Ирина Хакамада: Я белая ворона и для власти, и для оппозиции

Сама по себе

– Ирина, но, судя по вашим записям в Интернете, интерес к политике у вас все-таки остался.

– Конечно, формально из политики можно уйти, но гражданином ты все равно остаешься.

– В одной из своих записей в «ЖЖ» вы недавно затронули тему развивающегося в России национализма. Как вы думаете, почему власть не пытается с ним бороться?

– Мне кажется, что власть вообще ничего не делает, кроме призывов. Когда совершается кровавое преступление, начинается судебный процесс и звучат громкие заявления, а дальше ничего не происходит. Если государственная политика действительно интернациональная, так показывайте, поднимайте эти проблемы, у вас ведь все телевидение под контролем! А ничего нет – и национализм аккуратно разрастается махровым цветом. Если будет и дальше так продолжаться, рано или поздно страна взорвется. Я думаю, это происходит из-за того, что власть не проповедует демократические принципы, а придерживается мягкого авторитаризма. Тогда нужно либо искусственно подавлять национализм, как это делал Сталин – он вначале народы кровожадно переселял, а потом перемешивал, либо искусственно создавать идеологию другого, международного патриотизма. Когда россиянин – это человек, который не только за русских, а за всех.

– В условиях авторитаризма власть даже «Марши несогласных» разгоняет.

– Она делает все, чтобы выталкивать реальные оппозиционные политические движения на улицу. Власть не регистрирует их, не пускает на выборы, они не могут даже формально ни в чем участвовать – им перекрывают кислород под любым предлогом. И им больше ничего не остается. Но если есть драйв и желание все равно двигаться дальше, они будут выходить на улицу.

– Вот вас раньше тоже часто можно было встретить на подобных маршах, а сейчас уже нет.

– Я просто устала. Еще в 2004 году, когда я баллотировалась в президенты, меня мои же союзники, которые сейчас организуют марши, не поддержали. Это был такой облом… И я поняла, что я белая ворона для всех – и для власти, и для оппозиции. Я сама по себе. И в конечном счете ушла. А когда уходишь, ты должен найти какое-то другое пространство. И лучше закрыть старую тему полностью. Но это не значит, что люди не должны ходить на марши. Если чувствуют, что они граждане, пусть ходят.

Во мне течет армянская, лезгинская, русская и японская кровь

– А как так получилось, что вы стали белой вороной?

– Думаю, это у меня наследственное. В Советском Союзе я была ребенком, который не похож на других, на которого всегда обращают внимание, как на изгоя и аутсайдера. В силу моего внутреннего ощущения – восточные люди вообще более закрыты – мне было тяжело общаться с внешним миром. Потом я научилась это делать, но внутренний мир все равно остался тем же. Я – другая и ничего с этим поделать не могу. Во мне столько всего намешалось – и армянская кровь, и лезгинская, и русская, и японская… Такие люди, как я, с одной стороны – космополиты, с другой – никуда не можем влиться. Мы в России – не русские, в Японии – не японцы, в Армении – не армяне. Это судьба.

– Ну, насколько я знаю, в Японии иностранец – вообще человек второго сорта. Да и к эмигрировавшим людям, таким, например, как ваш отец, на исторической родине относятся не лучшим образом.

– Да, судьба у него была трагическая. Когда отец эмигрировал в Союз, он был очень одиноким. В какой-то момент я поняла, что не хочу повторять его карму. Может быть, ушла именно потому, что начала повторять ее. Он в Японии был сторонником коммунистов, революционером, бился в кровь, сидел в тюрьме. Его выпустили, только чтобы он там не помер. Когда отец понял, что его все равно убьют или казнят, во время войны, в 1945 году, перешел границу. Здесь в лагерях пожил… Потом написал письмо Сталину с просьбой дать гражданство, получил его и стал критиковать империалистическую Японию. Ему дали хорошую работу, перевели в Москву. Но всю жизнь он тосковал по родине. Когда уже в зрелом возрасте приехал туда, впервые засомневался и мне задал вопросы: «Я не понимаю… Вроде там капитализм…» Когда он умирал у меня на руках, попросил разделить прах – половину оставить в России, а половину – в Японии. Что мы и сделали.
В 2005 году я поняла, что повторяю судьбу отца. Бьюсь упорно за то, что в России пока не приживается – за либеральные идеи. И если буду биться до конца, мне придется эмигрировать. Мой отец уехал в СССР, а я подамся в какую-нибудь Францию. А потом что? Тоже прах делить? Тогда и поняла, что надо заканчивать. Не надо чувствовать себя мессией. Все, что могла, сделала – теперь пусть делают другие. Этому учат буддисты: никогда не думай, что без тебя мир перевернется.

