Писатель Лукьяненко: Мир держится, несмотря на ошибку. И может, даже благодаря ей
Писатель Лукьяненко – самый известный, экранизируемый и переводимый российский фантаст. Давать интервью ему приходится часто. Каждый раз выдумывать оригинальные ответы на предсказуемые вопросы, думаю, еще трудней, чем сочинять новые «Дозоры». Но мне действительно было важно поговорить с ним. Кажется, он что-то такое понял. Во всяком случае, его новый роман «Конкуренты» содержит ценные догадки о российской реальности как она есть. И о том, что из нее в ближайшее время получится.
Мои герои не аутсайдеры
– У вас есть любимый анекдот?
– Есть, но старый, вечно актуальный. Эйнштейн умирает, попадает на тот свет. Бог говорит ему: «Ты один из самых умных людей на земле, и в знак расположения я готов ответить на любой твой вопрос». Эйнштейн просит: «Господи, покажи мне единую формулу мироздания». В небе возникает огромная доска, на которой написана немыслимо длинная формула. Ученый долго стоит, внимательно смотрит на доску, шевелит губами, хмурится, а потом восклицает: «Господи! Здесь ошибка!» «Я знаю», – грустно отвечает Господь.
– А ошибка действительно есть?
– Обязательно. Первый закон мироустройства – «Невозможно построить непротиворечивый мир». Когда сочиняешь новое пространство, надо закладывать противоречие. По этой же причине почти никогда не получаются утопии. Антиутопий полно, одно время этот жанр вообще победил, – человек, как Эйнштейн в анекдоте, видит ошибку в мироздании и развивает ее до апокалипсиса. А потом выясняется, что мир держится, несмотря на ошибку. И может, даже благодаря ей.
Это вообще огромная проблема – создать хороший мир. Вспомните древние утопии: все, мол, хорошо, у самого бедного крестьянина не меньше трех рабов… Вот на рабах все и держалось. Их никак не получалось исключить. Поэтому самая великая утопия – коммунизм – тоже оказалась нежизнеспособна, несмотря на прекрасные лозунги. Стругацкие создали замечательную утопию – «Мир Полдня». А потом другие писатели додумывали миры Стругацких – и ни у кого не получилось продолжить «Мир Полдня» без того, чтобы не ввести туда какие-нибудь гипноизлучатели, в сознание вмешаться, насилие применить. Получается, что в счастливое будущее людей можно загнать только кнутом, пряником или какими-нибудь таблетками. А мир, в котором тебя заставляют стать хорошим – это мир роботов. (В кабинет вбегает Артемий, старший сын Лукьяненко. – Авт.) Вот, ключевое слово «роботы» услышал. У нас сейчас период фанатения от роботов, любимый фильм – «Трансформеры».
– Почему ваши герои аутсайдеры – «иные» или «геймеры»?
– Я бы не сказал, что они аутсайдеры. Им тесно в рамках судьбы, которая выпала на их долю. Им хочется чего-то большего, интересного, увлекательного, хочется реализовать себя, поэтому они все время влипают в нестандартные ситуации, ведутся на провокационные приглашения типа стать звездными пилотами…
Вспомните, чем занимались герои Уэллса – отправлялись на Луну, в будущее, сражались с инопланетянами. Фантастов очень часто обвиняют в том, что они пишут не про обычных людей: все-таки большинство читателей живут спокойной, размеренной жизнью – какие уж тут путешествия в другие "тонкие миры". Но в фантастической литературе есть элемент психологической разрядки – она позволяет убедиться, что люди могут выйти победителями из самых страшных ситуаций.
– Вы говорите: «Герою тесно в рамках судьбы». А сами в судьбу верите?
– Тут сложно, это предопределяется во многом географией, отчасти происхождением… Я восточный человек – вырос и сформировался в Алма-Ате, хотя казахской крови во мне нет, есть татарская. Наверное, поэтому я считаю, что надо принимать все как должное. Знаете, есть такой европейский, отчасти протестантский подход, что человек всего добивается своим трудом, а если у тебя что-то не сложилось – ты сам виноват. В Азии подход совершенно другой: если что-то не складывается – то это судьба, воля Всевышнего.
