Хрущевка
Столичный вице-мэр Ресин, руководитель всего московского строительства, уже пообещал, что последнюю хрущевку сносить не станут. Она останется стоять среди офисных монстров и спальных гигантов новой Москвы как одинокий памятник решению жилищного вопроса по-советски.
Дом, построенный за... пять суток!
Где будет расположена эта последняя хрущоба – пока неизвестно. Но где появилась первая – знаю точно. Улица Гримау, 16. Вероятней всего, ее и сделают памятником. Хотя это не совсем корректно, конечно. Потому что бум жилищного строительства начался не в 1959 году, когда в считаные недели, даже без использования установки гнб, выстроили дом на Гримау, а в пятьдесят пятом, с легендарного постановления ЦК КПСС «О борьбе с архитектурными излишествами». 4 ноября Совмин и ЦК приняли это постановление, упразднив тем самым сталинскую архитектуру с ее монументальными колоннами, высокими потолками и непременной лепниной. «Стиль вампир», как прозвал его в 1940 году Пастернак, сошел на нет. Хрущев решил строить много и демократично – жилой фонд СССР через 10 лет после победы все еще пребывал в катастрофическом состоянии.
Отдельные благоустроенные квартиры были у 10–15 процентов городского населения. И это, сами понимаете, было не простое население. Простое проживало в бараках, которые составляли процентов тридцать всех городских строений (а в Сибири, в промышленных городах, и больше).Что такое барак, современному горожанину представить трудно, хотя кое-где они уцелели и даже обитаемы: это, граждане, одноэтажный, реже двухэтажный, без сортира, ванной, а порой и водопровода дом типа казармы.
И вот, товарищи, настало время жилья без излишеств, и строилось оно феерическими темпами. Для сравнения: за все предвоенное время советская власть ввела в эксплуатацию порядка 200 миллионов квадратных метров жилплощади (70 было разрушено во время войны и 50 восстановлено до конца сороковых), а в «семилетку» (1959–1965) – больше 300 миллионов.
С 1955 по 1957 год в одной Москве было введено в эксплуатацию около 4 миллионов квадратных метров (в Ленинграде – чуть меньше 3). К слову сказать, жителям тогдашних домов повезло – здания были кирпичными и на рынке вторичного жилья высоко оцениваются до сих пор. Нет, я все понимаю – крошечные кухни, почти отсутствующая прихожая, низкие пусть и не зеркальные потолки… Но лоджия! Но раздельный санузел! Но какая-никакая звукоизоляция! Нет, граждане, кирпичное строительство было великим благодеянием, просто в 1957 году выяснилось, что население растет быстрей, чем строятся дома. СССР переживал пик рождаемости на базе всеобщего оттепельного оптимизма. И два года спустя после первого постановления, 31 июля 1957 года, выходит новое – «О развитии жилищного строительства». В нем указывается, что строители уделяют недостаточно внимания крупноблочным и крупнопанельным конструкциям. И с этого момента появляется собственно хрущоба – пятиэтажный панельный дом без мусоропровода и лифта, сборка которого занимала меньше месяца. Да что месяца – в рамках социалистического соревнования бригада В. Афанасьева на Ленинградском домостроительном комбинате №2 установила всесоюзный рекорд, собрав панельный дом за 5 суток!
Быстрее, товарищи, делаются только дети, и то, товарищи, их надо потом еще 9 месяцев вынашивать.
Автор – дед того самого Лагутенко
Человек со знаменитой фамилией Лагутенко – дед главного «мумий-тролля», – собственно, и разработал классическую блочную хрущобу, а также блок для нее. Виталий Павлович Лагутенко (1904–1967), изобретатель панельного домостроения, свои первые дома с несущим каркасом построил (при участии архитектора М. Посохина) еще в 1947 году на Хорошевке, между нынешними улицами Зорге и Куусинена. В сорок девятом он возглавил Моспроект, а в 1956-м – архитектурно-планировочное управление Москвы. Именно Лагутенко разработал блок из мелкоячеистого бетона, который на двадцать лет стал символом советского строительства.
Все советское искусство конца пятидесятых крутится вокруг пресловутой жилищной темы. Массовый снос бараков – а заодно и старых, еще купеческих московских домов, попавших под раздачу – воспет во множестве фильмов. Почти в любом из них большая хорошая семья обязательно переезжает в отдельную квартиру. Городские пейзажи утыканы кранами. Кто-то ностальгирует, кто-то радуется. «Ломали старый деревянный дом. Уехали жильцы со всем добром – с диванами, кастрюлями, цветами, косыми зеркалами и котами… Сруб разобрали, бревна увезли, но ни на шаг от милой им земли не отходили призраки былого: и про рябину пели песню снова, на свадьбах пили белое вино, ходили на работу и в кино, гробы на полотенцах выносили и друг у друга денег в долг просили, и спали парами в пуховиках, и первенцев держали на руках – пока железная десна машины не выгрызла их шелудивой глины». Это Арсений Тарковский, как раз пятьдесят восьмой. А год спустя – «Водосточные трубы» Новеллы Матвеевой, а еще через два года – «Старый дом» Окуджавы, а еще через два – «Песня-сказка о старом доме на Новом Арбате» Высоцкого… Старая, прогорклая, склочная, милая коммунальная жизнь кончалась. Казалось, что государство повернулось к человеку своим человеческим лицом – и символом этого очеловечивания стало отдельное жилье в хрущевке.
«На х… шире?!»
Ну, что это было за жилье – разрешите вам не напоминать. Помните анекдот про происхождение танца «чечетка» – о том, что в семье было пятеро детей и один совмещенный санузел? Кто из нас этой чечетки не отбивал, пока кто-нибудь из членов семьи блаженствует в ванне? Размер санузла – отдельная песня, его лично Никита Сергеевич Хрущев установил, побывав в Моспроекте и опробовав модель сортира. «Если я влезу, так и они влезут», – сказал он исторические слова – и влез. И санузел строился, исходя из его габаритов – точно так же, как, согласно легенде, железные дороги в России стали на 15 см шире европейских после восклицания Николая I: «На х… шире?!»
Кухня в хрущобе такая, что человек средних габаритов может обедать только наедине с собой, а человек крупных габаритов может вообще не обедать. Потому что поставить тарелку ему будет уже некуда. Но и это, как вы понимаете, сделано по идейным соображениям: это ведь строится в расчете на полукоммунистическое общество. В нем не будет кухонного рабства. В нем будут обедать на производстве, а ужинать в кафе напротив. И продуктовых запасов при коммунизме не будет – зачем запасаться, если всегда все есть? Поэтому ниша для холодильника в хрущевке не предусмотрена, а есть то, что называли «хрущевским холодильником». Это такой чуланчик под кухонным окном, размером примерно метр на метр, и желающие могут хранить там пельмешки или мало ли что им надо подморозить. В зимнее время, конечно.
Строили эти пятиэтажки до 1985 года, покрыв ими всю территорию СССР. Потом перестали, хоть коммунизм и не наступил. А потом начали строить сплошь элитное жилье, по определению недоступное простому человеку, – и простой человек продолжает ютиться в простой и надежной блочной пятиэтажке, которая оказалась вечной. Как и надежда на скорое счастье.
И выяснилось, что хрущевское строительство – это вовсе даже не плохо. И даже более человечно, чем то, что мы имеем сейчас.
Но выяснилось это, как всегда, от противного, когда уже поздно было отыгрывать назад.