Катастрофа медицины катастроф
Некоторое время назад врач Дмитрий Савченко рассказал в своем блоге, как обстоят дела в подмосковном Центре медицины катастроф. Вокруг записи, эмоциональной и страшной, разгорелся скандал. «Собеседник» решил разобраться, как на самом деле обстоят дела в службе, чья работа – спасать жертв катастроф.
Некоторое время назад врач Дмитрий Савченко рассказал в своем блоге, как обстоят дела в подмосковном Центре медицины катастроф. Вокруг записи, эмоциональной и страшной, разгорелся скандал. «Собеседник» решил разобраться, как на самом деле обстоят дела в службе, чья работа – спасать жертв катастроф.
«Государству всё по х...»
Чтобы понять, что такое служба медицины катастроф, представьте себе ситуацию: в каком-нибудь регионе, не дай бог, случается крупная катастрофа. Есть погибшие и много пострадавших с тяжелыми травмами. На место трагедии выезжают все службы: пожарные, которые тушат огонь, спасатели, которые занимаются эвакуацией, врачи скорой помощи, которые оказывают медицинскую помощь и развозят пострадавших по больницам.
Чтобы как можно больше людей получили помощь и выжили, не должно быть суматохи и путаницы. Именно это ложится на плечи службы экстренной медицинской помощи. Ее сотрудники первыми прибывают на место трагедии, сортируют пострадавших по степени тяжести, оказывают экстренную помощь, распределяют по машинам и решают, кого и в какую больницу везти.
Реанимобиль службы медицины катастроф в потоке машин можно опознать по желтому кузову с красной полосой. В любой бригаде, которая выезжает на таком автомобиле, обязательно есть опытный врач-анестезиолог-реаниматолог и специальное реанимационное оборудование.
Служба медицины катастроф выезжает и на крупные дорожные аварии, где есть пострадавшие на грани жизни и смерти. Их вызывают другие экстренные службы, например ГИБДД. Практически в любом российском регионе есть свое подразделение медицины катастроф. Но они в тени, и многие впервые узнали о такой службе из блога врача домодедовской бригады Дмитрия Савченко, где в конце октября появилась запись «Об экстренных службах с эмоциями и матом».
«С эмоциями и матом» врач-блоггер рассказал о том, что дела Центра медицины катастроф Московской области настолько плохи, что нечем, например, обезболивать тяжелых пациентов. Для этого нужны наркотические препараты, а Госнаркоконтроль требует, чтобы помещения, где они хранятся, были оборудованы решетками, сигнализацией и сейфами. Ничего из этого у центра тоже нет, потому что нет своих помещений – бригады скитаются по чужим углам.
Савченко рассказал, как медики покупают на свои деньги горючее, как чинят старые машины, которые постоянно ломаются, как умудряются работать без радиосвязи и нормального оборудования. «Сойдутся завтра «в лоб» пара автобусов на трассе или самолет на город нае… И еб… как хотите. Москва, конечно, на помощь прибудет. Но на это еще и время потребуется. Как на это смотрит товарищ Шойгу? В недавнем прошлом министр МЧС, бл...», – пишет Савченко.
Запись вызвала бурные дискуссии в Интернете и переполох в кабинетах. Кто-то посчитал, что Савченко истерит в попытке привлечь к себе внимание. Большинство читателей, представив себя на месте пассажиров упомянутых доктором автобусов, впечатлились и согласились: творится нечто ужасное, и государству, как выразился Савченко, «всё по х...».
«Проблемы никакой нет»
Директор подмосковного Центра медицины катастроф Игорь Макаров описанные Савченко ужасы отрицает. Он как раз поддерживает тех, кто обвинил Савченко в самопиаре: мол, захотелось человеку славы Навального, вот и придумал страшилку.
– У Савченко завышенная самооценка, – говорит Макаров. – Молодой 39-летний врач, неплохой специалист, продвинутый. Мы от него такого не ожидали.
Мы сидим в маленьком кабинете, на стенах – грамоты, смотрят друг на друга Путин и Шойгу (на тот момент еще губернатор Московской области). Директор и две бригады занимают часть здания морга Московского областного научно-исследовательского клинического института им. Владимирского (МОНИКИ). Макаров признает, что таких наркотиков, как морфин, у медиков действительно нет, но есть другие средства и «проблемы никакой нет». Как и нет ничего страшного в том, что бригады не располагают своими помещениями – все равно ведь все время на выездах, так что комнаты для отдыха хватает.
Всего по области работают 14 бригад экстренной медицинской помощи, и у всех примерно одинаковые условия работы. Горючее есть, оборудование тоже, радиосвязь и даже новые реанимобили, которые не нужно чинить, по словам директора, имеются. А если Савченко и чинил реанимационный «Фиат Дукато» за свои деньги, так затраты ему потом по накладной компенсировали.
