Полина Дашкова: Путин не снился мне в эротических снах!

Мы встретились с писательницей, чтобы поговорить о мифах, тиранах, мистике и современной литературе. А чтобы вы, уважаемый читатель, тоже прикоснулись к тайне, мы убрали из текста интервью ровно три вопроса. Тот, кто первым угадает, как именно они звучали, получит в подарок новую книгу с автографом Дашковой.

Как ко мне приходит Слава

– Полина Викторовна, правда, что вы не жалуете журналистов?
– Нет, почему? Есть прекрасные журналисты, но есть и те, которые выдумывают желтые байки и выдают их за реальные факты. Обо мне однажды написали статью, и там была фраза: «К приходу славы семья Полины Дашковой отнеслась спокойно». Получилась опечатка: «славы» написали с большой буквы. Позже я прочитала, что в моей семье теперь живет какой-то Слава, и так далее, по цепочке.
Другая история вообще замечательная. Как-то я давала интервью девушке из молодежной газеты, и она стала мне вдруг рассказывать, что ей Путин снится в эротических снах. Я ей говорю: «Поздравляю. Вам нужно как-то налаживать свою личную жизнь». На этом мы разговор закончили, текст я не вычитывала. А потом смотрю: в Интернете висит мое интервью, в котором журналистка свои эротические сны приписала мне – как будто это я ей рассказывала. Я разозлилась, конечно, но не стала ее разыскивать.
А через некоторое время немцы прислали человека брать у меня интервью. Разговора не получилось, и тогда он просто залез в Интернет и настрогал там все самое желтое и гадкое. И вот мне звонят из немецкого издательства и напряженно так спрашивают: «Полина, скажите, а вы действительно говорили в интервью, что Путин снится вам в эротических снах?» Я рассказываю эту историю. И тут интересно, как немцы реагируют. Во время Франкфуртской ярмарки выходит газета, на первой полосе – опровержение. Бедолага-журналист лишается работы, а ко мне на стенд приходит главный редактор с личным извинением.
– Вы как-то говорили об Америке, что там до сих пор в ходу russian-клюква (медведи, шапки-ушанки). У немцев, получается, другое восприятие русского человека?
– Да, более уважительное. Начнем с того, что Германия – более читающая страна, это подтверждает статистика. Там на квадратный километр территории приходится максимальное количество книжных магазинов, все они работают, и книги востребованы. А общество, которое много читает, всегда умнее.
Америка – другое дело. Один раз крупная американская студия безуспешно пыталась экранизировать мой роман «Образ врага». Начались переговоры, и мне сразу дали понять, что сюжет надо изменить. У меня там есть второстепенный герой, офицер Интерпола. Так вот, мне было сказано, что он обязательно должен стать главным действующим лицом, суперположительным офицером ЦРУ, вдобавок американцем – чтобы спасать героиню, беззащитную русскую. А это уже идеология, это политика, формирование общественного мнения. К сожалению, конфронтация между двумя империями по-прежнему существует, просто она то обостряется, то гаснет. Слава Богу, что нет слишком серьезных столкновений.

У Ленина бедная фантазия

– Раз заговорили о более серьезных вещах, хочу вас поздравить с новой книгой. Меня в вашем романе поразил образ Ленина – очень нестандартный, человечный.
– Занявшись Лениным, я столкнулась с поразительной вещью. Вот Сталин – монолит, он никого никогда по-настоящему не любил. С Екатериной Сванидзе он прожил всего год – она умерла очень быстро. Говорят, молодой Коба плакал на похоронах, но ведь это еще ни о чем не говорит. Да, конечно, он любил Светлану, свою дочку, – но до тех пор, пока она не стала самостоятельной личностью. Когда она посмела спросить, почему он тетушек ее посадил, получила в ответ: «Не лезь в адвокаты, иначе сама за ними пойдешь».
– А Ленин?
– Он любил. Во-первых, свою жену – он ее называл Подушкой (а соратники – Миногой), и она тоже его обожала. Во-вторых, Инессу Арманд. Это загадочный, странный роман, который заслуживает отдельного произведения. Он не убил никого, с кем вместе, условно говоря, пил чай, гулял по Альпам. Просто у Ленина была бедная фантазия, он не видел за абстрактными понятиями – кулачество, буржуазия – людей из плоти и крови.
В нем как будто сосуществовали два человека. Был человек страшный: Ленин много бранился, кричал, что все вокруг «умственные недоноски», начинал топтать людей, которые ему возражали. Становился жесток и непримирим. Но потом у него начиналась депрессия. И ведь он, между прочим, читал Тургенева, Гончарова, обожал природу, любил собирать грибы, играть в городки, в шахматы. В нем действительно был живой человек, обаятельный, привлекательный для многих, но был и монстр. И этот монстр его сожрал. И потом Ленин, в отличие от Сталина, не испытывал удовольствия от процесса уничтожения.
– Вопрос-загадка №1 (угадайте, о чем мы спросили писательницу).
– Так ведь не было никакого выстрела. Это идеологический миф. Я специально провела эксперимент: принесла знакомым врачам, докторам наук, «исторический» рентген и спросила, может ли пуля пройти по такой траектории. Так называемый «счастливый ход пули». И все медики в один голос сказали, что это невозможно: во-первых, стрелявший должен был сидеть на корточках, во-вторых, если пуля отрикошетила от позвоночника, она должна была раздробить позвонок и Ленина разбил бы паралич.
А вот вам еще один миф – слух о сифилисе Владимира Ильича. Тоже полная чушь. Сифилис мозга – последняя стадия заболевания, он дает симптомы, которые невозможно скрыть, и потом Ленина лечили замечательные врачи. Просто после его смерти выгодно было пустить слух, что вождь был больной сумасшедший сифилитик.

