За решеткой навсегда - как это?
Соликамский «Белый лебедь» – одна из пяти российских колоний особого режима, где доживают свой век убийцы, насильники, маньяки и террористы. Место, без преувеличения, жуткое. Здесь меняются и те, кто сидит, и те, кто охраняет.
Сергей Кириенко и Салман Радуев
Первых пожизненников в «Белый лебедь» привезли в октябре 1999 года, а до тех пор здесь мотали срок воры в законе. В «Белом лебеде» с ними не церемонились: чтобы избежать этапа в Соликамск, они еще в московских СИЗО обваривали себе ноги кипятком.
«Белый лебедь» делит огромную территорию с «вокзалом» для пересыльных и «строгачом». Официальное название колонии, где сидят пожизненники, – ИК-2. Почему «Белый лебедь» – история умалчивает. Но лебеди здесь повсюду – над входом в здание, где сидит начальник колонии, на решетке, за которой лицом к стене стоят этапированные. Мусорные урны – и те в виде лебедей.
Убийцы и маньяки сидят в двух корпусах. У каждого блока на две камеры – карточки-досье: фото, статьи, краткая «биография»: «1968 г. р. Из корыстных побуждений совершил 10 разбойных нападений, с особой жестокостью убил престарелых людей», «1967 г. р. Убил двух женщин и беременную жену кассира завода с целью хищения денег из кассы», «1971 г. р. Умышленные убийства, изнасилования, развратные действия в отношении малолетних, убил 5 девочек, 1 мальчика, средний возраст детей 7–12 лет».
Таких в «Белом лебеде» 286 – то ли людей, то ли зверей. Именно здесь сидел Салман Радуев, организатор нападения на Кизляр и Первомайское в 1996 году и теракта на вокзале в Пятигорске год спустя.
Сотрудник отдела безопасности Андрей поднимает «смотровой клапан» на тяжелой железной двери. Сидельцы в полосатых робах соскакивают с мест: лицом к стене, ноги врозь, руки прижаты к стене ладонями наружу – так они будут стоять до тех пор, пока «клапан» не опустится. Рассказывают, когда в 2000 году в колонию залетел важный «гусь» Сергей Кириенко, от одного вида этих вот ладоней наружу ему стало нехорошо.
Андрей наблюдает эту картину девять лет. Ждет отпуска. Уходит сразу на месяц, но отдохнуть все равно не успевает. На дух не переносит криминальные сериалы.
«Постреляю всех и сам застрелюсь»
Александр Шерстобаев – бывший начальник «Белого лебедя». Это при нем сюда привезли первых пожизненников. Именно Шерстобаеву пришлось в спешном порядке перестраивать корпуса колонии, себя и подчиненных: никто не знал, как вести себя с теми, у кого руки по локоть в крови. Он вспоминает, как договаривался с друзьями-бизнесменами, чтобы те подогнали по бросовой цене фуру краски или стекла, потому что перечисленных на ремонт денег из центра хронически не хватало.
Шерстобаев уже пятый год как на пенсии, работает замначальника службы безопасности магниевого завода в Соликамске. Работа тоже нервная, но с «Белым лебедем» – никакого сравнения:
– Там мы сидели как на пороховой бочке. Пришел этап в 200 человек – всех надо накормить, обыскать, помыть, в камеры посадить по видам режима. Осужденные мне даже снились. Если приходил домой не в настроении, жена не ложилась со мной в кровать, боялась: я ночью начинал ругаться, от кого-то отмахиваться. Зимой 1994 года, еще до пожизненников, моего тогдашнего зама Аркадия Нагорного «приговорили»: семью вырезать, его убить. Я тогда в больнице лежал после аварии, сбежал, прошелся по одиночным камерам с пистолетом, где сидели «крупняки», предупредил: «Делайте что хотите – малявы на волю посылайте заправилам своим, но если с моего зама хоть один волосок упадет, я всех вас здесь положу и сам застрелюсь». Бандюки подогнали две машины, стояли возле его дома – охраняли его. В общем, я ушел из «Белого лебедя» инвалидом II группы.
«Бояться не надо. Надо быть начеку»
Константин Штирц руководит в «Лебеде» отделом социально-психологической работы: для зэков он – жилетка. В колонии Штирц с 1999 года – уходил, вернулся, но до сих пор не может спокойно читать приговоры. Терпеть не может шансон и спасается советскими комедиями. Дома Костя о работе – ни слова.
На что жалуются убийцы психологу Штирцу? Да на всё – начиная с того, что перестали писать родственники, до глобального потепления. Костя говорит, если все их беды принимать близко к сердцу, можно сойти с ума. Работал в «Лебеде» психолог, но сорвался – один из осужденных, то ли баптист, то ли адвентист седьмого дня, подсадил его на свою веру. У психолога начались проблемы с психикой, пришлось уволиться.
– Осужденный сваливает на тебя свои проблемы, – объясняет Константин Штирц. – У него же день сурка, на часы не смотрит: в определенное время подъем, завтрак, в два часа получи кипятильник и завари себе чай. Психолог – единственная отдушина. Как-то по колониям пустили слух, что осужденные до 1997 года, когда приговаривали к 15 годам либо к расстрелу, отбывают пожизненный срок незаконно. У севших в этот период была эйфория: отсиди 15 лет – и на свободу с чистой совестью. Некоторых до сих пор невозможно переубедить.
