Илья Яшин*: Вариант обмена для меня неприемлем

Теперь же Илья* прислал нам весточку из столичного СИЗО-4 «Медведь» уже в новом для себя качестве – осужденного и отбывающего наказание.

Судя по написанному тем же аккуратным почерком, на путь исправления он вряд ли встал: высказывается так же прямо и откровенно. Непозволительная роскошь в наши дни!

«Лена, привет! Спасибо за вопросы. Некоторые из них я с твоего позволения пропустил – в основном те, что связаны с переходом на личности коллег по оппозиции, и комментарии того, кто про кого что сказал. Не хочу в нынешней ситуации ни с кем выяснять отношения... «Собеседник» я, конечно, читаю – каждый номер мне присылают по почте, и всё, как ни странно, проходит тюремную цензуру!» С Гориновым и Пивоваровым получились отличные интервью! А вот твой флирт с Вассерманом не одобряю. Желаю успехов!»

«Богатейшая страна с полунищим населением»

– Илья*, давай сразу к делу. Что думаешь насчет предложения Украины менять политзэков на пленных российских военных?

– Про идею обмена заключенными узнал от адвокатов. Насколько понимаю, украинская сторона настроена вполне серьезно и действительно готова сесть за стол переговоров по этому вопросу. Речь о том, чтобы передать Москве политиков и активистов, которые сотрудничали с российскими войсками, а теперь сидят в тюрьмах за «коллаборационизм». Ответным шагом должно стать освобождение граждан России, осужденных за антивоенные выступления, чтобы они смогли уехать в Европу. Я эту инициативу приветствую, поскольку в ее основе лежат добрая воля и гуманизм. Не вижу здесь ничего унизительного для Кремля. В конце концов, Путин ведь уже соглашался обменять командиров «Азова»** на своего кума, украинского олигарха Виктора Медведчука. Прецедент создан. Периодически происходит и обмен военнопленными. Так почему же не распространить эту практику и на людей, осужденных в двух наших странах по политическим мотивам? Российские власти часто подчеркивают, что «своих не бросают». Вот хорошая возможность подтвердить слова делами. Например, недавно в Киеве арестовали депутата Нестора Шуфрича, одного из лидеров оппозиционной партии и соратника Медведчука. Его обвинили в госизмене за информационную работу на Кремль. В Украине он считается едва ли не самым пророссийским политиком, поскольку давно и тесно связан с Москвой. Разве он не «свой» для Путина? Ну так предложите обменять его на Алексея Горинова, осужденного на 7 лет после нескольких слов скорби в память о погибших. Невыносимо читать, как его держали в карцерах! (62-летний столичный муниципальный депутат, из-за болезни лишившийся части легкого, почти два месяца провел в ШИЗО. – Авт.) Два человека окажутся на свободе и в безопасности. Смогут обнять родных и близких... Киев и Москва продемонстрируют милосердие, которого сейчас так не хватает. Если такой обмен состоится, дальше процесс может пойти более динамично, ведь в местах лишения свободы остаются сотни политзэков. В общем, можете считать это моим официальным призывом к Путину и Зеленскому.

– Ты сам согласился бы на подобный обмен?

– Нет. Для себя никаких вариантов обмена не рассматриваю. По одной простой причине: обмен подразумевает эмиграцию. А для меня это абсолютно неприемлемо.

– Извини, но мне этого, наверное, не понять... Любить Россию настолько, чтобы реально оставаться тут любой ценой, даже в тюрьме?! В таком случае не могу не спросить: что тебе тут дороже всего? Просто интересно.

– Меня завораживает здешняя природа, этот размах, это буйство красок... Люблю нашу культуру, люблю русский язык! Эмоционально близок с людьми, которые здесь живут, хотя вовсе не идеализирую наш народ и осознаю его недостатки. Но! Это все не значит, что я противопоставляю Россию остальному миру и считаю ее лучше всех. Давай говорить откровенно: фраза «Россия – лучшая страна в мире» весьма уязвима для критики. Мы богатейшая страна с полунищим населением. Наша история полна кровавых драм и ужасных преступлений как в отношении соседей, так и против своих же граждан. У нас несправедливое общественное устройство, да и в целом явный дефицит свободы и счастья.

Я все это понимаю и не собираюсь рвать рубаху на груди в патриотическом угаре. Но, как бы то ни было, Россия – мой дом. Не могу и не хочу его бросать. Думаешь, мне нравится в тюрьме? Нет, конечно! Я же не сумасшедший. Но быть политиком – это не только носить красивый галстук и улыбаться журналистам. Это еще быть готовым и способным нести ответственность. Моя ответственность в том, чтобы оставаться публичным голосом в России, чтобы последовательно отстаивать право на выражение независимого мнения в нашей стране. Это долгая борьба, требующая больших усилий и, к сожалению, жертв. И я делаю что должен.

