Олег Орлов: К тюрьме — готов

На этой неделе известного правозащитника, защищавшего Белый дом от путчистов и участвовавшего в освобождении заложников в Чечне, бывшего члена президентского Совета по правам человека Олега Орлова могут надолго упечь в тюрьму. Этой осенью 70-летнего Орлова приговорили по уголовному делу о «дискредитации ВС РФ» (ее усмотрели в его посте в соцсети) к штрафу в 150 тысяч рублей. Решение в законную силу не вступило: впереди апелляция. Она назначена на 14 декабря. Защита потребует оправдания, а гособвинение – замены штрафа на срок в 3 года. Хотя в случае Олега Петровича посадить его при всем желании невозможно просто по закону. Накануне апелляционного суда «Собеседник» заглянул к обвиняемому в гости. И первое, что я увидела – стоящую в углу коридора увесистую спортивную сумку.

– Олег Петрович, сумка, смотрю, уже собрана... Почему не уехали сразу после того, как узнали, что прокуратура запросит вам на апелляции реальный срок?

– Все просто: нахожусь под подпиской о невыезде – мне запрещено покидать пределы Москвы и области. Мои преследователи были бы счастливы поймать меня на переходе границы с возгласом «Вот он, бежит от правосудия!» – и сразу закрыть в СИЗО. Но я им такого удовольствия не доставлю. После возбуждения дела остался в России с твердым намерением превратить этот процесс в трибуну. Мне говорили: «Наивно, не получится!», но, к удивлению даже моей защиты – адвоката Катерины Тертухиной и общественного защитника, лауреата Нобелевской премии мира Дмитрия Муратова**, – удалось добиться главного: показать бессмысленность обвинения с правовой точки зрения.

Эх, если бы не суд – уехал бы на дачу и там сидел, картины рисовал, люблю это дело. Вон, видите, напротив на стене? Это моя, «Зима. Чертополохи». Обычно рисую сериями, в этой – 4 рисунка. Один подарил своему Учителю с большой буквы – Сергею Адамовичу Ковалеву, который ушел от нас в 2021-м, на его 90-летний юбилей. Еще один – продал на недавнем благотворительном аукционе партии «Яблоко» в пользу политзэков (при начальной стоимости в 10 тысяч рублей она ушла с молотка за 100 тысяч. – Авт.). И третий подарил моему адвокату.

– Каким образом прокуратура намеревается добиться для вас реального срока? Ведь в вашем случае налицо юридическая коллизия. Поясню для читателей: почему массово сажают за «фейки» о ВС РФ ранее несудимых? Потому что по сегодняшним меркам это тяжкое преступление. Но ведь вас, Олег Петрович, нельзя посадить за «дискредитацию» ВС РФ чисто технически. Дело в том, что на момент публикации вами статьи, содержание которой следствие, обвинение и суд сочли «преступным», а именно в ноябре 2022 года, по ч. 1 ст. 280.3 УК РФ максимальное наказание было – 3 года лишения свободы (с марта 2023-го – 5 лет, но закон обратной силы в плохую сторону не имеет). А это значит, что ваше «преступление» считалось небольшой тяжести (сейчас уже средней). По преступлениям небольшой тяжести лицам, ранее не привлекавшимся к уголовной ответственности, нельзя назначить в качестве наказания лишение свободы, если оно не является единственно предусмотренным (в вашей статье в качестве альтернативы есть штраф) и если нет отягчающих обстоятельств. В вашем случае таковые не установлены! Поэтому, если вас, несмотря на все это, все же посадят – репрессии выйдут на новый уровень.

– Вот в моих руках апелляционное представление прокуратуры – дикий совершенно документ! Прокурор Светлана Кильдишева во время процесса в Головинском райсуде Москвы не находила отягчающих обстоятельств в моем деле. А после приговора ее начальство вдруг опомнилось – и нашло их, но ответственность возлагают почему-то не на себя, а на нижестоящий суд. И просят теперь уже Мосгорсуд изменить приговор с учетом якобы отягчающих обстоятельств, о которых они сами судью первой инстанции не проинформировали!

Далее, как они доказывают мою ненависть к «российской государственности»: «Об этом недвусмысленно свидетельствует характер его публикаций в Сети». Но на суде первой инстанции «характер» был таким же, он с тех пор не изменился. И экспертиз никаких, что обнаружили эту «ненависть», в деле нет. Потом прокуратура пишет, что в 2009 году я привлекался к уголовной ответственности за клевету в адрес Рамзана Кадырова. Минуточку, но ведь меня оправдали! Затем они голословно утверждают, что наша деятельность якобы направлена на «дестабилизацию российского гражданского общества». С чего они это взяли? Никаких доказательств не приводят. Да и понятия о подобной дестабилизации даже не существует в нормах российского права.

И главное из этой череды глупостей: «Продолжает негативно высказываться в интернете в адрес органов государственной власти России, подрывая основы конституционного строя и безопасности государства».

– Если так считают, то должны возбуждать против вас новое уголовное дело по другой статье.

