Сергей Доренко: Самые жесткие – это очкарики-ботаники
Доренко – смелый человек. Пару лет назад он опубликовал книгу «2008», где описал развитие российской истории, специально приблизив час «Х» (выборы), словно отдавая на суд свои предвидения.
Причем имена героев оставил подлинные, застраховавшись только крошечным предисловием, мол, все это «суверенный вымысел». О сбывшихся и несбывшихся прогнозах мы, собственно, и беседовали.
Мыслительные способности
– У вас в книге преемником президента назначен Козак. Ошибочка вышла?..
– Небольшая. Я был уверен, что он точно будет не из силовиков. Думал, выберут Козака или кого-то из юристов. Мыслительный процесс в выборе преемника был доверен тем, кто подтвердил свои мыслительные способности – Валентину Юмашеву, Александру Волошину и Роману Абрамовичу. Вот три таких человека, наделенных не только интеллектом, но и пониманием того, что много денег лучше, чем мало, и выбрали Медведева.
– А Сурков, выходит, своих мыслительных способностей не подтвердил?
– Нет. Он кот Бегемот, если пользоваться характерами из «Мастера и Маргариты». Помните, стреляет с люстры в чекистов, гром, пальба, керосином все полил, пожар устроил, а никого и не ранил даже…
– Ровно три года тому назад, в апреле 2005-го, вы давали «Собеседнику» интервью, где, как ни странно, часто поминался Медведев, причем вы отмечали его жесткость. Нас ждет «твердая рука»?
– Медведеву все время придется доказывать, что он не шутит. У него будет постоянная проблема с коммуникацией. И он, чтобы не случилось коммуникативной ошибки, будет вынужден быть жестче, чем Путин, и существенно жестче, чем Ельцин. Самые жесткие люди – это очкарики-ботаники. Им все время приходится доказывать себе и другим, что у них нет комплексов, психологических проблем. Представьте ситуацию, что вам надо управлять бандой головорезов. Вы понимаете, что не можете материться и при каждом слове стрелять из маузера – просто не умеете. И тогда вы должны сказать, очень спокойно и тихо: товарищи головорезы, я даю вам такой-то приказ. Но прежде чем вы его выполните, я расстреляю каждого десятого. А в конце опять расстреляю каждого десятого. И тогда они поймут, что вы за базар отвечаете.
Перст Божий
– До выборов вы убеждали всех, что любой преемник через два месяца войдет во вкус и ничто не помешает ему забыть обещания. Не поменяли своего мнения?
– Нет. Отличие Медведева от Путина, на мой взгляд, в том, что он видит некие задачи служения, у него есть некое ощущение миссии. Это очень важная вещь, она бывает дико полезной и, наоборот, страшно роковой в русской истории. Несмотря на то, что он обязан этой команде, он скоро войдет с ней в столкновение. Я не знаю, как долго он вытерпит, думаю, до первого кризиса, который позволит ему сказать этой команде: братцы, по-вашему, видите, как-то хреново получается, давайте по-моему теперь будем работать.
Второе – человек, который попадает в кресло под знаменем и гербом, где он решает судьбы десятков миллионов, начинает думать, что на столь высокий пост он попал не случайно – это действительно перст Божий был. Это не Владимир Владимирович на него указал, это сам Господь указал на него, и он не случайно здесь. И конечно, его великая историческая задача – сделать что-то для России. Этим вопросом мучился даже Путин. Он уже летом 2000 года говорил мне: «Надо же что-то сделать для России». То есть человек мучился: ну, собственно говоря, в это кресло я сел, а что сделать для России, хрен его знает.
Думаю, очень скоро команды, которые обеспечивают двух лидеров, войдут в столкновение. Трения по функциям должны начаться не позднее осени, потому что договориться на словах – одно дело, а договориться на деле – другое.
– Система гарантий у Путина серьезная, вдобавок он создал мощную систему противовесов…
– Институциональные гарантии в России не работают. Потому что мы – совершенно другая страна: вождистская и даже хуже. У нас президент не просто царь. Это человек, который может все и ни за что не отвечает. Поэтому осенью обязательно начнутся трения. Так даже с Ельциным было, хотя у него вообще никакой команды не было. У него имелись гарантии золотой клетки: он сидит в Горках-9 и не вякает. И насколько я помню, был дикий конфликт, когда он вышел на «Нику», зал встал, аплодировал ему, Борис Николаевич сказал что-то духоподъемное русской творческой интеллигенции… А потом был дикий скандал. Со стороны Кремля, Путина. Было сказано: если Ельцин еще будет ходить и поднимать рукоплескающие залы по Москве, то все гарантии и все до одной договоренности отменяются. После чего старик, огорченный, погрузился в себя и нигде больше не появлялся.
Видите, даже в таком простом деле, как пенсия, возникают трения в трактовке договоренностей. А здесь будут две живые команды, наполненные амбициозными ребятами, молодыми хищниками, стремящимися утвердить свое право на солнышко, воздух, воду… На передел. Они схватятся. Должны схватиться.
Это как прогноз погоды
– В том интервью «Собеседнику» вы говорили, что счет идет уже не на годы, на месяцы. Что революция у нас будет чуть ли не завтра… Обсуждали лишь – по бархатному сценарию или нет… А сейчас так же уверенно говорите про сентябрь.
– Отвечать за сроки мне так же трудно, как метеорологу. Но ситуация-то стагнирующая осталась. Отсутствие социального движения, дикое расслоение, несправедливость, атомизация общества – все это никуда не делось. Полная безответственность власти перед народом. Ну, в смысле она иногда делает ответственные поступки, но не обязана. Потому что вообще они нам ничего не должны – вот в чем дикость. И это все осталось. Но русский человек за последние, может быть, лет 5 увлеченно рассчитывает кредит, который должен выплатить, – кто-то за Opel Corsa, кто-то за Opel Vectra, а кто-то за Hyundai Accent… И когда ему говоришь о свободе, о социальных лифтах, о том, что такое положение дел не может продолжаться вечно, что система сама по себе очень хрупкая, он, конечно, отмахивается. Ему пока весело с калькулятором, он нюхает свою новую машину, наслаждается ею, высчитывая кредиты. Он все променял на консюмеризм. Как долго это может продолжаться? Я, кстати, надеялся бы, что это будет продолжаться долго. Потому что я весь здесь. У меня нет бизнесов зарубежных. Если жахнет, будет плохо для меня. Но с другой стороны, я боюсь, что если будет долгая стагнация, то и откат маятника будет слишком серьезным, поэтому нужно как-то подтравливать давление. Не знаю, как это будет делать Медведев.
– Новый президент продолжит путинское закручивание гаек?
– А никаких гаек нет. Нет никакой вертикали власти. Есть выстроенная пирамида феодальных отношений. Суверен обязан наверх делегировать лояльность. А дальше на своей земле он судит, как сам желает. Сам характер власти при Медведеве, думаю, не изменится. Но он надеется на институты, которые собирается дать стране. А я считаю, что этого недостаточно. Нужны смыслы, объединяющие идеи. Институты – это здания, форма. А если она наполнится коррупционным содержанием, что это изменит?
Философ Александр Неклесса утверждает, что мы – страна, потерявшая смыслы. И мы не можем обрести их в собственном консюмеризме – ведь смысл жизни и смерти не может описываться терминами «через два года куплю новый Opel». Без смыслов мы распадаемся. И весь наш смысл сегодня приходит к тому, что гуманизм, который не был выстрадан войнами и жертвенностью, никогда не стучал в русских сердцах. Ну что, Чубайс стучит в моем сердце? Или какой пепел Гайдара стучит в моем сердце, чтобы я дрался за этот консюмеризм современности? И чтобы я готов был умереть. Умереть за Абрамовича? Это смешно.
Имитатор оргазма
– Путин вас приглашал, вы отказались работать в его команде, но встречались с ним несколько раз. Какое ощущение от этого человека у вас осталось?
– К президенту я отношусь, как к функции – это важно понимать. А к Владимиру Путину я отношусь, как к человеку. И не могу сказать, что у меня негативное к нему отношение. Я отношусь к нему ровно так, как написал в книге – с пониманием, с иронией, с гордостью и горечью. Горечь от упущенных возможностей. Потому что он все-таки не человек миссии, не человек служения. К сожалению или к счастью, не знаю, он не обладал этим даром. Он человек, который просто удерживался, имитировал… Есть такие талантливые люди, которые имитируют оргазм. А Путин имитировал оргазм власти. Он, в общем, не совсем на своем месте, но очень неплохой парень. У него была трудная жизнь не потому, что надо было чего-то достичь, а потому, что надо было не утонуть в нефтедолларах.
– А как отнеслись в Кремле к вашей эпатажной книге?