Пойми, я в самом деле считаю, как бы это высокопарно ни звучало: долг политика, претендующего на общественное доверие, – оставаться со своей страной в любой, даже самой опасной ситуации. Журналист, активист, правозащитник имеют полное моральное право эмигрировать, чтобы избежать тюрьмы. А политик – нет. Поэтому я ни на какой обмен не соглашусь и никуда не уеду. Это даже не обсуждается.

«Они плохо знают Навального***»

– Алексей Навальный*** тоже выбрал возвращение в Россию... В результате не вылезает из карцеров.

– Если кто-то считает, что происходящее с политиком-оппозиционером демонстрирует обществу силу власти, то результат-то противоположный! В то время как наш президент до сих пор не произнес вслух его фамилию, Навальный*** не ломается, твердо стоит на своем и даже чудесным образом сохраняет фирменное чувство юмора. При этом он сидит в условиях исключительно тяжелых. Но они плохо знают Алексея***. Это человек мощнейшей внутренней убежденности. Он искренне верит: на нашей стороне правда. И в то же время четко понимает, что для торжества правды за нее необходимо сражаться и чем-то жертвовать. Пример такой жертвы он и показывает. Но что особенно важно: делает это без звериной серьезности и лишнего пафоса, но с улыбкой и высмеивая своих гонителей. Самоирония и способность улыбаться из-за решетки – это, по-моему, одно из самых эффективных орудий против диктатуры. Я вот тоже стараюсь улыбаться назло всем обстоятельствам.

– А если серьезно: не боишься пойти по пути Навального***, которому дали сначала 3,5 года общего режима, потом 9 лет строгого, теперь 19 лет особого? Ты тоже за решеткой тихо не сидишь, периодически остро высказываешься.

– Цифры в наших приговорах, разумеется, условны. Они направлены скорее на то, чтобы запугать общество, создать шоковый эффект. В этом смысле я реалист и морально готов к новым уголовным делам. Если будет политическое решение, найдут множество формальных поводов. Это понятно, и я отношусь к этому спокойно. В случае подобного развития событий постараюсь снова превратить судебную трибуну в антивоенную. Наша дискуссия с гособвинителем больше напоминала парламентские дебаты, чем судебные прения. Ты приходила на мои заседания и сама слышала, что за доклад ООН цитировала защита, как я называл Путина и как требовал остановить военные действия. В общем, нет – я не боюсь. Отдаю себе отчет в том, что моя свобода напрямую зависит от перемен в стране и от срока окончания <...>. И из-за решетки стараюсь этому способствовать, насколько хватает сил.

– А как ты принял собственный приговор и признание его законным на апелляции? И поменялось ли отношение сокамерников после смены статуса обвиняемого на виновного?

– Ты, наверное, помнишь, что во время оглашения в зале суда было много слез – родных, близких, друзей, сторонников... Эти слезы рвали мне сердце гораздо сильнее, чем само решение. К нему я был морально готов – и к такой цифре тоже. Насчет апелляции, разумеется, иллюзии отсутствовали: по политическим делам она формальность.

После приговора отношение в тюрьме ко мне поменялось – в сторону большего уважения. Арестантам и объяснять ничего не надо: все понимают, что я не совершал ничего постыдного и тем более криминального. Мало кто верил, что за ролик в интернете можно получить больше, чем некоторым отморозкам дают за убийства, изнасилования и вооруженный грабеж. Сочувствие и уважение выражают даже те, кто не согласен с моей политической позицией. Ведь в арестантском кодексе чести важное место занимает готовность мужчины отвечать за свои слова. В этом смысле я, конечно, завоевал хорошую репутацию у тюремного люда, поскольку буквально отвечаю за свои слова. Не отрекся от принципов, не предал товарищей, не сбежал.

Ну а с тюремным начальством за 16 месяцев заключения у меня сложились относительно спокойные отношения. Не цепляюсь к мелочам и не пишу жалобы по каждому поводу. Начальство в свою очередь не портит мне жизнь. Разумеется, если придет команда сверху, мне создадут такие же условия, как Навальному*** или Андрею Пивоварову (42-летний политик-оппозиционер с января 2023-го, с первого дня заезда в колонию, содержится исключительно в одиночных камерах и в полной изоляции, с ним не разговаривает никто, кроме сотрудников. – Авт.). Не исключаю, в будущем так и произойдет. Но пока у меня все ровно.

«Никаких волнений в СИЗО не было»

– Как у вас там, внутри, ощущается то, что происходит у нас снаружи? Москву и другие города время от времени атакуют дроны...