– И пациента он не интубировал без обезболивания, – возмущается Макаров. – Как вообще можно было написать за всех, что служба не справляется?! Спросите наших врачей, что они по поводу этой заметки думают.
«Правильно все Дима написал»
Подольская бригада, которая оказалась втянутой в скандал вместе с домодедовской, где работает Дмитрий Савченко, раньше ютилась в местной больнице. Недавно там затеяли ремонт, и врачей попросили, сейчас они занимают две комнаты в том же здании, где базируются спасатели.
– Только бы за нами это помещение закрепили, надоело мотаться, – признался врач-анестезиолог подольской бригады, попросив не упоминать его имени.
С заметкой Савченко подольские коллеги не согласны – мол, «это он загнул», однако не отрицают, что в главном коллега все же прав – с помещениями нужно что-то решать, да и тот же морфин лишним в работе не будет.
– Есть другие препараты, – объясняет анестезиолог. – Вместо одной ампулы мы вкалываем пять, но обезболивающий эффект такой же.
Увы, в экстренной ситуации пять ампул – это время. В Институте травматологии им. Приорова (ЦИТО) утверждают: когда счет идет на секунды, важно, какой именно препарат используется при анестезии – врачу некогда вкалывать по пять ампул или готовить коктейль из препаратов, а при некоторых видах травм помогает только морфин.
– Да вам никто не признается, что на самом деле у нас происходит, – рассказали в той же бригаде, где работает Савченко, опять же на условиях анонимности. – Кому захочется перед начальством подставляться? Вы даже не представляете, что у нас после этого письма началось!
Мы стоим у входа в банк «Сунжа» на окраине домодедовского поселка Востряково. Три года назад домодедовскую бригаду тоже выселили из поликлиники. Тогда местный предприниматель предоставил им помещение, он же заправлял бензином машины. 25 метров крыши над головой у медиков есть, а вот прав на эти метры – никаких, значит, поставить решетки и сигнализацию они не могут, наркотики не получат и в любой момент снова рискуют оказаться на улице.
– Вот вы когда лечение бесплатное получаете в больнице, оно какое? – говорит врач. – Никакое! А от нас-то вы чего хотите?! Правильно все Дима написал. Я бы еще к этому добавил, что мы, чтобы получить допуск к наркотическим препаратам, должны заплатить за две справки 500 рублей.
Сам Савченко объяснять что-либо отказался, коротко признался по телефону:
– Я свои слова подтверждаю. Но смысла обсуждать их не вижу.
Все это, конечно, не означает, что Савченко – сетевой балабол, каким его пытается представить руководство. Кстати, «несознательный» врач-блоггер несколько раз в неделю по своей инициативе проводит для спасателей занятия по оказанию первой помощи.
По большому счету «эмоции и мат» врача Дмитрия Савченко – первая попытка обратить внимание на больную в буквальном смысле проблему и обычных людей, и чиновников от медицины. Все мы ездим по дорогам и летаем самолетами, и чрезвычайные ситуации хоть и редко, но все-таки, к сожалению, случаются.
Будет ли кому и чем нас спасать?
На местах
Чем дальше от Москвы, тем хуже?
Попытки выяснить, как обстоят дела у медицины катастроф в других регионах, поводов для оптимизма не добавили – скорее наоборот.
– На выездах мы практически не бываем – это делает скорая, – рассказала Елена Захарова, оперативный дежурный томского Центра медицины катастроф. – Занимаемся сбором и передачей информации о ЧС. На три специалиста четыре начальника. Какие-то деньги выделяются на препараты, которые не используются и по окончании срока годности сжигаются. Из связи только телефон и Интернет, очень медленный.
Томские медики обращались в областной департамент здравоохранения, но там не понимают, зачем вообще нужна медицина катастроф.
– Такая ситуация во многих регионах, – рассказывает Игорь Поливаный, анестезиолог-реаниматолог из Архангельска. Он работал в медицине катастроф с первых дней ее основания. – Чем дальше от Москвы, тем хуже. Получше в таких крупных городах, как Казань и Екатеринбург. Медицина катастроф возникла в начале 90-х годов. После землетрясения в Армении стало понятно: нужно что-то делать. Сначала появилось МЧС, позже подобную структуру создали в системе Минздрава. Но четкого понимания, зачем она, у властных структур не было, как и финансирования.
В итоге центры медицины катастроф на местах создавались в разных вариантах – как отдельные службы, как подразделения скорой и даже просто как некий придаток к департаментам здравоохранения. С первых дней были и трудности с кадрами, и проблема наркотиков.
В таком виде служба медицины катастроф дожила до наших дней.
Читайте также