– Да. Но по какой?! Негативное высказывание в адрес государственных органов само по себе никак не может быть составом преступления, если следовать Конституции. Они совершили сеанс саморазоблачения, показав, что меня хотят посадить именно за критику власти. Ведь никаких призывов к насилию в моих высказываниях найти невозможно.

«Может, буду жалеть, что не уехал»

– Олег Петрович, мы с вами сейчас охаем, ахаем... Но в этом году я своими глазами видела, как на 7 лет колонии определили Сергея Клокова-Веделя за три частных телефонных разговора, посчитав их за... один публичный. В вашем случае уже не буду удивляться, если и вас закроют, хоть это и невозможно. Единственное, чего не понимаю: как вы можете оставаться таким спокойным и даже хладнокровным в ситуации, которая развивается словно по Оруэллу?

– «Уважаемый суд, неужели не очевидно, что все мы – и я, и вы – оказались в мире Джорджа Оруэлла, в его романе «1984»? Удивительная петля времени!» – сказал я в своем последнем слове. Мы с супругой подготовились к неправосудному приговору еще тогда, в октябре. На приговор пришли с этой сумкой, которую вы заметили в коридоре. В нее все сложено по списку, что мне прислали знающие люди.

– И что входит в джентльменский набор?

– Тренировочный костюм, кроссовки без шнурков, алюминиевые кружка и ложка, самые главные книги арестанта – Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс, Правила внутреннего распорядка СИЗО, еще зубная щетка, безопасная бритва, электрокипятильник...

– Психологически готовитесь к тому, что может ожидать там, в неволе?

– Говорить про это не очень хочется. Что-то я знаю: получал консультации, внимательно читал некоторые материалы. Конечно, до конца это не осознаю – в полной мере осознаю только там. Тяжело там – это очевидно. Не знаю, раскаюсь ли я в своем выборе. Может, буду жалеть, что не уехал еще в самом начале событий, пока была такая возможность.

– Может, и не будете жалеть. Как раз накануне вашей апелляции Владимир Путин заявил: «Отсутствие права как такового в решении судеб людей – неприемлемо, если мы хотим, чтобы у страны было будущее... Когда мы говорим о жертвах политических репрессий, мы имеем в виду самых разных людей. Это и те, кто действительно был противником советского строя, и сторонники, но оказавшиеся в силу разных внутриполитических причин за решеткой... Все это важно. Но для нас важнее другое. Важнее, чтобы ничего подобного не повторялось в истории нашей страны».

– Уже давно публичные слова Путина не следует рассматривать как информацию о его реальной позиции, или реальной государственной политике, или реальных намерениях органов государственной власти. Его слова – это маскировка его настоящих намерений. Вспомним, как с 2014 по 2022 год отрицалось наличие российских военных в Украине, как уверялось, что в процессе присоединения Крыма они не участвовали. А потом это опровергалось – им же, Путиным, как опровергались какие-либо планы по вводу наших войск в Украину.

В данном случае президент сказал все очень верно, правильно. И с каждым словом его я согласен – но только это не имеет никакого отношения к реальности. Репрессии уже повторились. Но логика, вернее, анти-логика Путина такова: людей сажают за нарушение существующих статей УК РФ – так при чем тут репрессии? С этим спорить бессмысленно. И право в решении судеб людей уже отсутствует – это показали суды над Сашей Скочиленко, Димой Ивановым, Алексеем Гориновым, Ильей Яшиным**, Владимиром Кара-Мурзой** и многими-многими другими.

«Чиновников как класс никогда не уважал»

– А ведь вы начинали трудовую деятельность не как правозащитник, а как биолог.

– Да, им решил стать по двум причинам. Первая – это мой дядя по маме Олег Радченко. Его я никогда не видел, но в честь его меня назвали. Став взрослым, перечитал его письма (мы с мамой даже издали их) с фронта, где он погиб в 1944 году в звании старшего лейтенанта и в должности помощника начальника штаба полка по спецсвязи при форсировании реки в ходе Выборгской наступательной операции. Дядя был удивительно светлый человек, умный, эрудированный и – прекрасный биолог.

Вторая причина – это то, что я поступал в вуз в 1970 году, в период застоя. Меня всегда интересовали гуманитарные науки, но отец сказал мне, что в советском обществе такие ученые несвободны, их науки сильно идеологизированы и быть честным гуманитарием в СССР – трудный путь. Поэтому лучше выбрать естественные предметы. Так и пришел к биологии. В МГУ имени Ломоносова провалился и поступил в Московскую сельскохозяйственную академию имени Тимирязева. Проучился там три года в статусе круглого отличника и с потерей года перевелся на биофак МГУ. Окончив, поступил в Институт физиологии растений РАН. Там познакомился с моей будущей женой Таней Касаткиной. Мы вместе уже 41 год!

В начале 1990-х ушел из науки – работать чиновником в Верховный совет РСФСР-РФ, первый реальный отечественный парламент. Это был мой самый тяжелый выбор – порвать с наукой, так как никем, кроме ученого, себя не осознавал. Из ученого, по моему представлению, участвующего в общем процессе продвижения человечества вперед, я превращался в чиновника, которого как класс никогда не уважал.

