Анастасия Буракова: Система «Большого Брата» ломается на воровстве

«Собеседник» поговорил с основательницей «Ковчега» – проекта помощи российским политэмигрантам и релокантам

Анастасия Буракова
Фото: личный архив Анастасии Бураковой

Юрист Анастасия Буракова долгое время в России занималась правозащитной деятельностью, представляла в суде известных политиков, общественных деятелей и журналистов, в том числе Андрея Пивоварова, Леонида Гозмана*, разные оппозиционные издания. А в марте 2022 года основала «Ковчег» – проект помощи российским политэмигрантам и релокантам, предоставляющий временное жильё в Ереване и Стамбуле, а также оказывающий бесплатные юридические консультации.

– На идею «Ковчега» меня вдохновил опыт Беларуси после преследований за участие в протестах 2020 года: в Вильнюсе есть Дом единой Беларуси, и там помогают политэмигрантам в адаптации, юридической помощи и временном жилье, – рассказывает Анастасия «Собеседнику». – Мы запустились 10 марта 2022 года и уже за первые сутки получили несколько тысяч обращений! К нам присоединились волонтёры, эксперты, которые разъясняли тонкости миграционного законодательства разных стран, размещали в своих домах уехавших, оказывали психологическую помощь, обучали иностранным языкам. Задача-максимум для нас – познакомить людей с другими странами, потому что многие просто никогда не выезжали за пределы России.

«Люди больше наблюдают, чем уезжают»

– Вы рассказывали, что было две волны обращений в «Ковчег». Первая – февраль – март прошлого года, после начала СВО. Вторая – сентябрь – октябрь, после объявления мобилизации. А стало ли больше обращений после принятия закона об электронных повестках?

– Когда мы увидели этот законопроект, то сразу предположили, что поток уезжающих увеличится, но этого не случилось. Хороший индикатор – цены на авиабилеты по направлениям, где не требуется загранпаспорт. Так, стоимость перелёта в Армению осталась на прежнем уровне. Зато у нас выросло количество запросов на юридические консультации. Правда, люди чаще спрашивают, как обезопасить себя внутри России. Эмиграция – это не универсальный совет для всех. Я думаю, у кого были возможности, жизненные силы и накопления для переезда, уже уехали. Но понятно, что экстренная эмиграция зависит ещё от степени потрясения и угрозы для жизни.

– После принятия закона о повестках можно было по крайней мере ожидать большей тревоги в обществе. Как думаете, почему реформа призыва на военную службу не напугала так явно россиян?

– Возможно, люди пока ещё не очень понимают, как этот закон на них отразится. Он может оказаться просто громкой инициативой, никто не верит, что всё это будет работать.

В России коррумпированная система, которая по щелчку не отстраивается. Региональные военкоматы – это папки с бумагами, сваленные на полу по углам, а не какой-то ультрасовременный цифровизированный реестр. Поэтому люди пока больше наблюдают, чем уезжают.

– А есть в законе о едином реестре что-то хорошее, с вашей точки зрения?

– Про межведомственные взаимодействия говорят уже очень давно. В последние годы у приставов автоматизировали взаимодействие с погранслужбой ФСБ, чтобы должники получали запрет на выезд. Но это опять-таки работает не во всех случаях, иногда люди умудряются выехать. И так в системе везде. До сих пор отправляются бумажные письма, ведутся бумажные допросы. Не думаю, что это можно как-то починить, пока у власти ВВП и его окружение, потому что у них нет задачи что-то сделать в стране в сфере цифровизации и в межведомственных взаимодействиях.

Анастасия Буракова
Фото: личный архив Анастасии Бураковой

Эмиграция – не для всех

– Почему возвращаются многие из тех, кто уехал?

– Я думаю, это связано с тем, что за границей сложно найти работу, особенно без знания иностранного языка, а накопления рано или поздно заканчиваются. Это правда большая проблема, которая заставляет людей возвращаться. Поиск работы на международном рынке труда требует отдельного навыка. По нашей статистике, даже у айтишников из 20 собеседований будет всего два оффера. Во многих странах востребованы и инженеры, и те, кто занимается продвижением продукта, менеджментом в отдельных отраслях, и хорошие рабочие специалисты – машинист крана или рабочий завода. Иногда требуется знание местного языка, но часто достаточно английского. Мы пытаемся помочь людям выучить языки и приобрести новую востребованную профессию. Вот недавно в Ереване организовали бесплатные курсы для обучения тестировщиков. У нас есть отдельные чаты по шести профессиям, где люди обмениваются вакансиями или рассказывают о формальных и бюрократических моментах в трудоустройстве.

– Многие релоканты живут на доходы из России. Как долго это может продолжаться?

– Я бы рекомендовала удаленщикам иметь какой-то запасной вариант, поскольку никто не в состоянии предсказать решения российской власти. Депутаты называют «предателями Родины» людей, реализующих своё право на свободу передвижения. Поэтому не исключаю, что они могут принять какой-нибудь закон об ограничении удалённой работы. Но, с другой стороны, бизнес заинтересован в хороших специалистах, даже если они уехали из России. Частные компании ищут какие-то выходы для сохранения штата: открывают зарубежные представительства, чтобы их сотрудники не несли большую налоговую нагрузку как нерезиденты России, или оформляют их как индивидуальных предпринимателей по договору оказания услуг.

ГУЛАГ с двумя стенами

– Какие у вас рекомендации для оставшихся в России?

– Надо понимать, что единый реестр воинского учёта ещё не создан. Скорее всего по нажатию одной кнопки повестки отправляться не будут. У нас традиционно идеи построить «Большого Брата» ломаются на том, что все разворовали. И в итоге получился ГУЛАГ с двумя стенами вместо четырёх. Поэтому не паникуйте. И будьте осторожны! Если у вас есть отсрочка, пусть юрист за вас принесёт документы в военкомат. Не ведитесь на какие-то высказывания депутатов, которые обещают 10 лет строгого режима за то, что вы не явились в военкомат – это говорят, чтобы вас запугать. В законе нет пока уголовного наказания за уклонение от мобилизации. За уклонение от призыва есть, но очень редко отказ служить заканчивается реальным лишением свободы, чаще обходится штрафом. Поэтому здесь соотносите риски: даже при худшем раскладе из колонии через 1–2 года можно выйти живым.

В общем, что бы ни случилось, у вас два правила: не подписывайте то, с чем не согласны, и если чего-то не понимаете – лучше молчите и ждите профессиональной помощи. Чтобы номер адвоката был под рукой, заключите соглашение с юристом об оказании услуг. Это недорого, и стоит озаботиться этим заранее: если вас схватят и потащат в военкомат, вам будет кому позвонить.

– Появилась ли за это время российская диаспора и солидарность среди релокантов?

– Однозначно могу сказать, что да! У нас в проекте более двух тысяч волонтёров. И не только уехавшие после 24 февраля, но и те, кто эмигрировал много лет назад. Казалось бы, у этих людей все хорошо, им не требуется помощь, но они готовы помогать сами. Например, кто-то недавно приехал в Италию, у него возникли какие-то проблемы с документами, он пишет в чат и получает отклик – давно легализованные в Европе наши соотечественники идут вместе с ним в бюрократические органы и решают вопрос. Вы не представляете, какую я подчас вижу солидарность и взаимопомощь!

*Власти РФ считают иноагентом

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика