Почему запрет на использование ненормативной лексики спасет Россию

С 1 июля в силу вступает закон, запрещающий использование ненормативной лексики в театре, в кино и в книгах. Отныне содержащую мат печатную и аудиовизуальную продукцию, кроме СМИ, можно будет продавать только в специальной упаковке с предупреждением. Хорошо ли это?

Уверен, найдется немало людей, которые сейчас увидят в этом возвращение тоталитаризма, удар по демократии и попытку поставить творческий процесс в жесткие рамки цензуры. В неловком положении окажутся некоторые, в том числе театральные режиссеры, чей медийный успех основан на их «свободном новаторстве» или «грязной матерщине» со сцены. Присоединюсь к консерваторам. Русский мат, безусловно, часть лексической культуры нашего языка, но за богохульство жгли и изгоняли из общества, поэтому присутствие в языке и публичное использование это разные вещи.

Ругался ли матом Пушкин, Толстой, Тургенев? Конечно. Ведь и они когда-то были прыщавыми подростками, а чуть позже мужчинами с неким набором комплексов. Писали ли вышеназванные гении русского языка прозаические или стихотворные опусы с матерком? Безусловно. Ведь желание похулиганить и выпендриться никто не отменял. И наконец, третий вопрос. Публиковали они произведения такого характера? Нет. Похабщина расходилась в списках. Была хулиганством при своем рождении и при своей изначальной оценке. «На флаг» такие «изыски» никто не поднимал. Надеюсь, что столь значимый для литературы менеджерской псевдоэлиты Орлуша уже успел накопить достаточно средств до принятия этого закона и теперь будет писать детские сказки или станет настоящим матерным диссидентом.

Все протесты явление временное. Мода на «жесткач» или «близость к народу» не может быть продолжительной. Что есть книги Юза Алешковского «Николай Николаевич» и «Маскировка»? Мастерское владение языком, но количество мата в них - это протестная культура, а посему лишь эпизод в его творчестве. Это так же, как книги Генри Миллера, в которых секс случается три раза на страницу и описан с восхищенным натурализмом. Как факт существует, частью культуры является, но массовому распространению не подлежит.

Я не ханжа, и с моего языка тоже порой соскальзывает крепкое слово. Но публичность «матаругания» я воспринимаю как порнографию. С точки зрения искусства и мат, и порнография — это беспомощность и неуверенность в том, что ваша сценарная задумка и ее режиссерское воплощение тронет души аудитории. А аудитория это рейтинг, а рейтинг это деньги. Всё. Круг замкнулся. Мат со сцены, с экрана и со страниц сегодня уже не протест и не пародия. Это беспомощность и жалкая палитра цветопередачи. Желание подзаработать, а стало быть, не искусство, а похлебка.

Культуру современного общества нельзя формировать с помощью законов и запретов. Это безусловно, жалкое зрелище. Но есть в этом потрясающий парадокс. Можем ли мы доверять нашему правительству? Скорее нет. Но может ли правительство доверять нам? Точно нет. Падение культуры и гибель нравственных ориентиров в боях за достаток привели к тому, что если не запретить хулу процессуально, то следующие поколения будут говорить матом уже с нами, своими престарелыми родителями.

Я бы этого не хотел, но у меня есть немного времени, чтобы говорить с сыном о Бродском, а такая возможность есть не у всех. Поэтому предлагаю отнестись к такому закону с юмором и как к временному запрету. Ведь может быть, спустя двадцать лет мы перестанем говорить на мате и нам будем даже смешно подумать о том, что можно попасть под уголовное преследование по такой статье. Мы просто будем передавать друг другу списки (уже электронные, конечно) матерных стишков и прозы, восхищаясь смелости и мастерству словосплетения.