– Вообще-то это была попытка описать реальные вещи. Я знаю, что ее в Кремле читали. Но, спасибо Трегубовой, она их научила не реагировать на подобные вещи. Потому что они начали гонять ее за «Диггера», и она продала, кажется, 300 тысяч книг. А моя гонениям не была подвергнута, и мы продали каких-то жалких 40 тысяч.
Не могу плевать в свои 90-е
– Девять лет назад вы говорили, что у вас всего два друга – Березовский и Явлинский. И если попадет вам в руки компромат на кого-то из них, вы предоставите разбираться коллегам, сами заниматься этим не будете. Отношения с обоими сохранились?
– Да. У меня очень теплые чувства к правдоискательству, к образу мышления Григория Алексеевича. Я очень ценю наши с ним былые чаепития. А Борис Абрамович… У нас с ним сейчас нет общих дел. Я ему позвонил, когда Бадри умер. Да вот недавно мы собирались – в апреле – встретиться на Красном море (наверное, не получится). Главным образом поболтать. Потому что с ним садишься и часами просто болтаешь. Мы с ним обсуждаем очень много вещей – от философии до воспитания детей. С Борисом очень интересно, он экстраординарный человек. У него абсолютно демоническое обаяние. И он им страшно дорожит.
Березовский – тоже человек своей правды. Половина творческой Москвы кормилась с его руки – начиная от «Триумфа». Причем все при этом говорят, что они взяли грязные деньги. Например, Елена Боннэр, взяв 3 млн $, сказала: «Я взяла грязные деньги Березовского на память Андрея Сахарова». Я ему тысячу раз говорил: «Ты не должен такие вещи разрешать. Почему они тут же торжественно плюют тебе в руку, дающую им помощь?» А он отвечает: «Меня вообще не интересует форма, только содержание». И здесь у нас большой спор, потому что я считаю, что содержание заключено в форме. И форма влияет на содержание. Попробуйте разложить меня на молекулы, и вы обнаружите, что никакого Доренко больше нет. Березовский этого не понимает.
Несколько раз мне говорили: если ты как-то вытрешь ноги (чтобы это было публично) об этого человека, то вновь сможешь занять такие-то посты… Я отвечал: ребята, я тогда совсем не смогу бриться. Как я подойду к зеркалу? Мне захочется плюнуть в эту рожу. Зачем, почему я должен? Я не могу плевать в свои 90-е. Это же мои годы, моя дружба. Мы с ним столько соли съели, были в таких диковинных местах, столько раз ходили под снайперами, обстрелами в той же Чечне…
– Ваш суд с Немцовым закончился?
– Нет. Борис Ефимович в своей книге написал, будто я к нему подходил в аэропорту Нью-Йорка и каялся, что нанимал проституток, чтобы его дискредитировать. Мне страшно интересно, как Немцов докажет в суде свои выдумки. Потому что не было никаких проституток – девушки, которые его видели, всего лишь исполняли стриптиз-шоу. Они подплывали к Немцову в мокреньких рубашечках в бассейне. Я тогда сказал в комментарии: Борис Ефимович, ты все-таки первый вице, думай, куда ходишь. Ты приехал на базу отдыха, видишь, там стриптиз-шоу, какие-то девки полуголые плавают в бассейне, какие-то танцуют… Ну скажи: ребята, извините, я занят – и уйди. Ты ж правительство российское. А девушки эти вообще дали интервью не про Немцова, а про организаторов – потому что те их кинули на деньги. И дали они интервью не мне, а телекомпании ВИД, которая побоялась выпускать это в эфир – все-таки первый вице фигурирует, хоть и через запятую. Меня спросили: ты можешь дать? Я ответил: мне плевать…
Восстановим империю Хань
– Вы часто бываете в Китае. Нам далеко до них?
– В прошлом году был там три раза. Я горжусь своими нефритами и вот показываю что-то на рынке в Китае, а рядом китаец вдруг начинает мне тыкать: смотри, какой у меня. Смотрю: какая-то шпана китайская во вьетнамках. Но нефрит у него реально стоит 20–30 тысяч евро – я в этом разбираюсь. И не понимаю, как это вяжется с его сандаликами. После этого он садится со своим нефритом в Porshe Cayenne и куда-то смывается. Современный китаец – куда, зачем за ним гнаться?!