– И каково это было?

– Тяжелейшая ломка! Мне постоянно снилось, что снова стою в лаборатории в белом халате. А правозащитная моя деятельность началась с «Мемориала»* в 1988 году. Участвовал в его создании и был его волонтером. А еще стал главой избирательного штаба Сергея Адамовича Ковалева, великого правозащитника и в прошлом тоже биолога. Его арестовали в 1974 году за участие в подготовке информационных бюллетеней о политических репрессиях в СССР, он отсидел 7 лет, вернулся и продолжил свою общественную деятельность. Академик Сахаров очень советовал ему попытаться избраться в первый свободный парламент России. Ковалев решился. В 1990 году мы выиграли, и он стал главой комитета по правам человека Верховного Совета РСФСР-РФ. Потом его еще несколько раз избирали в парламент России, он стал первым Уполномоченным по правам человека в РФ. А тогда, в 1990-м, он сказал мне, что сейчас, если мы хотим чего-то добиться реального, нужны новые люди в аппарате Верховного Совета и что я ему нужен там. Я долго сомневался, но в конце концов решился круто поменять свою жизнь. И сейчас думаю – это был правильный выбор. Мы многое успели сделать.

«Я был живым щитом»

– У вас с Ковалевым есть потрясающая страница в биографии – переговоры об освобождении заложников в Чечне.

– В 1994-м я как сотрудник «Мемориала»* вместе с другими мемориальцами* стал работать в военной зоне – ни за одну, ни за другую сторону, а за население, страдающее от действий всех сторон. В Грозном зимой 1995 года мы составляли списки пленных российских солдат и передавали российским властям, чтобы те организовали процесс обмена. Кого-то удалось освободить из плена. А когда в июне 1995-го террористы захватили больницу в Буденновске, я как помощник на общественных началах в составе группы Ковалева (депутаты Борщев, Курочкин, Молоствов, Осовцов**, Рыбаков) поехал туда, чтобы помочь освободить заложников. Нас должны были использовать при переговорах. Но нас обманули: переговоров не было, а был штурм, во время которого погибли не менее 30 заложников (а всего в результате этого теракта – 129 человек).

После провала штурма Ковалеву с трудом удалось передать Черномырдину информацию о реальном положении дел, и тот уполномочил его возглавить переговоры с террористами. Нас пропустили на территорию больницы, где Ковалеву удалось уговорить террориста Басаева отказаться от невыполнимых требований немедленного вывода войск из Чечни и подписать соглашение о прекращении огня, разведении сторон и начале мирных переговоров. Потом это соглашение Черномырдин озвучил по телевидению. При этом наша группа согласилась оставаться в больнице в качестве заложников в обмен на немедленное освобождение всех беременных и рожениц с грудничками. Террористы уезжали на автобусах в сопровождении равного количества добровольных заложников, которые были для них живым щитом.

– И одним из таких живых щитов стали вы. Было очень страшно?

– Честно – нет, не очень. Наверное, потому, что было ощущение работы, цели – надо было добиться, чтобы переговоры начались ради спасения полутора тысяч жизней заложников. Сверхзадачей было пройти туда и помочь, довести до конца нашу миссию. Поэтому, когда мы оказались в качестве живого щита в этих автобусах, было ощущение очень большого удовлетворения, что мы эту сверхзадачу выполнили.

«Жена в ответ ревела...»

– Политзаключенных в сегодняшней России насчитывается уже больше 600. В прекрасном будущем, которое обязательно настанет, на их реабилитацию уйдет масса времени. И хватит ли у страны денег, чтобы выплатить им всем компенсации?

– Денег-то хватит. Хотя в советское время компенсации выплатили смехотворные, даже оскорбительные, но опыт реабилитации есть, и на него можно опираться. По некоторым статьям реабилитация будет автоматической, настолько они противоречат праву. С вандализмом, хулиганством и статьями потяжелее, обвинение по которым тоже фальсифицируется, придется сложнее. Уже сейчас надо задумываться над тем, как реабилитация будет проходить, и разрабатывать механизмы для этого. Несправедливо было бы заставлять людей ждать. Много дел придется рассматривать индивидуально, и для этого существует база «Мемориала»*. У нас есть подробная справка по всем политзаключенным – мы признаем таковыми не автоматически, а если в деле есть политический мотив и нарушены нормы права.

– Смотрите, как нас слушает ваша жена! Как, кстати, Татьяна относится к тому, что вы можете уйти от нее на три года в застенки?

– Благодарен Тане за то, что мы всегда были полными единомышленниками. Она была исполнительным директором «Мемориала»* и занималась финансированием поездок в горячие точки. Ей некогда было расслабляться. Хотя, конечно, ей было страшно. Самым ужасным Новым годом был первый чеченской войны, когда я находился в Грозном. Друзья звонили ей с поздравлениями – она в ответ ревела.

*Признан в РФ иноагентом, нежелательной организацией и ликвидирован по решению суда.

**Признан в РФ иноагентом.