Семен Альтов: Я разнимал девочек, дравшихся за Боярского
В детстве Семен Альтов хотел стать химиком. Виноваты в этом его родители, которые подарили сыну на день рождения набор «Юный химик»
В детстве Семен Альтов хотел стать химиком. Виноваты в этом его родители, которые подарили сыну на день рождения набор «Юный химик». Будущий писатель так увлекся опытами, что окончил Ленинградский технологический институт и даже проработал три года по специальности. Семену Теодоровичу потребовалось 13 лет, чтобы понять: его призвание в другом. «Если бы я не стал писателем, наверное, спился бы», – признался Альтов «ЖГ».
Родители были в ужасе
– Выходит, мама с папой вам чуть жизнь не сломали своим подарком на день рождения?
– Родители сами потом были в ужасе. Сначала они боялись, что все эти опыты окончатся трагически. Потом, узнав, куда собираюсь поступать после школы, тоже были, прямо скажем, не в восторге. Сейчас уже не помню, что думали родители о моей будущей профессии, но точно не мечтали о том, чтобы я стал химиком. Но я все-таки настоял на своем. Это, кстати, был чуть ли не единственный случай в жизни, когда я не послушал маму и папу. Наверное, зря.
– 13 лет вы посвятили химии, не жалеете об этом?
– Я не считаю эти годы выброшенными из жизни. Помню, как-то в институте был ремонт и на доске висело расписание, кто и где занимается. Мы вносили туда кое-какие изменения, сводя в одной аудитории сразу несколько потоков, и срывали тем самым занятия. Восторг был сумасшедший (улыбается).
– Расставшись с химией, вы ведь не сразу стали писателем?
– Я успел поработать заведующим творческим отделом, ночным сторожем и вышибалой. Это было вершиной моей карьеры в силовых структурах (улыбается). Кстати, я не был агрессивным вышибалой, но результат делал всегда. В мои обязанности входило освободить ресторан от посетителей к полуночи. Когда срок близился, я подходил к столику, говорил: «Товарищи, надо бы закругляться, ресторан скоро закрывается!» Мне отвечали: «Садись!» Мы выпивали, и в 12 все вместе, взявшись за руки, с песнями выходили на улицу. Правда, несколько раз мне все же приходилось вступать в единоборство. Из-за Михаила Боярского. Он тогда еще не был звездой, но хорош был необыкновенно. Так вот я разнимал девочек, которые дрались из-за него.
С женой 3 раза знакомился
– В какой момент вы осознали себя писателем?
– Когда получил первый перевод из «Литературной газеты». Там была рубрика «Афоризмы», где они напечатали сразу девять моих фраз. Я получил перевод на 36 рублей – одна фраза стоила 4 рубля. Мы сразу с женой прикинули, сколько фраз я должен написать в месяц, чтобы свести концы с концами. С тех пор «Литературку» мы какое-то время открывали, как лотерейную таблицу. Смотрели, есть ли моя фамилия и сколько фраз. Увы, выигрыши были нечасто, печатали меня тогда крайне нерегулярно.
– Если бы вы тогда не стали писателем, чем стали бы заниматься?
– Честно сказать, даже не знаю. Все остальное я делаю настолько плохо, что это был мой единственный шанс устроиться в жизни, и я его не упустил. Прочие варианты были бы печальны и для меня, и для окружающих. В итоге я просто спился бы, наверное.
– Как вы с супругой познакомились?
– Сейчас у меня настоящий склероз, но начинался он, судя по всему, еще тогда, потому что с Ларисой я знакомился несколько раз. В первый – пригласил ее на какой-то концерт, через год повторил попытку познакомиться, а когда собирался пойти на третий заход, услышал: «Может, хватит уже знакомиться?» Четвертого не потребовалось. Начали встречаться, и тут выяснилось, что у меня дома есть первые четыре тома собрания сочинений Бунина, а у нее оказался пятый. Мы поняли, что это судьба – и поженились. А склероз вообще штука полезная. Всякий раз я просыпался утром и видел рядом красивую женщину, а потом оказывалось, что это моя жена, и мне всякий раз было это приятно. С тех пор и живем, всякое бывало, но разводиться ни разу не собирались. Это пожизненный срок.
