Дмитрий Журавлёв: У Навального высокие шансы выиграть скандальный суд — спасибо Украине

Даже под домашним арестом оппозиционер Алексей Навальный умудряется становиться фигурантом всё новых уголовных дел: 9 июля в квартире его соратников прошли очередные обыски по делу о краже картины «Хороший плохой человек» художника Сергея Сотова.

Ситуацию прокомментировал генеральный директор Института региональных проблем, политолог Дмитрий Журавлёв.

— Навальный обратился в Европейский суд по правам человека [ЕСПЧ], чтобы отменить домашний арест, который, по его мнению, связан с политическими мотивами. Какие у него шансы выиграть это дело?

— Я думаю, что шансы выиграть скандальный суд у него довольно высокие, спасибо Украине. К сожалению, это никак не отражает того, что творится здесь, реальной ситуации вокруг Навального. Сегодня Европа готова поддержать любого человека, который жалуется на Россию.

— Какие последствия ждут Россию, если она решит проигнорировать решение ЕСПЧ по Алексею Навальному и какие это может повлечь последствия?

— Мне сложно об этом говорить, потому что мы не часть Евросоюза и я не знаю, насколько данные решения являются для нас правообязующими. Морально, психологически, конечно, мы будем стараться выполнять такие решения, но всё зависит от состояния уголовного дела — если человек преступник... Заметьте, я говорю «если» — я уголовного дела не видел, я не знаю, кто там виноват, кто не виноват. Если по каким-то политическим причинам Европейский суд примет решение, что Алексей Навальный таковым не является, то нам, пожалуй, трудно будет выполнить его решение. Здесь есть только один способ не оказаться в глупом положении — сделать материалы дела максимально публичными. Если будет очевидно, что Навальный виноват, то далее вопрос о решении ЕСПЧ будет связан с этим, если это не будет очевидно общественности — это уже другая ситуация.

— Художник Сергей Сотов, картину которого «Хороший плохой человек» изъяли у Алексея Навального, утверждает, то он вешает свои работы на улице и никогда не обращается в полицию. Он утверждал, что не имеет претензий к людям, которые забирают себе его работы. При этом через некоторое время после обнаружения картины у Навального он якобы заявил в полицию, что его картина была украдена с уличной выставки во Владимире. Как Вы думаете, что подтолкнуло его изменить свою позицию по этому вопросу?

— Сложно сказать, художники ведь люди своеобразные. Я картину «Хороший плохой человек» ни разу не видел и вообще современную живопись, если честно, не сильно люблю, но, может быть, эмоции... У них семь пятниц на неделе. Я же понимаю, на что вы намекаете — на то, что его об этом кто-то попросил, да?

— Как вариант. Или, возможно, это была попытка пиара Сергея Сотова.

— Видя живого художника, в такие вещи верится с трудом — эти ребята так плохо управляемы... Другое дело, что вся эта ситуация с картиной не стоит такого ажиотажа, даже вашего вопроса не стоит. Если бы это был Рембо...

— Сотов далеко не Рембо, он работает дворником.

— Как раз с художниками это часто бывает: вы моложе меня, а я помню времена, когда художники и писатели работали дворниками и истопниками — это было массовое явление. И аспиранты-философы тоже: я сам оканчивал философский, у меня половина курса в аспирантуре работала дворниками. Такова была специфика советской жизни.

А что касается Алексея Навального, то главное в нашем случае — не отходить от закона, а всё остальное приложится.

— Последние обыски в квартире соратников Алексея Навального прошли без разрешения суда, как написано в постановлении, «в связи со срочностью». Две недели назад к Навальному явились с обыском вообще в четыре часа ночи. Чем это может быть вызвано?

— Вот это действительно странно. Я не юрист, я политолог, но помню, что ещё со времён Хрущёва проводить всяческие оперативные мероприятия ночью не принято. По крайней мере, допросы точно ночью запрещены, не знаю, как насчёт обысков. Возможно, где-то не хватило здравого смысла, может быть, эмоции были сильнее. Понятно, что это моя версия, я не видел того, что там было. Единственное моё предположение на этот счёт — было опасение, что преступники могли попытаться что-то спрятать.