Брат приезжает ко мне из Японии

– В Японии у вас живет сводный брат, Сигэки Хакамада. Вы с ним общаетесь?

– Да, недавно приезжал, мы очень весело провели время. Он вообще часто бывает здесь. Он в Японии один из самых известных специалистов по России. Все мне приветы передают для него: от Зюганова до Примакова. И в Японии то же самое – с кем-нибудь встречаешься: «О, ваш брат – Сигэки-сан!» Когда мы с ним познакомились в Японии, мне было 12 лет, а ему около 25.

– Языковой барьер как преодолевали?

– Вначале никак, потому что он не говорил по-русски, а я в 12 лет не владела английским. В общем, ничего не вышло. А когда он приехал в Москву, мне было уже 18, он к тому времени выучил русский язык. И самое главное, к тому времени я переломила себя. Ведь в 12 лет я была закрытым ребенком вообще: то есть только «да», «нет» и «отойдите от меня». Знаете, есть такие закрытые дети – не в смысле диагноза, а в смысле темперамента: мне ни от кого ничего не надо, и меня не трогайте. Чаще всего такие дети – копающиеся в себе, много читающие, думающие и взрослеющие очень рано. Пытаются осмыслить, кто они есть, даже будучи очень маленькими.

– А вы японский так и не выучили?

– Отец был ортодоксальным коммунистом и в знак протеста не хотел вспоминать об империалистической родине, пытался ее забыть. Поэтому и не научил меня японскому. Хотя привычки свои не бросил – варил рис в котелке. Ему привозили бутыли с соевым соусом, и он им все заливал. Отец был письменный переводчик и плохо говорил по-русски. У него не было способностей. Он любил теннис, машины, но комната у него была – это нечто! Спал на старом солдатском японском валике, который с фронта притащил с собой, под суконным солдатским одеялом, в голой комнате с огромным письменным столом. Всё, больше там ничего не было. Жил аскетом абсолютным.

– Такой утрированный японский стиль…

– Да, такая жесть! Причем в сталинском доме. Мы жили в коммунальной квартире, у нас были соседи, албанцы и русские. К русским соседям в гости заходил молодой Евгений Максимович Примаков. Я помню, что приходили дяди и тети и все вместе праздновали праздники… Когда я уже была депутатом, а Евгений Максимович – одним из лидеров «Отечества», спросила, помнит ли он Шеваховых, к которым приходил в гости. Ответил: да. «А помните азиатского ребенка, который у вас под столом бегал?» «А что?» – спрашивает он в ответ. «А это была я!»

Примаков очень тепло и хорошо ко мне относится. Он же пытался оставить меня в правительстве, когда его сделали премьером. Но ему не дали, там торг был с коммунистами. Он мне иногда тихо говорил: «Ира, вы прекрасная женщина и единственный мужчина в политике».

Бесконечный гламур затрахал

– Глупый вопрос: скоро президентские выборы, однажды вы уже в них участвовали, больше не собираетесь?

– Нет. Я ушла. Всё! Не хочу имитировать процесс. Не вижу условий, при которых могла бы влиять на принятие решений. Я закончила эту историю. Никто этому не верит, все думают, что если я выступаю, даю интервью, пишу в блоги, попадаю в какие-то топ-листы, то наяриваю рейтинг, чтоб потом выскочить. Они не понимают природу принципиальных людей. Им видится в этом коварство. А восточные люди не коварны. Просто они другие.

– Спасаетесь тем, что пишете книги?