– Кто в доме главный?
– Есть семьи, где это принципиальный вопрос. Мне же совершенно неважно, кто у нас главный. Заправляет всем жена, но при этом говорит, что главный – я. Нормальная такая женская хитрость. Я человек самодостаточный, мне не нужно утверждаться, даже в семье. У меня вот пудель есть, я же не доказываю ему, что я хозяин, а он собака. Словом, у нас отношения строятся на паритете. Разум и терпимость – это основы семейной жизни, идти на принцип тут нет смысла.
Мог уехать в Москву, но…
– Все ваши коллеги давно живут в столице, а вы так и не покинули Петербург.
– Когда театр Аркадия Райкина перебирался в Москву, была и у меня возможность переехать, но я испугался и заленился. Думаю, правильно сделал, что остался здесь. Питер – мой город. По его лицу, по его запахам, по легкой элегантной простуженности. Я вписываюсь в этот антураж.
– А в роль деда как вы вписываетесь?
– Мне кажется, вполне. Наверное, мог бы больше времени уделять внучкам, но они такие занятые. Вместе нам удается проводить лишь пару недель в год. Общения сейчас вообще стало гораздо меньше. Раньше никто бизнесом не занимался, и большая часть жизни уходила на общение. Мне кажется, это было здорово. А теперь даже родные люди просто так не могут встретиться. По праздникам, да и то не всегда. Жизнь проходит на бегу, все это мне не очень симпатично.
– Да и кризис к тому же.
– У меня такое ощущение, что нас укусила муха цеце. Все знают, что должны быть какие-то симптомы в этой связи, но никто не знает, какие именно. Поэтому все притихли, сидят и ждут, что же будет дальше. Я тоже не могу абстрагироваться от этого, глядя, как наше руководство бодро рапортует, что все нормально. Нам всегда так говорили, и в этом смысле ничто не изменилось. Но положительные моменты в нынешнем кризисе все же есть. Раньше плохо было только нам, а теперь нам плохо вместе со всем остальным миром. Это вселяет оптимизм.
Родители были в ужасе
– Выходит, мама с папой вам чуть жизнь не сломали своим подарком на день рождения?
– Родители сами потом были в ужасе. Сначала они боялись, что все эти опыты окончатся трагически. Потом, узнав, куда собираюсь поступать после школы, тоже были, прямо скажем, не в восторге. Сейчас уже не помню, что думали родители о моей будущей профессии, но точно не мечтали о том, чтобы я стал химиком. Но я все-таки настоял на своем. Это, кстати, был чуть ли не единственный случай в жизни, когда я не послушал маму и папу. Наверное, зря.
– 13 лет вы посвятили химии, не жалеете об этом?
– Я не считаю эти годы выброшенными из жизни. Помню, как-то в институте был ремонт и на доске висело расписание, кто и где занимается. Мы вносили туда кое-какие изменения, сводя в одной аудитории сразу несколько потоков, и срывали тем самым занятия. Восторг был сумасшедший (улыбается).
– Расставшись с химией, вы ведь не сразу стали писателем?
– Я успел поработать заведующим творческим отделом, ночным сторожем и вышибалой. Это было вершиной моей карьеры в силовых структурах (улыбается). Кстати, я не был агрессивным вышибалой, но результат делал всегда. В мои обязанности входило освободить ресторан от посетителей к полуночи. Когда срок близился, я подходил к столику, говорил: «Товарищи, надо бы закругляться, ресторан скоро закрывается!» Мне отвечали: «Садись!» Мы выпивали, и в 12 все вместе, взявшись за руки, с песнями выходили на улицу. Правда, несколько раз мне все же приходилось вступать в единоборство. Из-за Михаила Боярского. Он тогда еще не был звездой, но хорош был необыкновенно. Так вот я разнимал девочек, которые дрались из-за него.
