Бодров успел переписать Булгакова

Он взял наркомана из «Морфия» и запустил его в «Записки юного врача». В итоге киношный доктор Поляков (Леонид Бичевин) получился совсем не похожим на своего книжного собрата. Если булгаковский врач напоминает скорее мрачного подростка, мучимого сомнениями, то балабановско-бодровский кажется совершеннейшим ребенком. Практически весь фильм он занимается тем, что носится со шприцем и, прячась от всех в укромных, а подчас и не очень, уголках, колет себе в ногу чуть повыше колена морфий. При этом, оправдываясь перед беззаветно влюбленной в него медсестрой Аннушкой, или Анной Николаевной (Ингеборга Дапкунайте), Поляков чуть ли не кричит на нее: «Ты что, считаешь меня морфинистом?»

Каждый укол для Полякова – целый ритуал. Перед тем как «ширнуться», он непременно включает патефон и слушает Вертинского, чаще всего песню «В бананово-лимонном Сингапуре», которая, так, на секундочку, была написана в 1931 году, в то время как дело происходит в 1917-м. Булгаковский же Поляков предпочитал оперные арии из «Аиды» Верди.

При этом живется доктору не так плохо, как представлялось в книге. Имеет двух обожающих его любовниц: помимо Анны Николаевны, еще и вдову-соседку Екатерину Карловну (сербская актриса Катарина Радивоевич), которой, кстати, в книге не было… Ему, как школьнику, нужны одновременно обе женщины: первая – для разговоров по душам, вторая – для плотских утех. У одной – роль мамочки, у другой – любовницы. Правда, иногда и «мамочка» Аннушка с радостью играет роль любовницы. Однако сам доктор как-то равнодушен к сексу: безучастно лежит, когда рядом находится ничем не прикрытая Аннушка.

В конце фильма Поляков попадает в кинотеатр, где идет черно-белый фильм с девицами, напоминающими растолстевшую Мэрилин Монро. Зрители хохочут, а Поляков серьезен, но, вколов себе двойную дозу морфия, поддается всеобщему веселью. Сначала смеется потихоньку, но вскоре – во весь голос. Не переставая хохотать, достает из кармана пистолет и стреляет себе в висок. Сосед, сидящий рядом с ним, на секунду повернувшись, тут же равнодушно отворачивается. Объектив камеры перемещается на экран: фильм с красотками закончился, и появился титр «Конец». И в жизни, и в кино.

Так мастерски, за счет этого кусочка, Бодров-мл., а вместе с ним и Балабанов сумели передать знаменитую булгаковскую литературную идею о «романе в романе», которая видна в «Морфии» очень выпукло.