А в России получилась странная смесь: если у тебя ничего не получается, значит, ты сам виноват и судьба у тебя такая! Это, конечно, очень плохо – нельзя болтаться меж двух полюсов и брать у обоих только негатив. На самом деле оно страшно выгодное, такое положение. Всегда можно думать: если где-то что-нибудь не так – это судьба. А где все получилось – это я сам! Мои герои так и делают. Все победы – результат их отваги и ума, а где не вышло – извините, «мел судьбы».
– В вашей новой книжке представлен мир компьютерных фанатов. Но ведь их сравнительно мало…
– Вы себе не представляете их реального количества! Они не окажутся, может быть, в большинстве – но в паритете с не-геймерами скоро будут, увидите. Помните, в фильме «Москва слезам не верит» был малоприятный Рудольф, утверждавший, что телевидение вытеснит кино и театр? А для многих современных людей игра вытеснила книги и фильмы. Многие считают, что интерактивные игры – самое интеллектуальное увлечение современности. Это способ объединить людей одного психотипа. Чужие отсеиваются.
Вечный вопрос человечества – как объединить людей одного склада? Онлайновые игры эту проблему решили. С этим связана их чудовищная популярность. В «Бойцовский клуб» в России играет около миллиона человек! И люди относятся к этому совершенно серьезно. В этой игре есть смешной артефакт – роза, цветок нарисованный, – его можно купить за настоящие деньги. За 10 тысяч долларов. И люди покупают. Просто ради того, чтобы признаться в любви – это все равно что подарить избраннице кольцо с огромным бриллиантом. Там завязываются настоящие отношения, браки настоящие заключаются. Для многих людей эти миры – реальный и виртуальный – абсолютно соразмерны.
– А вы играете?
– В игры играю, но не онлайновые, мне интереснее соревноваться с компьютером. Я лучше предпочту розыгрыш на первое апреля. Жену могу разыграть… но мы все-таки много лет прожили вместе – так что Соня уже знает, как я разыгрываю. Если сильно пошутить – люди обидеться могут. Я помню, один раз на 1 апреля выложил в Интернете обложку якобы новой книги. Это было очень смешно, люди бежали в книжные магазины, требовали… Потом было разочарование. Нет, мне хватает игры в фантастике.
– А мне кажется, что в литературе у вас как раз очень серьезно. Это продолжение первой вашей профессии…
– Психиатрии? Ну, может быть. Любопытство, стремление понять природу вещей, самого себя – это одно из самых сильных человеческих качеств и самых опасных, кстати. В конце концов, история человечества началась с того, что люди попробовали плоды с древа познания добра и зла! Так что писательская работа – да, это, наверное, какое-то продолжение врачебной. Писатель всегда пытается понять, что движет людьми, почему они знают, как надо, а поступают, как хочется.
Я не иной
– То, что вы пишете, повлияло на вашу жизнь?
– В смысле? Сам факт того, что пишу, – да, конечно. Это полностью изменило мою жизнь, не то бы и сейчас лечил людей в Алма-Ате. Но именно благодаря книгам, тому, что их хорошо встретили, за что большое спасибо, я смог переехать в Москву, познакомился со многими людьми. Я даже не знаю, состоялся бы у меня без фантастики брак или нет. Ведь моя жена тоже любит книги, и ее привлекало, что я пишу фантастику.
– А то, что вы пишете, с вами случалось? Вы верите в собственную выдумку?
– Нет, вот если эта граница стирается – вам уже действительно к психиатру. Разница между писателем и шизофреником примерно в том и состоит, что шизофреник в свои миры верит и в них живет. Я не иной, не инопланетянин, в лучшем случае функционал из «Черновика».
– Но ведь он отказался от дара…
– Погодите, погодите. Там будет третья часть. Может, его дар в том и заключался, чтобы отказаться от дара. Функционал не может избавиться от функции. Так что и писать я буду, никуда не денусь…
– Кстати, о фанах. Правда, что у вас есть двойник?
– Да, его зовут Александр Ульянов, он ниже меня ростом, по комплекции немного стройнее, но все равно очень похож. На конвентах читатели подходят, начинают брать автографы. Как правило, он сначала честно объясняет, кто он, а люди не верят, говорят – да ладно, ладно, мы все понимаем, надоело давать автографы… Вот он и пишет: «За Сергея Лукьяненко расписался такой-то…» Все довольны.
Старший сын пошел в меня
– Вы согласны, что «времена не выбирают»? Или хотели бы пожить в другой эпохе?
