Рыбак-отшельник

Землянка времен войны

О Геннадии Ляхове в окрестных поселках слышали, но где он точно обитает, никто не знает. В этом смысле Геннадий – настоящий отшельник. К нему запросто не доберешься. Он меня предупредил, когда я через десятые руки оты­скал номер его мобильника: сам не найдешь, поэтому буду встречать.
Потом мы старались не отстать от его потрепанной «пятерки». Мой старинный приятель Андрей, который согласился отвезти меня к отшельнику в гости, всю дорогу тихо и обреченно матерился – Геннадий гнал по бездорожью, а Андрюха жалел свою новенькую «Таврию». Увидев весеннее раскисшее поле, через которое нам предстояло перебраться, он сник окончательно.
Красная «пятерка» отважно, словно субмарина, переплыла огромную лужу. На всякий случай перекрестившись, мы последовали за ней. Преодолев полевую грязь и вдоволь попетляв по лесу, мы наконец вырулили к береговым владениям Геннадия Ляхова – легким деревянным домикам. Поначалу я даже решил, что попал на хутор, когда увидел мирно пасущуюся лошадь, кур и собак.
В домике – кухне и столовой одновременно – на стене висит портрет не Ющенко, а почему-то Брежнева, а на столе свалены продукты: колбаса, кофе, печенье. В самой землянке с видом на воду темно и тесно. Но там Геннадий только спит, а все остальное время проводит на свежем воздухе.
– Здесь бои шли во время войны, – рассказывает он историю своего жилища. – На этом берегу наши стояли, на другом – немцы. Землянка с тех пор осталась.
Тут непременно надо напомнить, что Геннадий Ляхов никакой не алкаш. Он так и говорит: поставь бутылку водки – год на нее смотреть буду. И не бомж – у него в Харькове квартира есть, там родители живут. Просто Геннадий – рыбак. И под землю 10 лет назад ушел именно из-за своей страсти к медитации с удочкой на берегу.

Отличный клев

В лесу Геннадию Ляхову лучше, чем в городе. Там – суета и пыль, а здесь тишина, свежий воздух, лисы бегают. Вообще-то его добровольное отшельничество началось даже не с рыбалки, а с Чернобыля. В зараженную радиацией зону Геннадий попал через месяц после того, как рванул реактор. Стоял в оцеплении. Вернувшись в ноябре в Харьков, пошел на завод. Парню было 27, когда его уволили по состоянию здоровья – это официально. А неофициально – за несговорчивость. Он сначала судился, искал другую работу, но из-за той самой записи в трудовой его боялись брать. А потом плюнул. В начале 1990‑х оформил III группу инвалидности – после Чернобыля здоровье заметно пошатнулось. Пенсию дали царскую – 400 рублей, в несколько раз больше обычной. И Геннадий здраво рассудил: зачем работать, если можно рыбачить? Сначала делал это в свое удовольствие, а когда инфляция пенсию сожрала, рыбу стал продавать. Так рыбалка спасла его и от безденежья. Сейчас у Ляхова пенсия снова хорошая по украинским меркам – 250 долларов. А вот к рыбалке он так и не остыл.
Несколько лет «соображали» на троих – Геннадий нанял двух помощников для рыбалки. Мотаться из города на Печенеги было накладно, да и сети нужно было охранять. И однажды Геннадий предложил остаться в лесу навсегда. Мужики затылки почесали и отказались, а Геннадий натянул на берегу палатку. Первые три года он еще зимовал дома, а в 1998-м окопался на берегу окончательно.
– А почему именно здесь? – окидываю взглядом бесконечную воду.
Ляхов широко улыбается:
– А здесь аккурат середина и клев лучше.
Говорит, за год обошел весь берег, но здесь ему понравилось больше всего. Правда, потом он открыл мне страшную тайну: дело в том, что когда-то он рыбу сетями ловил (водился за ним такой грешок). Так вот, редкий рыбинспектор доезжал до середины Печенег. И было Геннадию обычное рыбацкое счастье.
Вообще, я сразу понял, что Геннадий Ляхов не лыком шит – строения, в которых он живет, временные, законом разрешенные. Именно поэтому его и не преследуют. Правда, лет пять назад он наступил на хвост местной администрации. Удумал арендовать земельный участок и превратить его в турбазу. Обещает заткнуть за пояс Средиземноморье. Уже и спонсоров ищет, только те предпочитают Средиземноморье настоящее. Но Ляхов не отчаивается и пока воюет с администрацией поселка, к которой Печенеги приписаны. Пытается доказать, что по закону имеет право на аренду. Он и Земельный кодекс наизусть цитирует. Войне этой уже лет пять, и конца пока не видно. Местные чиновники его лагерь давно горячей точкой окрестили. Однажды на берегу даже боевые действия развернулись. Прикатил бульдозер, чтобы домики сровнять с землей. Геннадий церемониться не стал – схватил в одну руку Земельный кодекс, в другую – то, что ближе всего лежало (кажется, выхлопная труба от мотоцикла, он уже плохо помнит), и отважно пошел на бульдозериста. Тот испугался, правда, непонятно, чего больше – кодекса или трубы, из машины выскочил с криком: «Сумасшедший!» И убежал. Но недалеко, потому что бульдозер все-таки за ним числился. Геннадий, конечно, бить его не стал, а просто пугнул, чтобы другим неповадно было.

