Good day, America!

Товарищи, все в порядке

Как-то мне, что ли, хочется утешить вас, дорогие друзья, чтобы вы так уж не убивались насчет американского кризиса. Потому что все не так ужасно и даже, если вдуматься, неплохо. Я понимаю, что это  русофобское заявление: само допущение того факта, что где-то может быть не ужасно, уже по нынешним временам страшная политическая крамола. Но есть ведь в России несколько человек – по пальцам одной руки перечтешь, – которым жалко Америку и страшно представить мир без нее. Так вот, товарищи, все в порядке, она выплывает, и хотя последствия финансового кризиса будут сказываться еще полгода-год, закрывать страну и даже объявлять дефолт никто не собирается. И налоги не вырастут сверх меры. И не выстроятся в очередь в российское консульство наши эмигранты, выехавшие с 1972 года по настоящее время.

 Помимо нескольких черных вторников и четвергов, когда биржа валилась, торговля на форекс была в упадке, а банки банкротились, был уже ослепительно белый понедельник, 13 октября, когда Доу-Джонс вырос на 936 пунктов, или на 11 процентов. Такого роста не было 75 лет, со времен выхода из Великой депрессии. Правда, таких провалов тоже давно не было. Большинство финансовых аналитиков сошлись на том, что нынешний финансовый катаклизм был самым серьезным за годы, миновавшие со Второй мировой войны. Но Пол Кругман, нобелевский лауреат по экономике этого года и заодно колумнист «Нью-Йорк таймс», уже сказал по телевизору: «Не то чтобы началось хорошее, но, похоже, кончилось самое плохое».  

Качели на Уолл-стрит

Буш консолидировался с европейцами и договорился о мощных вливаниях в банковский сектор. Все это не помешало тому же Доу-Джонсу в четверг рухнуть обратно на 700 пунктов, а быкам, которые было обрадовались, снова отойти в тень. Во вторник на всех первых полосах был знаменитый бронзовый бык с Уолл-стрит, а в четверг впору бы помещать медведя – в честь играющих на понижение, но бронзового медведя на Уолл-стрит нет, там стоит только символ растущей экономики, которого туристы любят держать за рога, чтоб везло в спекуляциях. Однако все эти падения и отыгрыши, которых до середины будущего года случится еще немало,  не так уж пугают страну: чего-чего, а панических настроений, пребывая по служебной надобности в самом эпицентре мирового кризиса, я не видел. Почему? Потому что в Америке благосостояние каждого отдельного человека, кроме вовсе уж деклассированных элементов, хоть немножко, да зависит от него самого. А у нас нет – отсюда и паника. Почему летать в самолете страшней, чем ехать в машине, хотя в автокатастрофах гибнет на порядок больше народу? Потому, что в машине почти все зависит от тебя. А в самолете ты летишь – и целиком зависишь от пилота. Так вот, Америка и ее экономика в этом смысле едут на машине. А россияне летят на самолете, и что пилоту в голову взбредет – то и будет. Умный ты или дурак, богатый или бедный – сиди в бизнес-классе или в экономе и молись.

Американцы не парятся

– И что теперь с вами будет? – спрашиваю я знакомых американцев.
– Не поедем в отпуск в Аргентину, – говорит один, занимающийся венчурными инвестициями.
– Не получим новый грант на приглашение зарубежных лекторов, – говорит другой, отвечающий за внешние связи крупной библиотеки.
– Не будет прибавок к зарплате, – говорит третий, молодой экс-россиянин из крупного банка.
Но ощущения конца света у них нет. Они отлично понимают, что Америка расплачивается нынешним кризисом за так называемую рейганомику, когда было снято множество ограничений на рискованные банковские операции, что вызвало взрыв экономической активности. Доходило до того, что компьютеры самостоятельно принимали решения о сделках. Есть такие программы, а компьютер оценивает риски вполне рационально – тогда как от серьезного игрока требуется иррациональное чутье, которого у компьютера нет по определению.

Здоровые нации в кризис объединяются

Самое интересное, что во время кризиса кандидаты в президенты, и Обама, и Маккейн,  вместо того, чтобы окончательно раскалывать электорат,  говорят примерно одно и то же. «Новые рабочие места!» – обещает Обама. «Реальная занятость!» – вторит ему Маккейн. И минимум взаимных обвинений в том, что это республиканцы развалили экономику, а демократы мешают им принимать эффективные меры по ее спасению. Здоровые нации во время кризисов объединяются, нездоровые – раскалываются. Сравнивайте сами.

Тем интереснее, что во время кризиса отношение большинства к Бушу – который, казалось бы, до всего этого и довел – значительно улучшилось. Влиятельный журнал Foreign Policy замечает, что весь мир будет еще благодарен Бушу за то, что он первым ответил на многие вызовы. Одновременно с выборами – и в момент кризиса, хоть и не на высшей его точке – выходит фильм Оливера Стоуна W, по бушевскому второму имени Walker; «Дабл-ю» служило ему университетской кличкой. Эта картина в меру язвительна, в меру комична (а Стоун никогда не был фанатом Буша – только после 11 сентября 2001 года стал резко полемизировать с Майклом Муром, который утверждал, что Буш виноват во всем и, может, сам атаковал «близнецов»), но главное – Буш предстает в ней политиком сложным, ответственным и в некоторых отношениях трагическим. Вместо того чтобы обожествлять власть поначалу и проклинать потом, как принято у нас, американцы сегодня демонстрируют поведение трезвое и умное. А кинокритик из «Нью-Йорк пост» даже называет колонку – W, значит Winner – «Победитель».

Америка выйдет из этого кризиса, хотя сама в нем виновата. Сама въехала в него – сама же и выберется. Потому что знает: кризис – вещь неизбежная, примета роста, показатель того, что мир еще жив. Выберется, потому что умеет во время кризиса активизировать не самые подлые, а самые симпатичные свои черты.