Борис Кагарлицкий*: Перемены неизбежны, главное — их дождаться
До семи лет лишения свободы – всего лишь за пост в телеграм-канале. «Собеседник» поговорил с главным редактором «Рабкора», обвиненного по статье 205.2 – оправдание терроризма
Мировая солидарность
Открытое письмо в поддержку Бориса Кагарлицкого* подписали многие иностранные и российские политики и интеллектуалы. Среди них философы Славой Жижек и Этьен Балибар, социолог Григорий Юдин, участница панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова*, основатель партии «Непокоренная Франция» Жан-Люк Меланшон, бывший лидер Лейбористской партии Великобритании Джереми Корбин, правозащитник Лев Пономарев* и другие.
Всего полгода назад «Собеседник» свободно брал интервью у левого социолога, профессора Шанинки Бориса Кагарлицкого* в редакции его канала «Рабкор». Тогда еще ученый в глазах российской власти был просто иноагентом, но изменения у нас в стране происходят стремительно. Новое интервью накануне своего 65-летия Борис Юльевич* уже дал письмом из сыктывкарского СИЗО №1 в статусе арестованного по делу об оправдании терроризма и внесенного Росфинмониторингом в список террористов и экстремистов.
– Вообще забавно, что, когда у вас отнимают другие свободы, становится больше свободного времени, – философски начинает Борис Юльевич* ответ корреспонденту «Собеседника».
«Разницас брежневскими временами значительная»
– Как у вас настроение и как себя чувствуете? Какой режим и как к вам относятся в СИЗО?
– Настроение и самочувствие у меня нормальные. По крайней мере, никаких поводов для уныния я не вижу. Получаю множество писем со всей страны. В том числе от людей, узнавших о моем существовании только благодаря нынешнему аресту. Отношение администрации СИЗО очень корректное и уважительное. Меня посещают депутаты – Олег Михайлов из Госдумы и Виктор Воробьев* из Госсовета Коми. В общем, нет причин жаловаться.
– Сейчас любят словосочетание «уникальный опыт» и не всегда его употребляют к месту. Тем не менее у вас действительно есть уникальный опыт – вы были и в позднесоветской тюрьме, и в современной российской. Какая между ними разница?
– По сравнению с брежневскими временами разница очень значительная. Начнем с того, что можно получать и отправлять письма. Разумеется, они проходят цензуру, но главное – не затрагивать вопросы, связанные с расследованием твоего дела. В камере есть телевизор и холодильник, соседей всего двое (последнее было нормой и в Лефортово при Брежневе). Но надо понимать, что не все здесь находятся в таких хороших условиях. Ко мне все же особое отношение.
– Чувствуется ли в Сыктывкаре разница с Москвой? В людях, в мироощущении и даже в погоде?
– В Сыктывкаре я побывал всего несколько месяцев назад в связи с одним академическим проектом, который, увы, теперь будут завершать без меня. Тогда мне очень понравилось. По крайней мере, очень понравились люди. И как раз, уезжая, сказал, что хотел бы вернуться летом. Вот и вернулся.
К несчастью, на сей раз ни набережную, ни маленький, но колоритный Старый город рассмотреть не удалось. Сейчас зато по телевизору слушаю местные новости. Например, о том, что в одной из ближних деревень волки утащили собаку из будки. Это было зафиксировано камерой наблюдения. XXI век!
Дело закрыли. От лишнего внимания
Апелляцию защиты 64-летнего ученого на изменение меры пресечения Верховный суд Республики Коми недавно отклонил. Заседание вновь проходило в закрытом режиме, как и 26 июля, когда Кагарлицкого* отправили на два месяца в СИЗО. По словам адвоката Сергея Ерохова, в деле фигурирует пост политолога в личном телеграм-канале о взрыве на Крымском мосту в октябре 2022 года. Кагарлицкому* может грозить до семи лет лишения свободы, но он не теряет бодрости духа и оптимизма.
