Берман и Жандарев о своем проекте "На ночь глядя"

Б.Б.: Быть может, объяснение в том, чтобы не перекормить аудиторию десертом. Когда остается чувство легкого недоедания, к этому хочется возвращаться. Но невероятно сложно находить людей, которые были бы интересны и нам, и аудитории.

– Неужели интересы так разнятся?
И.Ж.: Есть немало людей, интересных нам, но они не входят в круг «медийных персон». Вот, например, Павел Санаев. Как бы ни была популярна его повесть «Похороните меня за плинтусом», сколько бы заметных фильмов он ни снял как режиссер, это человек, лицо которого телезрителю ничего не скажет. К сожалению.
Б.Б.: Порой из-за перестраховки мы просим нашего режиссера чаще давать титр с фамилией гостя – три или четыре раза за программу.
И.Ж.: Это только кажется, что людей, которых раскручивает глянец, узнают везде. В маленьких городах дорогие журналы не покупают – просто не на что.
Б.Б.: Не думать про этих людей мы не можем. Всю жизнь, сколько работаем на ТВ, я придерживаюсь такой формулы: какие бы передачи мы ни делали, мы должны ощущать себя ниточкой, связывающей культурную Москву со всей Россией.
Мы благодарны руководству канала, идущему навстречу нашим попыткам раздвинуть круг медийных персон. Скажем, у нас была балерина Мария Александрова из Большого театра. Цифры рейтинга были не очень высокие, но кто-то ее запомнил. Зрители будут понимать, что, кроме Волочковой, которую знают даже люди, никогда не бывавшие на балете, существуют и другие представители этой профессии. И что именно они занимаются искусством.
И.Ж.: Очень хочется, чтобы у массового зрителя сформировалось доверие к нам как к телебренду. Чтобы они знали: если человек приходит к нам, он безусловно интересен.

– Полагаете, вам еще не доверяют?
Б.Б.: Всему свое время. Вот если бы гость переворачивал в гневе стол, если бы зритель ждал, что в конце передачи Жандарев достанет из шкафа все скелеты… Но наше желание – чтобы разговор не на повышенных тонах, о сущностном вызывал интерес. Это кропотливая работа. И чтобы воспитать такую аудиторию, программа должна жить долго.
– Пока она в эфире лишь третий год, но уже лишилась прямого эфира.
Б.Б.: Тем не менее принцип «здесь и сейчас» остается основополагающим. У нас почти нет монтажа.

– Кто придумал ваш фирменный проход?
И.Ж.: В похожих передачах, которые мы делали на других каналах, мы тоже выходили. Просто проход был короче. Но дизайнер «Первого» Дмитрий Ликин придумал декорацию, которую грех было не использовать.
Б.Б.: Поначалу мы просто шли, но выглядело это странно. Тогда было решено, чтобы мы разговаривали. Это для нас вызов, и мы пытаемся с ним справиться. Пока эту идею у нас никто не украл. Но украдут, вот увидите. Воруют все!

– Не имею в виду плагиат, но в «Школе злословия» ведущие обсуждали героев за кадром. Если бы зритель мог подглядеть, как до и после программы делаете это вы?
Б.Б.: Это было бы очень скучно.
И.Ж.: Мы люди технологии, и для нас важно как, а не что. Нам не хочется никого пригвоздить. Своей задачей считаем, чтобы герой блеснул, позволил себе быть с нами самим собой. Как провести беседу, чтобы получилось именно так – об этом мы и говорим.
Б.Б.: Иногда такая тоска берет: собеседник говорит, а я уже знаю все, что он скажет – читал. А есть люди, которые думают здесь и сейчас – Ада Роговцева, Галина Вишневская, Алла Демидова.

– Дамы, способные в любой момент приложить. Пограничные ситуации были?
Б.Б.: Тут существует закон энергетики. Гости чувствуют, какой поток идет от Ильдара, какой от меня.
Был один случай, когда наша энергетика (во всяком случае, моя) оказалась бессильна – когда к нам в первый раз пришел Радзинский. Эдвард Станиславович по природе своей – человек монолога. И я просто растерялся. Спасибо режиссеру, не взявшему меня в кадр (тогда это был прямой эфир): я пополам сломал свою металлическую авторучку. Непрофессионализм не позволил мне наступить на горло песне Радзинского. И только Ильдар Вильгельмович сумел переломить эфир. И Эдвард Станиславович вспомнил, что тут есть еще два человека.
На следующий год он сам предложил встретиться. Пришел и признал, что тогда не очень понимал жанр программы. Вторая беседа была замечательная, он уже видел глаза. И помнил, что мы ему сказали, когда перед записью пили чай: «Эдвард Станиславович, извините, но если мысль высказана, главная ее часть всем понятна, мы переходим к следующему вопросу».

– Вы известны прежде всего как знатоки кино. Но программ о нем вы теперь совсем не делаете.
Б.Б.: В свое время наши программы «Абзац», «Сюжет», «Поцелуй в диафрагму» были уникальными. Я отвечаю за свои слова – так никто не делал. И тогда это было нужно – показать точки пересечения кинематографа и реальности. Сейчас людям интересно другое – что артистка икс спилась, а артист игрек прижил на стороне четырех детей…
Понимаете, если бы мы сейчас снова стали делать что-то о кино, все равно бы получился автомат Калашникова – наши прежние программы. Но такое ощущение, что зрителю они сегодня не нужны. Как сказала в нашей передаче Галина Волчек, «я ненавижу гламур, кампанейщину». Участвовать в этом забеге нам неинтересно.