– Да, сейчас работаю над новой. Это немножко философии в популярном виде – о том, что сейчас Россия из себя представляет, и одновременно мастер-класс – как у нас в стране быть успешным. Рабочее название «Дао успеха» или «Дао лидерства» от индивидуалиста Ирины Хакамады. Есть у меня и телепроект «Успех в большом городе» на кабельном канале. Мастер-классы читаю. Хорошо все идет – людям нравится. И мне тоже нравится. Политики нет, но я и в теме айкидо-переговоров, и в теме лидерства, и в теме искусства коммуникаций объясняю одну и ту же вещь. Есть глубокая восточная мудрость, которая говорит: если хочешь гармонично двигаться, не надо делать лишних движений. Люби себя больше, чем свою карьеру и свой успех, и все к тебе придет. Я учу таким вещам, которым в принципе не учат западные технологи.

– Ирина, а съемки фильма уже забросили?

– Кризис очень подпортил ситуацию. Дальше двигать все очень сложно, потому что фильм хоть и артхаусный, символический, но там считываются смыслы очень серьезные. Трудно найти финансирование и надеяться на какой-то прокат, потому что этот фильм все-таки политический.

– Вы, говорят, еще и модельером стали?

– Не совсем. Как правильно сказал ваш Дима Быков из «Собеседника», таким людям, как мы, нужно везде искать единомышленников. Их будет немного, но нам надо вместе держаться. Вот Лена Макашова – мой единомышленник, она модельер. Она всегда интересовалась политикой и всегда была антигламурным модельером. Ее вещи очень тонкие – что-то от Ямамото, что-то от Шанель. Последняя коллекция как раз так и называется: «Шанель-шинель». Но это очень строго. И подчеркнуто закрыто. Я у Лены одевалась 10 лет, а когда ушла из политики, мы придумали совместный проект. Я кидаю какие-то восточные идеи, помогаю пиаром, и мы сами наладили пошив. Нет у нас никаких олигархов и фабрик итальянских – настоящий малый бизнес, и мы его тащим. И несем определенное слово и культуру. То есть наша мода для умных женщин, а не типа «возьми меня, кому сказала!»

Как же этот бесконечный гламур затрахал! Но я считаю так: любая ненависть неконструктивна. Если я несу другой стиль, антигламур, это еще не значит, что все, кто в гламуре, плохие. Каждый имеет право на существование. Поэтому на свой день рождения я надела ажурные колготки, бирюзовые туфли, разноцветное мини-платье с во-о-от таким вырезом, навешала кучу бусиков и вышла на публику на высоченных каблуках – гламурнее не придумаешь! Народ ахнул. Меня вначале не узнали. Но всем дико понравилось.

Хочу жить в позитиве

– Ирина, вот мы начали с Интернета, и я забыла спросить: а почему вы в «ЖЖ» закрыли доступ для комментариев?

– Ну потому что столько говна – я просто не могу. Даже читать это не хочу. Хочу жить в позитиве. Не видишь – не знаешь и хорошо себя чувствуешь. Интернет прекрасен в своей свободе, но столько людей там изливают злобу…

– Как говорится, не пускайте детей в Интернет, он от них портится…

– Конечно! Я сделала в «Ютубе» три мастер-класса: «Как слить дерьмо», «Тормоз» и «Ебс!.. настроение». И буду делать дальше. Вот туда мне присылают очень интересные штуки, мы ими обмениваемся. Обязательно посмотрите. Это важно для русского человека. Если хотите слить дерьмо, все равно придется дернуть за цепочку! А он не хочет дергать за цепочку. Хочет, чтоб дерьмо его сливали другие. Пусть какие-то люди борются, а я буду болтаться в говне, и этот запах мне даже не помешает – принюхаюсь.

Я в одном ролике показываю, с чего начать. Смени настроение. В себе сменил и пошел. Я экзистенциалист – у меня есть определенный мир, и я не пускаю туда внешнее. Я человек, который плывет на серфе по своим волнам. Если волна плохая – я выйду на берег, если хорошая – начинаю катиться по ней.