На учете у психологов «Лебедя» 29 потенциальных самоубийц, 60 – склонных к созданию конфликтных ситуаций плюс те, у кого проблемы с головой. Со всеми они общаются в специальных помещениях: полутемная комната, похожая на опрокинутый лифт, – такие показывают в криминальных страшилках, в сценах с допросом. Осужденный сидит напротив психолога на металлическом стуле, приваренном к полу намертво, за таким же недвижимым столиком. Руки за спиной в наручниках, к ним пристегнут трос, вваренный в стену. На тот случай, если захочет броситься. Беседуют один на один.
– Не страшно? – спрашиваю у Кости.
– Бояться не надо. Надо быть начеку.
Студент-пожизненник
Один из сотрудников «Лебедя» зло бросил: «Мы тут как на побегушках».
Если от родственников осужденного давно нет писем, они должны выяснить, не случилось ли с теми чего. Никто ни одним словом не смеет показать свое настоящее отношение к тем, кого охраняет. Здесь признаются: тяжелее всего сдерживаться, когда осужденный сознательно нарушает дисциплину и ШИЗО не помогает.
Здесь нельзя обещать и не выполнить. Даже по мелочам: пообещал достать полное собрание сочинений Донцовой или «Критику чистого разума» Канта – слово сдержи. Иначе не будет тебе доверия, не будет контакта с осужденным, а значит, не будет и порядка. Перед службой сотрудники колонии проходят обязательное медицинское освидетельствование. Если нервы на взводе или состояние «после вчерашнего», его отправляют домой. Не дай бог вспылит.
Зэкам позволено подписываться на прессу, и они могут выбирать любые издания, кроме порнографических. «Спид-инфо» – можно, кто-то даже «За рулем» читает.
– Зачем им «За рулем»? – удивляюсь я. – Они бы еще справочник для поступающих в вузы заказали.
– Есть и такие, кто заочно учится в институтах, – ошарашивает меня психолог Игорь Бычков. Ему 33 года, два из которых он отдал «Белому лебедю». – Один уже отучился в современной гуманитарной академии в Перми. Правда, диплом не может получить, потому что нужно лично явиться на госэкзамен. Мы же не можем этапировать его в вуз. Еще один в МИФИ (Московский инженерно-физический институт. – Авт.) учится.
Бычков объясняет: нужно стараться оставлять на КПП впитанный в течение рабочего дня негатив. Я спросил, получается ли. Он печально улыбнулся: конечно, нет. Это он просто идеальную картинку нарисовал.
«А куда из тюрьмы денешься?»
В отделе охраны на стене – Путин.
– Когда Медведева-то повесите? – киваю я на портрет.
– Когда проставится, – хохотнули парни.
Без чувства юмора в колонии нельзя. Недаром еще Петр I говорил: «Тюрьма есть ремесло окаянное, и для этого скорбного дела надобны люди твердые, но добрые и веселые».
Но и в «Белом лебеде» перестают шутить, когда речь заходит об условно-досрочном освобождении. После 25 лет примерной отсидки осужденные имеют право попросить об этом. Так вот, сотрудники колонии надеются, что при них отсюда никто не выйдет – это будет грех на их души.
Нередко эта работа портит отношения между мужьями и женами, поэтому к психологам часто ходят и сами сотрудники «Лебедя».
– Отработаешь сутки, перенервничаешь, потом на жене или детях срываешься, – признается оперативный дежурный Анатолий Реук. – Частенько слышу от детей: «Мент нашелся». Хорошо, жена у меня педагог, сглаживает ситуацию. Пару лет назад она с кумой ездила к бабке-шептухе по своим делам. Так та заявила, что мне и куму моему (он омоновец, в Чечне не раз бывал) надо менять профессию. Иначе сведет она в могилу. Жена когда пересказала, я спросил: «А куда сейчас из тюрьмы уже денешься?» Молчит.
Силовой захват соликамской ТЭЦ
Начальнику «Белого лебедя» подполковнику внутренней службы Владимиру Василенко – 40 лет. Он давно забыл, что такое полноценный выходной. В любой момент его могут выдернуть из дома или с рыбалки. Квартиру в Соликамске он получил всего несколько дней назад, до этого мотался в колонию из города Березняки – 40 километров в одну сторону. Когда задерживался допоздна, ночевал, бывало, и в «Лебеде».
Василенко вспоминает случай семилетней давности, который едва не закончился трагедией:
– В ноябре нам не подали отопление. На улице минус 20, в камерах плюс 6–8. Звонили в Москву, местным и областным властям, предупреждали о последствиях – не помогло. Я тогда как раз был первым замом начальника, тот уехал в отпуск. Вот и пришлось действовать самому. Взял автоматчиков, захватили соликамскую ТЭЦ, открутили кран. Двое суток держали оборону, ждали, когда тепло пойдет по трубам. Год после этого я ходил под следствием. Известный вор в законе Саша Северный тогда говорил: «Покажите эту мразь, которая меня морозит, я через три месяца выйду на свободу, лично с ним разберусь. Задолбался отжиматься в камере». Сейчас смешно, а тогда могло случиться что угодно – от голодовки до бунта. Осужденных – 3000 человек, включая пожизненников, а нас – горсть.
Выслуга лет в «Белом лебеде» – год за два. Зарплаты у сотрудников – от 6 до 22 тысяч. Они живут в обычных квартирах: свет, газ, телефон, горячая вода, радиоточка. Они так же откладывают на стиралку-автомат и мягкую мебель. Только каждый день они идут к тем, кого мы с вами предпочли бы никогда в жизни не видеть.