«Не чувствую себя в одиночестве»
– На свободе у вас остались не только семья, единомышленники, но и довольно известный кот Степан. Как у него дела? Как переживает разлуку с хозяином?
– Разлуку с семьей, друзьями и коллегами в самом деле остро переживаю. Это самая неприятная сторона заключения. Мне посылают фото кота Степана, новые, снятые уже после 25 июля, когда меня задержали. Пишут, что он чувствует себя хорошо, но скучает. На фото у него, как всегда, взгляд строгий и пристальный. Очень жду встречи со своими, уверен, что она будет яркой.
– А за команду «Рабкора» переживаете?
– За команду «Рабкора» не только переживаю, но и радуюсь. С самого начала я настаивал, что «Рабкор» – это не «канал Кагарлицкого*», а коллективный проект. Давалось это трудно, ибо противоречило индивидуалистической культуре российского интернета. Но мне кажется, что как раз в последние месяцы начало получаться. И подтверждение тому – «Рабкор» вещает без меня. Люди, работающие на свободе, меня поддерживают и продолжают дело. Особая благодарность, конечно, моей дочери Ксении, которая очень активно организует кампанию солидарности. Думаю, что, когда я выйду на волю, «Рабкор» уже будет другим. И это нормально. Так и должно быть.
– Вас поддержало множество людей, в том числе те, кого вряд ли можно назвать вашими единомышленниками, например Сергей Марков. Удивлены, что такая солидарность поверх политических барьеров может до сих пор существовать? Доходят ли до вас слова поддержки?
– О поддержке со стороны разных людей, в том числе и не разделяющих мои взгляды, мне писали и говорили. Применительно к политологу Сергею Маркову – такие вещи очень радуют, показывая, что у нас в обществе все-таки существует профессиональная, корпоративная солидарность. Мы с Марковым постоянно спорили, порой очень жестко, но никогда не переходили на личности, не оскорбляли друг друга. Мне думается, что это очень важный принцип, которому стоит следовать всем.
Я не чувствую себя в одиночестве, мне пишут коллеги и читатели – в письмах обсуждаются теоретические вопросы, новости из Латинской Америки, издательские дела. В общем, интеллектуальной изоляции нет.
– Когда-то Егор Летов пел: «Маятник качнется в правильную сторону». Качнется ли маятник истории? И когда?
– Когда он качнется в нужную сторону? Может быть, его обратный ход уже начался и мы просто этого еще не заметили или еще не ощутили на себе. Дело в том, что социально-политическая и историческая динамика неравномерна. Где-то уже начинаются новые процессы, а где-то по инерции продолжаются старые. Но в любом случае инерция социально-политической реакции ограничена – она уже выработала свой ресурс.
«У меня была сумка на случай ареста»
– Во время прошлого нашего разговора вы сказали, что не собираетесь уезжать из России, несмотря на иноагентство. Зная тогда наперед, что произойдет дальше, поменяли бы свое решение?
– Уезжать из России я никуда не собирался и, как видите, никуда не уехал. Можете пересмотреть мой ролик на эту тему, который я записал на «Рабкоре» несколько месяцев назад. Я держу слово. И как вы понимаете, когда я заявил, что остаюсь, прекрасно отдавал себе отчет о связанных с этим рисках. У меня была приготовлена сумка на случай ареста, ею я и воспользовался. Все нормально, ни о чем не жалею. Другой вопрос – я надеялся, что властям хватит разума меня не сажать. Политические издержки, связанные с таким решением, явно превосходят сомнительные выгоды, которые государство может получить, держа меня здесь, в тюрьме. Но, как видим, они решили иначе. Их дело.
– Что делать тем, кто живет сейчас в России?
– Людям, находящимся в России на свободе, можно пожелать того же, что следует пожелать и находящимся в тюрьме – спокойствия, твердости и уверенности. Перемены неизбежны, главное – их дождаться. А потом будет очень много работы. Трудной работы. Но это же замечательно!
*Власти РФ считают иноагентом.