Всем странам далеко до них. Их уже не догнать. И не нужно даже стараться. Там возникла уникальная ситуация. С целью вполне внутренней и эгоистической США создали Китаю лучшую в мире промышленность. Создали для своего внутреннего удобства – для того, чтобы цены упали, чтобы схлынула долларовая инфляция: они ее экспортировали в Китай за дармовые продукты, товары, стремящиеся по себестоимости к нулю… Сбывается пророчество Владимира Сорокина из «Дня опричника», где у героя был «настоящий китайский Mercedes, не рухлядь европейская». Кстати, у них веками срабатывала объединяющая нацию идея: восстановим империю Хань. Была такая во втором веке новой эры, но она пала – и все это время китайцы пытались восстановить ее величие.
Лайки-минеры
– Вы, говорят, подрабатываете на биржевых операциях…
– Нет, я на них зарабатываю – журналистика кормит недостаточно. Мне страшно распространяться на эту тему, так как предвижу общение с каким-нибудь налоговым инспектором, хотя и плачу налоги. Я веду биржевые действия от имени компаний (в этом смысле я брокер), но я участвую во всем этом бизнесе, и в этом смысле я лицо лично заинтересованное.
– То есть у вас акции каких-то компаний и вы их продаете и покупаете?
– Я участвую в столь запутанных схемах, которые мне самому не всегда понятны.
– Кто придумывает их?
– Иногда сам. Иногда помогают. Вообще я живо интересуюсь деньгами и очень горд, что за год (если считать от сегодняшнего дня) оказался в минусе всего на 7%. Горд, потому что год был неудачным – многие летели и на 50% в минус.
– Вы раньше говорили, что автомобиль для вас не средство передвижения, а средство самореализации. Это как?
– Я раньше много ездил просто для того, чтобы успокоиться. Но сейчас я так не думаю, потому что никогда не нужно ни с кем соревноваться. Но я люблю дорогу, люблю ни с того ни с сего сказать жене: поехали куда-нибудь – и махнуть в Минск к друзьям на один день. Получается в дороге 7 часов, но это неважно, мне нравится само движение. Я вообще хотел бы, чтобы у меня была яхта. Надеюсь, что когда-нибудь будет.
– Слышала, что в ожидании яхты вы купили трех лаек и собирались зимой на них ездить…
– Да, только мы их так и не научили. Они дуры такие – все время делают подкоп под воротами и сбегают. Минеры. Мне кажется, они любят только два занятия – либо пытаются тебя зализать до смерти, либо куда-нибудь сбегают. Этой весной сбегали уже два раза. Первой обычно это делает серенькая Зимка. Все местное население их ищет. А у нас в дачном поселке сейчас много таджиков, и все они регулярно получают номера наших мобильных телефонов – мы их просим, чтобы звонили, если встретят волчицу (Зимка похожа на волка). А привязать нельзя: выть начинают, жалко.
– А мотоцикл у вас остался?
– Один я продал, а второй у меня родина отобрала: он был конфискован как оружие. Мой наезд на того пьяного парня был квалифицирован как хулиганство с оружием. А оружием был, по версии суда, мотоцикл. Там вообще было много смешного, в том «деле о наезде».
– Какая у вас сейчас машина?
– …Мне стыдно – у меня их много. Зиму проездил на Audi, а с 1 апреля открыл сезон и пересел в Mini Cooper Cabrio (кабриолет). Меня тут милиционер остановил (а милиционеры на Рублевке, где я живу, всех знают) и говорит: «Такая машина вам не подходит, она подошла бы одной из ваших дочек». Я ему ответил: «Ну ладно, что вы меня стыдите, мне нравится, я мистер Бин: говорю, как придурок, езжу так…»
– А чем заняты дочки? Они у вас ведь уже взрослые. Сын вот, наверное, учится…
– Да, Прохору 8 лет, он в третьем классе физматшколы. А дочки – Ксения, 22, и Катя, 23 года, тоже учатся. Я уже запутался. Ксения, например, закончила социологический факультет Университета дружбы народов (РУДН), а сейчас учится на двух юрфаках – в том же РУДН и в МГИМО. Где-то у нее магистрат, где-то бакалавриат… Катя тоже закончила социологию, еще какие-то курсы в университете Коламбиа в Нью-Йорке, сейчас учится на геммолога и еще слушает второй курс, связанный с этим, в геолого-разведывательном. Очень хорошо фотографирует. И девочки, и моя жена занимаются искусством – нефритом и жадеитом.
Я как-то сказал дочерям, что мы с мамой их будем содержать, пока они учатся, теперь у меня подозрение, что они будут старательно учиться и накручивать обороты лет до 50. Замуж выпихнуть их решительно невозможно, потому что они не хотят лишаться самостоятельности, и я просто страшно интригую, чтобы сбыть их с рук, но у меня не получается.