– Согласен. Искушение побывать в прошлом или будущем, конечно, огромное, но если это дорога в один конец – нет, спасибо. Туризм и эмиграция – разные вещи. Мне, в общем, нравится мое время. А что оно несовершенно – так и я несовершенен.
– А какие у вас слабости?
– Много. Я курю. Наверное, я достаточно резкий человек в суждениях, высказываниях. Я Овен по гороскопу, и, как ни смешно, характеристики Овна ко мне полностью относятся – я достаточно импульсивный. С другой стороны, если бы не это, я, наверное, не стал бы писателем.
– Легко ли вам дался квартирный переезд в Москву? Вы как-то написали, что есть коренные москвичи, а есть «укорененные».
– Да, иногда человек замыкается в рамках одной страны и еще хуже – одного города. Я в «Чистовике» рассказал правдивую историю женщины, которая в сорок лет в первый раз выехала за пределы МКАДа. Как-то так складывалась жизнь, что не было необходимости никуда выезжать – в Москве вроде все есть. И когда человек первый раз попал в Петербург, это был шок – оказалось, что на свете есть другие города! Это своего рода провинциальная болезнь: люди живут в глубокой провинции, где выход в свет – это поездка в райцентр. Но вот то, что в Москве происходит то же самое – это удивительно, выходит, столица и провинция не так уж сильно различаются.
– Вы много ездите. Младшего сына тоже берете в путешествия?
– Да, практически с самого раннего возраста выезжаем – вот только что были в Греции. Ребенку и в полгода полезно подышать воздухом, сменить климат. И потом это развивает – у меня старший (ему сейчас четыре с половиной) спокойно себя чувствует в любой другой стране, его не удивляет, что люди говорят на разных языках, по-разному выглядят, одеваются.
– В кого сыновья пошли?
– Пока сложно судить. Старший по характеру больше в меня. С младшим труднее понять, ему еще года нет, но он такой, знаете, все время настаивает на своем.
– Вы придумали термин – «дети кармин». Они, в отличие от индиго, спокойные, уравновешенные. А по отношению к собственным детям вы бы что предпочли?
– Пусть будут теми, кем хотят. К термину «дети индиго» я отношусь с большой иронией. Мне показалось, что в эпоху стабилизации нужны новые индиго – теперь они будут называться, допустим, кармин. Индиго любопытны, не терпят порядка и руководства – а это индиго нового времени, они рождаются послушными, карьерными, молчалиными такими…
Голод и старость победимы
– Вы своими руками что-нибудь мастерите?
– Могу сделать маленький ремонт, но выпилить из досок шкаф не сумею. Могу собрать мебель, стену просверлить, повесить телевизор. Но я не мастер-золотые руки. Есть фантасты, у которых «рукодельные» хобби. Вот московский писатель Саша Громов своими руками создает телескопы – берет толстый стеклянный диск, вечерами долго вытачивает из него зеркало, полирует, обрабатывает. А я бы это зеркало бросил к концу первого вечера – купил бы готовое или нашел бы специалиста.
– Какие человеческие качества вам неприятны?
– Уныние, пассивность, отсутствие чувства юмора, зависть, злоба – глобальная такая. На самом деле мало людей злых от природы – просто всех нас портит жизнь, проблемы.
– «Собака бывает кусачей…»?
– Скорее «квартирный вопрос испортил».
– России в ближайшие годы грозят катаклизмы?
– Серьезные – не думаю. Самое неприятное, что многие люди полностью утратили веру в будущее страны. Они уверены в том, что бардак, который возник еще в 90-е и продолжается сейчас, неостановим. Что всегда будут хамство, коррумпированные чиновники, продажная милиция и все усилия власти ни к чему не приведут. Все благие намерения нами же благополучно спускаются в унитаз. Недавно писатель Алекс Экслер пошутил: «Начато следствие по поводу хищения огромных средств, отпущенных на борьбу с коррупцией».
Но это все не навсегда, уверяю вас. Проблемы будут, но другие. Собственно, вся ошибка людей в том, то они ждут времени, когда будет полное счастье и никаких проблем. А счастье – это не исчезновение проблем, а их замена другими, более тонкими. Победа над голодом – и, допустим, безуспешная пока борьба со старостью.
– А что, и это преодолимо?
– Обязательно. Но тогда еще что-нибудь найдется – человек, слава Богу, никогда не успокоится.