сказали, что на начальном уровне это терпимо, а дальше все зависит от меня.