Дмитрий Быков: Ненавижу цензуру!

«Собеседник» родился на сломе эпох, и этот слом отразился на его страницах, как следы на песке. Мы это увидим. «Собеседник» никогда не стоял в стороне от жизни: политики, любви, секса, культуры, спорта. Как менялись наши вкусы, понимание и пристрастия? «Собеседник» с самого начала был неравнодушен к талантливым журналистам, пестовал их, холил, растил. Многие известные журналисты начинали здесь свою блистательную карьеру. Пусть теперь отвечают на анкету.

Дмитрий Быков, ныне креативный редактор «Собеседника» свою «трудовую биографию», как писали в 1984 году, или карьеру, как говорят ныне, начинал здесь, на Новослободской, 73 – корреспондентом в «отделе коммунистического воспитания молодежи». Молодежь Дима в коммунистическом духе так и не воспитал, да и, собственно говоря, никто от него этого не требовал – тогда многие слова значили совсем не то, что было на самом деле. Зато сам Дима вырос в известного писателя, поэта – автора двух десятков книг, лауреата первой премии «Большой книги», публициста, теле- и радиоведущего, мыслителя и ньюсмейкера.

Вопрос: Что Вас привлекает в «Собеседнике»? 

Ответ: Абсолютная неангажированность газеты, ее верность принципам поздних восьмидесятых, отсутствие крайностей в позиции, готовность печатать талантливый текст независимо от ее направленности. Слаженный и хорошо сработавшийся коллектив, где новые люди быстро осваивают правила. Отсутствие тупой менеджерской практики, при которой творчество ничего не значит, а выпускники бизнес-школ исходят из своих абстрактных представлений, одинаковых для газеты, нефтянки и мобильной связи. Интерес к человеку – и в работе, и в выборе тем. Надежность. Репутация издания. Солидарность коллег. Взвешенность мнений. Категорическая неспособность и нежелание вписываться в какой-либо разряд, графу, партию или клан. Плюс к тому я вообще человек привязчивый – сорок лет на одной улице, двенадцать лет в одном браке, двадцать пять лет в одной профессии и одной газете. Хождения налево (вроде работы в других изданиях) не означают отказа от главного и всегда осуществляются не в ущерб ему.

В.: Достоинство, которое вы больше всего цените в собеседниках?

О.: Неумение вписываться в существующие форматы. По-моему, интересно только то, что вне формата, между жанрами, вне идеологии и т.д.

В.: Недостаток, простительный для журналиста?

О.: Поверхностность

В.: Непростительный недостаток?

О.: Продажность

В.: То, что вам отвратительно в коллегах?

О.: Не знаю. Честно говоря, процент плохих людей среди журналистов всегда казался мне гораздо меньшим, чем во всех других профессиях. Все-таки эта работа отбраковывает людей ленивых, глупых, нечестных, трусливых и плохо пишущих. Отбирает, в свою очередь, хороших и одаренных. Здесь едва ли не самый жесткий фильтр - жестче, чем в литературе. Наверное, есть всего два человека - не буду называть их, - которые в моих глазах позорят профессию. Одного знают все, другого - почти никто. Но ведь у них, собственно, другая профессия.

В.: В ньюсмейкерах?

О.: То же, что и во всех людях. Апломб, желание унижать другого человека, глупость, жестокость, трусость, жадность.

В.: В мужчинах?

О.: В мужчинах довольно противен мачизм, повышенное внимание к брендам, хвастовство -- но это вещи простительные.

В.: В женщинах?

О.: Очень не люблю блядства - то есть любования собственной порочностью, гордости за нее.

В.: В читателях?

О.: Не люблю читателя, уверенного, что он во всем разбирается лучше меня, а я обязан ему угождать. Впрочем, такой читатель встречается редко. По крайней мере "Собеседника" он не выписывает.

В.: Любимое занятие

О.: Писать, когда пишется, искать грибы, когда они есть, и трахаться по любви.

В.: Любимый автор

О.: Очень много. Любимая книга – "Легенда об Уленшпигеле".

В.: Любимый жанр

О.: Читать – триллер, писать – стихи, эссе, триллер

В.: Любимое изречение

О.: "Я знаю, как надо жить, но я так жить не хочу" (Н.Слепакова)

В.: Назовите имя политика «всех времен и народов»

О.: Ленин. Без оценки, просто по масштабу личности.

В.: С кем из известных людей 20-21 веков вы бы хотели сделать интервью

О.: С Иоанном Павлом II.

В.: Встреча с кем из героев Ваших публикаций Вас «перепахала»

О.: Со многими, навскидку не вспомнишь. Очень сильное впечатление произвела на меня Роза Тюкалова, добровольно вызвавшаяся отдать свои глаза американскому коммунисту Генри Уинстону. Асхат Галимзянов из Казани. Из писателей -- Василий Аксенов (хотя не меньшее -- Александр Кабаков, Михаил Веллер, Валерий Попов, Александр Житинский, Эдуард Лимонов). Из поэтов самое сильное впечатление произвела Новелла Матвеева -- чистейший случай гениальности, который я видел в жизни. Правда, с ней я познакомился сначала как литературный ученик, а интервью она дает немногословно и неохотно.

В.: Что Вы больше всего не любите в профессии?

О.: Необходимость визировать интервью. Политическую цензуру и самоцензуру. Дедлайны (хотя иногда они даже стимулируют).

В.: Любите (цените)

О.: Артельный характер газетного труда, коллективный аврал, возможность быть в самых интересных местах и видеть главных людей, а также рулить судьбами мира. Плюс необходимость постоянно находиться в тонусе. Плюс экстрим в командировках, дружба с фотографами, романы с коллегами. Лучшие девушки -- безусловно, журналистки.

В.: Самое абсурдное высказывание/мнение, которые Вы слышали о себе

О.: Иногда я кажусь сытым и самодовольным. Это потому, что я толстый. Но толстый -- не значит сытый и самодовольный, да не такой уж я и толстый, честно говоря.

В.: О «Собеседнике»

О.: "А, это цветное приложение к "Комсомольской правде"!" (информация двадцатилетней давности).

В.: Можете назвать пятерку самых сильных журналистов «Собеседника» за всю его историю?

О.: Игорь Мартынов, Рустам Арифджанов, Руслан Козлов, Ольга Сабурова, Олег Ролдугин.

В.: Есть ли будущее у газет?

О.: Обязательно. Газета – часть быта, а в России быт меняют неохотно. На компьютерном мониторе не закусишь, сменную обувь в него не завернешь, еще много чего с ним не сделаешь.

В.: Ваше представление о несчастье

О.: Оно у всех людей одинаково, я думаю.

В.: О счастье

О.: Почему-то помню в жизни всего пять-шесть моментов острого счастья, и ни с какими достижениями, равно как и с любовью, равно как и с творческими озарениями, они не были связаны. Через мир все время проходят какие-то волны, иногда волны тревоги, иногда блаженства, и вот через меня несколько раз проходила такая волна абсолютного счастья. Рассказывать нет смысла, хотя ситуации помню отлично. Можно опять собрать все эти ингредиенты, и будет хорошо, но той остроты не будет. Вообще же мне кажется, что единственное всегда доступное счастье -- это взаимопонимание и милосердие. Еще одно доказательство, что ты не один такой. Еще одно доказательство бытия Божия. Мы можем это устраивать себе ежедневно, некоторые так и делают, дай Бог им здоровья.