Шарикова нашли среди алкоголиков

Уже следующим утром фразы из фильма растащили на цитаты, а имена героев стали нарицательными и навсегда прилепились к исполнителям ролей. Владимир Толоконников и сегодня не кто иной, как Шариков. А Роман Карцев – никакие не «раки», а самый настоящий Швондер. Представить сегодня кого-то другого, а не Евстигнеева в роли профессора Преображенского тоже довольно сложно. Да и сам актер называл этот образ самым любимым…

Толоконников до сих пор помнит текст

Снять фильм по повести Булгакова предложил режиссеру Владимиру Бортко его коллега Сергей Микаэлян, возглавлявший тогда телеобъединение «Ленфильма».
– Встретив меня в коридоре студии в тот раз, Микаэлян  протянул журнал, – делится с «Собеседником» Бортко. – Я пришел домой, начал читать, дошел до монолога профессора и понял, что буду снимать и даже знаю, как. Это должно быть черно-белое кино и т.д. и т.п.
Претендента на роль собаки-человека искали по всему Советскому Союзу. Пробовались как малоизвестные актеры, так и состоявшиеся – Николай Караченцов, например… Пока режиссер не вспомнил лицо, которое увидел в научно-популярном фильме про алкоголиков. Окончательно убедили режиссера пробы – будущий Шариков играл знаменитую сцену: «Желаю, чтобы все!»
– Володя убил меня в тот же миг, как сделал глоток водки, – признается Бортко. – Он так убедительно хмыкнул, так хищно дернулся его кадык, что я утвердил его, не колеблясь.
За роль Полиграфа Полиграфовича Толоконников, утверждающий, что до сих пор наизусть помнит свой текст, получил Госпремию и просто бешеную популярность. На улицах в него тыкали пальцем, подходили просить автограф. «Вы хоть знаете, как моя фамилия?» – робко спрашивал актер. «Конечно, – удивлялись вопросу поклонники. – Шариков».
– Я до сих пор благодарен Владимиру Бортко, который отстоял меня перед чиновниками и позволил вытянуть счастливый билет , – говорит Толоконников. – А еще Булгакову – когда бываю в Москве (артист живет в пригороде Алма-Аты. – Авт.), непременно прихожу на его могилу поставить свечку.

Дипломатик Евстигнеева

За право внести в свою фильмографию роль Филиппа Филипповича Преображенского развернулась битва титанов. Пробовались Леонид Броневой, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев, Владислав Стржельчик. Но победил Евгений Евстигнеев.
– Он, как и я, не читал «Собачьего сердца», – вспоминает режиссер. – И спрашивал у родственников, стоит ли ему сниматься. Они дружно отвечали: «Да!»
– Этот фильм возник в жизни отца очень вовремя и буквально спас его, – говорит Денис Евстигнеев. – Папа переживал сложный период, когда во МХАТе его отправили на пенсию. Трудно соглашаясь на работу в «Собачьем сердце», он потом просто жил ею. Что было на площадке, я не знаю, но он постоянно говорил о своей роли, что-то наигрывал, показывал какие-то сцены… В тот момент картина стала для него опорой.
Одна из свидетельниц работы Евстигнеева на съемках – исполнительница роли заведующей культотделом Вяземской, той самой, что призывала профессора купить газеты в пользу голодающих детей Германии.
– Ни для кого не было секретом тяжелое душевное состояние Евстигнеева в то время, – подтверждает слова сына актера Наталья Фоменко, актриса Малого драматического театра Санкт-Петербурга. – Иногда он брал свой дипломатик и удалялся в  комнату, объявляя: «Пойду поучу текст!» А выходил оттуда уже навеселе. К концу дня реквизиторы этот дипломатик с коньячком уже припрятывали…
Несмотря на такое «нерабочее» состояние, крупные планы актер, по словам Фоменко–Вяземской, держал идеально. Выдавала его порой невнятная речь, но эти мелочи Евстигнеев с режиссером поправили на озвучании.

Хохмил один Карцев

Роман Карцев тоже был не единственным кандидатом. На роль Швондера пробовался еще Семен Фарада. Однако режиссер сделал выбор в пользу юмориста и ему одному разрешал хохмить на съемках – так можно было хоть немного разрядить обстановку, которую все актеры вспоминают как очень напряженную. Досталось даже композитору – Владимиру Дашкевичу.
– Сначала Володя думал, что я жду от него чего-то веселого: «Для балалайки же», – рассказывает Бортко. – Но я объяснил, что тут трагедия. Он немало удивился, но принес потрясающую музыку. Слова родились из поэмы Есенина, написанной в стиле «Яблочка»:

Пароход идет
мимо пристани,
Будем рыбу кормить
коммунистами…
Я позвонил Юлию Киму, и на следующий день были готовы частушки:
Эх, яблочко, да с голубикою.
Подходи, буржуй,
глазик выколю!
Глазик выколю,
другой останется.
Чтоб видал, говно,
кому кланяться!

Правда, потом между песнями и танцами Шарикова, так поразившими профессора Преображенского, получилось расхождение. Режиссер объясняет это просто: пел актер, а на балалайке за него наяривал профессиональный музыкант. Но заметят это в кадре немногие.
– Насколько быстро – за полтора месяца – мы запустились с этим фильмом, настолько сложно было его сдавать, – сетует Бортко. – Худсовет на студии заключил, что кинофильм не сильно удался. На ЦТ были более благосклонны: начали смотреть картину с мрачными лицами, а под конец даже развеселились. Зато газеты на следующее утро после премьеры камня на камне от нас не оставили. Это надо было почитать: дурость редкостная. Помню, позвонил расстроенный Толоконников: «За что нас так? Где мы недоработали?» Я ответил: подожди, время рассудит.