– Опасность от прилетов в СИЗО вообще не ощущается. Забор высокий, стены толстые... Да и вряд ли кому-то придет в голову целить дронами или ракетами по следственному изолятору. На тюремных сборках часто шутят, что сейчас не самое плохое время посидеть – хотя бы выживешь...

Информация о происходящем в России через стены, конечно, просачивается, хотя по телику ее дозируют. Адвокаты и родственники на свиданиях дают больше подробностей. Да и некоторые тюремщики, работающие в столичных изоляторах вахтенным методом, приезжают из приграничных регионов. Конвоиры из Белгорода и Курска говорят, что собственными глазами видели взрывы и что это очень страшно.

Действительно страшно, ведь до 24 февраля 2022-го удары по российским городам можно было представить лишь в мрачном сне. Теперь же это реальность.

– А когда в июне 2023-го случился уже вошедший в историю «пригожинский бунт»...

– Никаких волнений в СИЗО, как писали, не было, но атмосфера в день мятежа оставалась крайне напряженной. Дежурную смену охранников не отпустили домой на выходные, вызвали подкрепление, усилили режим. Насколько знаю, прошла оперативная информация, будто бы колонна «Вагнера» после захода в Москву первым делом планирует взять под контроль городские тюрьмы, чтобы пополнить свои ряды, скажем так, социально близким контингентом. Сотрудники изолятора, естественно, нервничали и немного суетились. Один из конвоиров поинтересовался, есть ли у нас в камере лишняя койка и спортивный костюм. Пустите, говорит, перекантоваться, если заварушка начнется – прикинусь одним из вас. Шутил так. А может, и не шутил...

Но никакой надежды лично у меня «пригожинский бунт» не породил. Надежда – светлое чувство. А тут скорее стал ощущаться смрадный и гнилой запах приближающейся гражданской войны. К тому же представь: вот я сижу в камере, дверь открывается, и на пороге вагнеровские с автоматами наперевес. Как бы они на меня отреагировали? Предложили бы присоединиться? А может, взяли бы в заложники? Или, выражаясь их языком, обнулили на месте?

– Кто-то из содержащихся у вас, напротив, наверняка надеялся уйти с помощью Пригожина и его ЧВК добровольцем на СВО и таким образом избежать отбытия наказания. А теперь эти надежды с его гибелью рухнули и придется срок мотать.

– Насколько я могу судить, в конспирологические теории вокруг смерти Пригожина верит мало кто из арестантов. То, что он жив, сменил внешность и спрятался, всерьез даже не обсуждается. Среди зэков основная версия – «фраер сдал назад» и тем самым подписал себе приговор, мол, надо было либо идти до конца, либо во избежание такого конца вообще не стоило заваривать эту кашу с маршем. Но для желающих поехать не на зону, а в зону боевых действий смерть хозяина «Вагнера» ничего не поменяла, поскольку такая возможность сохраняется по линии Минобороны. Сейчас в СИЗО регулярно наведываются офицеры, опрашивают арестантов и составляют списки потенциальных бойцов. Как только Дума примет закон, позволяющий брать на фронт подследственных наравне с осужденными, этим спискам, видимо, дадут ход. Мое мнение: чтобы играть в эту «русскую рулетку», нужно или совсем отчаяться, или мало соображать.

«Флирт в тюрьме – это законно!»

– И самый главный вопрос: как ты там вообще?

– Спасибо, я в порядке. Эмоциональное состояние стабильное, интеллектуальную форму вроде не растерял, оптимизм сохраняю, а в физическом плане даже прибавил – регулярно тренируюсь! У меня есть возможность пару раз в неделю посещать тюремный спортзал, напоминающий брутальную качалку из 90-х. Получаю удовольствие от работы со штангой и гантелями. Вешу сейчас почти 80 кг, от груди жму 90 кг, подтягиваюсь 15 раз, стою в планке... В общем, если кто-то из моих недоброжелателей надеется, что я тут скисну и развалюсь на части, отвечаю: не дождетесь.

– Ответь честно: переписываешься там с кем-то?

– Честно: с девушками в тюрьме переписываюсь с удовольствием... Чего греха таить. Легкий флирт улучшает настроение арестанта. И жизненный тонус поддерживает. Пока это законно...

– Ясно-понятно. А как ты сейчас выглядишь? Видела тебя последний раз в апреле, на экране, во время апелляции в Мосгорсуде.

– Как выгляжу? Будешь смеяться, но не знаю. У меня же в камере нет нормального зеркала. Совсем крохотное висит над умывальником, и толком в нем ничего не разглядишь. Но несколько седых волос все же заметил. До ареста их не было...

*Внесен в реестр иноагентов.

**Внесен в список террористических и экстремистских организаций и запрещен в РФ.

***Внесен в список террористов и экстремистов.