С женой 3 раза знакомился
– В какой момент вы осознали себя писателем?
– Когда получил первый перевод из «Литературной газеты». Там была рубрика «Афоризмы», где они напечатали сразу девять моих фраз. Я получил перевод на 36 рублей – одна фраза стоила 4 рубля. Мы сразу с женой прикинули, сколько фраз я должен написать в месяц, чтобы свести концы с концами. С тех пор «Литературку» мы какое-то время открывали, как лотерейную таблицу. Смотрели, есть ли моя фамилия и сколько фраз. Увы, выигрыши были нечасто, печатали меня тогда крайне нерегулярно.
– Если бы вы тогда не стали писателем, чем стали бы заниматься?
– Честно сказать, даже не знаю. Все остальное я делаю настолько плохо, что это был мой единственный шанс устроиться в жизни, и я его не упустил. Прочие варианты были бы печальны и для меня, и для окружающих. В итоге я просто спился бы, наверное.
– Как вы с супругой познакомились?
– Сейчас у меня настоящий склероз, но начинался он, судя по всему, еще тогда, потому что с Ларисой я знакомился несколько раз. В первый – пригласил ее на какой-то концерт, через год повторил попытку познакомиться, а когда собирался пойти на третий заход, услышал: «Может, хватит уже знакомиться?» Четвертого не потребовалось. Начали встречаться, и тут выяснилось, что у меня дома есть первые четыре тома собрания сочинений Бунина, а у нее оказался пятый. Мы поняли, что это судьба – и поженились. А склероз вообще штука полезная. Всякий раз я просыпался утром и видел рядом красивую женщину, а потом оказывалось, что это моя жена, и мне всякий раз было это приятно. С тех пор и живем, всякое бывало, но разводиться ни разу не собирались. Это пожизненный срок.
– Кто в доме главный?
– Есть семьи, где это принципиальный вопрос. Мне же совершенно неважно, кто у нас главный. Заправляет всем жена, но при этом говорит, что главный – я. Нормальная такая женская хитрость. Я человек самодостаточный, мне не нужно утверждаться, даже в семье. У меня вот пудель есть, я же не доказываю ему, что я хозяин, а он собака. Словом, у нас отношения строятся на паритете. Разум и терпимость – это основы семейной жизни, идти на принцип тут нет смысла.
Мог уехать в Москву, но…
– Все ваши коллеги давно живут в столице, а вы так и не покинули Петербург.
– Когда театр Аркадия Райкина перебирался в Москву, была и у меня возможность переехать, но я испугался и заленился. Думаю, правильно сделал, что остался здесь. Питер – мой город. По его лицу, по его запахам, по легкой элегантной простуженности. Я вписываюсь в этот антураж.
– А в роль деда как вы вписываетесь?
– Мне кажется, вполне. Наверное, мог бы больше времени уделять внучкам, но они такие занятые. Вместе нам удается проводить лишь пару недель в год. Общения сейчас вообще стало гораздо меньше. Раньше никто бизнесом не занимался, и большая часть жизни уходила на общение. Мне кажется, это было здорово. А теперь даже родные люди просто так не могут встретиться. По праздникам, да и то не всегда. Жизнь проходит на бегу, все это мне не очень симпатично.
– Да и кризис к тому же.
– У меня такое ощущение, что нас укусила муха цеце. Все знают, что должны быть какие-то симптомы в этой связи, но никто не знает, какие именно. Поэтому все притихли, сидят и ждут, что же будет дальше. Я тоже не могу абстрагироваться от этого, глядя, как наше руководство бодро рапортует, что все нормально. Нам всегда так говорили, и в этом смысле ничто не изменилось. Но положительные моменты в нынешнем кризисе все же есть. Раньше плохо было только нам, а теперь нам плохо вместе со всем остальным миром. Это вселяет оптимизм.