В церкви свои интриги

– В Misterium tremendum сюжетным двигателем становится тайное общество. Может, увлечение оккультными орденами и сектами связано с религиозным кризисом?
– Религиозный кризис – то, что внутри человека, а не в государстве. У нас в России такой кризис был перед 17-м годом. Понимаете, церковь – это государственный институт, со своим чиновничеством, интригами, со своими проблемами, это люди прежде всего. То есть священник такой же человек, просто на нем ответственности больше. И потом, не забывайте, что христианство существует два тысячелетия, а история человечества известна с гораздо более ранних времен. Так что опыт нехристианского, языческого мировоззрения богаче. И оно удобнее, ведь язычество – прежде всего жертвоприношение: я тебе курочку – а ты мне хороший урожай, я тебе овечку – а ты мне успех в моем бизнесе. Поэтому были и будут рецидивы язычества, они никуда не денутся.
– Вопрос-загадка №2 (о чем мы спросили Дашкову?).
– На самом деле я его все-таки дочитала, мне было любопытно. Понимаете, я ведь читаю много того, что не является художественной литературой – исторические документы, мемуары. Этот роман тоже своего рода исторический документ, это такой продакт-плейсмент, но только не макарон или памперсов, а в данном случае антихристианской идеологии.
– Вы действительно считаете, что нацисты хотели владеть монополией на эзотерику?
– Конечно. Это абсолютно мистическое учение, корнями уходящее в 60–70-е годы XIX века. Тогда в Англии существовало общество «Золотая заря» – вот вам истоки оккультного учения Третьего рейха. А когда нацисты пришли к власти в Германии, они немедленно запретили все масонские организации, арестовывали всяких гадалок, экстрасенсов, медиумов и прочих. Они должны были владеть монополией на все эти вещи. В институте «Аненербе» был такой нацистский философ-исследователь Горбигер, так вот, в один прекрасный день он разослал всем ученым Германии и Австрии послания: «Профессор Горбигер утверждает, что Земля вогнутая и мы живем внутри, как мухи в стакане. А тот, кто с этим не согласен – тот не ученый и должен быть подвергнут аресту».

Хочу внуков

– Вопрос-загадка №3 (а здесь мы спросили о…).
– Этот интерес никогда не угасал, просто советская литература была подцензурна. А если мы возьмем русскую литературу начала XX века – она вся ею насыщена: Брюсов, Бальмонт, Белый. И вспомните, ведь в Советском Союзе был интерес к экстрасенсам, к гадалкам. У нас в школе училась девочка, которую мама еще в восьмом классе водила к гадалке. Так что этот интерес никогда не угаснет, он вечный.
– А в вашей жизни были мистические совпадения?
– У меня просто очень сильная интуиция, это профессиональное. У нас в институте учился мальчик, он уже был на 5-м курсе, а я на 3-м, но мы дружили. И вот он защищал диплом и женился одновременно, а его любимая жила в Подольске. Мы стояли с ним в курилке, и вот он мне говорит: «Я сегодня купил машину, поеду к невесте». Он стоял передо мной такой счастливый, сильный, большой. И вдруг у меня возникло ощущение, как будто я из другого временного измерения смотрю на эту ситуацию, как будто я ее вспоминаю, и точка, из которой я наблюдаю, очень страшная. И я ему сказала: «Валер, я тебя прошу, не езди этой ночью». Он возмутился: «Да ты что, с ума сошла?» Мальчишеский такой кураж.
На следующий день прихожу в институт, а на доске висит некролог – он налетел на рейсовый автобус. Это было так страшно, я тогда очень сильно испугалась. Хочется думать, что это фантазия, что я все сочинила, но так действительно бывает.
– Вы ставите своих героев перед выбором, искушаете бессмертием. А если бы у вас в руках случайно оказался философский камень, что бы вы сделали?
– Ничего. Все очень просто, я вам объясню. У меня дети – две дочери, у меня муж, мама. Я очень хочу внуков. Я ведь в моей новой книге ответила на этот вопрос. (Одна из героинь романа покончила с собой – не захотела пережить умершую от старости внучку. – Авт.).
– Вам не кажется, что современные писатели делают ставку на увлекательность? Мол, читатель устает от рутины, а литература дает ему возможность отдохнуть.
– Читатель устал от халтуры. А халтура – это не жанр, а качественное определение. Сейчас в литературе существует четкое деление на настоящих писателей и искусственно рожденных, из пиар-пробирки. Люди халтурят за большие деньги, прибавьте к этому еще и писательские амбиции – вещь распространенную и неизлечимую…
Просто мало кто развивается до конца жизни. Как правило, человек застревает на каких-то стереотипах. Столкнулся с новым явлением, ярлычок повесил – собственный или какой навязали. Например, детектив – это плохо, я таких книжек не читаю. А откуда ты знаешь, что это плохо, если не читаешь? Мы просто боимся быть не как все, боимся собственного мнения.
Как-то раз мы с семьей друзей поехали отдыхать, и их дочка привезла с собой книжку очень модного в молодежной среде писателя. Девочка была воспитана на русской классике, в интеллигентной семье. Когда мы приехали, она была на третьей странице, а спустя две недели, когда уезжали, добралась до пятой. Я ее спросила: «Ну зачем читать, если не идет? Зачем ты себя насилуешь?» Она ответила, что у них на курсе все это читают и говорят, что круто. Поэтому стыдно не знать.
Ко мне однажды подошла известный литературный критик и призналась: «Я только тебя читаю на самом деле». Я ее не стала спрашивать, почему она во всех обзорах относит меня к трэшу: Дашкова, Донцова и т.д. Это ее круг, ее среда, шаг влево, шаг вправо – и всё, ты выпал, ты чужак.