Тоска по Наташке

Само водохранилище давно в аренде. Ляхов работает в одной из бригад – вместе ловят рыбу, сдают «хозяину», а то, что остается, продают. Мы тоже хотели у него карасиков прикупить, но лишних не оказалось. Зато Геннадий нам три килограмма раков подогнал по цене в несколько раз ниже рыночной. Мы потом дома с ними пиво пили. Очень вкусные.
В своей харьковской квартире Геннадий бывает нечасто. Пенсию доверил получать маме, даже откладывать получается – хватает и заработанного на Печенегах. Родители, кстати, были у сына в гостях. Им понравилось, но ездить часто не могут – болеют. А Геннадий, наоборот, стал гораздо лучше себя чувствовать. Он все прочней обживает берег. У него и свет свой, даже телевизор можно смотреть. Недавно лампочки энергосберегающие купил, а теперь размышляет о небольшой сауне. Временной, конечно, чтобы ее не снесли.
Недавно к нему примкнули такие же рыбаки-фанаты из других бригад. Но они после смены уезжают домой, а Геннадий остается. Один, потому что в свои 45 так и не женился.
– Наверное, женщины отказываются в землянку идти? – делаю я предположение.
– Вовсе нет. Я вот с Наташкой долго жил, она только год назад ушла.
И Геннадий поведал печальную историю о том, как был счастлив всего четыре года. Его Наташка выросла в неблагополучной семье: мать «сгорела» от алкоголя, отца давно лишили родительских прав. В свои 17 девушка практически бомжевала. А потом брат-рыболов устроил ее на работу в бригаду – она готовила рыбакам еду, убирала, стирала. Геннадий ее заприметил и, что называется, «переманил ценного кадра». Наташка перешла к нему, сначала просто работала, а потом их служебные отношения переросли в романтические. Наташка поняла, что с милым рай не только в шалаше может быть, но и в землянке. Они ездили к Наташиной бабушке, Геннадий ей кухню и ванную ремонтировал.
– Но оказывается, права была старуха Шапокляк: кто людям помогает, тот тратит время зря, – огорченно вздыхает Ляхов. – Стала настраивать внучку против меня, мол, не подхожу. Ну, Наташка и повелась. А мы вдвоем с ней ходили сети вытягивать… Мне нравилось, что Наташка все на лету схватывала. Много помощников было, но она лучше всех.
– Скучаете?
– Скучаю до сих пор и даже готов принять обратно. Детей хочу.
Тоскует Геннадий и по Наташке, и по несостоявшейся семье. А чтобы не раскисать, он, как и прежде, спасается удочкой. Рыбалка для него лучше всякого психотерапевтического сеанса. И только она никогда его не предавала.