Сестра Михаила Прохорова Ирина: Мой брат еще станет президентом России!

«Если бы вы баллотировались в президенты, я бы голосовал за вас», – признался Ирине Прохоровой в конце часового спора Никита Михалков. После тех теледебатов, показанных на всю страну, старшая сестра Михаила Прохорова не то чтобы «проснулась знаменитой», но нечто подобное почувствовала. 

Историк культуры, литературный критик, основатель и главный редактор издательского дома «Новое литературное обозрение», отмечающего в этом году 20-летие. Лауреат Государственной премии 2003 года, кавалер французского ордена литературы и изящных искусств. Соучредитель (вместе с братом) Фонда культурных инициатив, официально – Фонда Михаила Прохорова. Огромное количество мероприятий, среди которых, например, престижнейшая литературная премия «НОС» («Новая словесность»), где за 1‑е место дают 700.000 рублей. Поддержка культурных проектов в регионах… И все это было задолго до того вечера, как она сразила в прямом эфире Михалкова. И нас. Поэтому я искренне благодарен Ирине Дмитриевне Прохоровой за то, что, несмотря на занятость, на усталость (в том числе и от журналистов), она согласилась на встречу для «Собеседника».

Михаил – человек закаленный

– Ирина Дмитриевна, а куда пропал Михаил Дмитриевич после выборов?

– Была краткая передышка, он немного отдохнул. Теперь – дела, ездит в командировки. Потом, я думаю, что если он действительно затевает партию, как заявил, то должен же быть какой-то момент тишины, продумывания стратегии. Партия – это уже мощная институция, которая требует серьезных раздумий. Лучше в тиши, так, чтобы не было сумятицы, чтобы действительно все хорошо продумать, взвесить все «за» и «против», все возможности и риски.

– То есть не занимается самокопанием, переживаниями – после всей этой грязи…

– Ну что вы! Понимаете, он очень сильный. Люди другого склада просто не могут быть столь успешными. Человек, который работает в крупном бизнесе – а там такие издержки и риски! – всегда переживает, но по-другому, чем мы. Брат – человек закаленный, переживший столько падений и взлетов, поэтому трудно представить, что если у него отрезали восемь процентов голосов, то он зарыдает от отчаяния и больше политикой заниматься не будет.

– Читал, вы убеждены, что на самом деле Михаил Дмитриевич набрал не центризбиркомовских 7,98 процента, а раза в два больше. Но я и о другой грязи. Вспомним теледебаты с Жириновским. Когда изначально понятно, что выходить на одно поле с ним – позориться. Не в том плане, что проиграть. Известны манера, стиль Вольфовича, понятно, что будет хамство жутчайшее. Представляю себе ситуацию не в телестудии, а где-нибудь на улице. Вспоминаю рассказы о Прохорове, как он в армии заступался за своих одногодков в роте. Не заступиться за женщину, не дать хаму, извините, в морду – для такого, как ваш брат, противоестественно. А в телевизоре – непозволительно. Значит, приходится это терпеть? Участвовать в этом. Но нельзя же выйти на грязное поле и не измазаться в грязи?

– Хочу заметить, что все-таки по правилам президентской кампании кандидаты должны встречаться друг с другом. Но что поделать, когда у нас кандидаты в президенты вот такого пошиба! Не думаю, что брат замарал белые ризы, схлестнувшись с Жириновским. В конце концов, это была для него редкая возможность, во-первых, донести свою программу до избирателей, во-вторых, противопоставить хамскому беспределу другую политическую культуру. Задача Михаила была показать, что в России есть другие политики, есть другой способ обсуждения проблем современного российского общества. Мне кажется, в каком-то смысле он этой своей цели достиг.

– Не могу не вспомнить и еще одни дебаты: ваши с Никитой Сергеевичем Михалковым…

– Да?

– Вам, наверное, надоело уже, что все спрашивают?

– Нет, конечно, очень приятно, что эти дебаты оказались столь успешными. Хотя, с другой стороны, мне казалось, что двадцать лет я занимаюсь очень серьезными культурными проектами, которые стоило бы заметить и раньше. До того, как я поговорила с Михалковым о культуре. Ну что ж, так работает общественное мнение.

– Немного обидно?

– Ну, в этом смысле есть немножко…

– Как Мартин Иден: что же вы раньше не замечали?

– Люди, которые связаны с культурными индустриями, конечно, хорошо знают и издательство «Новое литературное обозрение», и Фонд Михаила Прохорова. Но да – широкая общественность узнала о главных сферах моей профессиональной деятельности после встречи с Михалковым.

– И как вам сейчас, после свалившейся на голову славы?

– Ну что? Я работаю, как и работала раньше.

– А что изменилось?

– Может быть, больше внимания к самому издательству, к фонду. Больше людей узнали о них – пошел поток предложений, идей… Президентская кампания и дебаты выявили большой общественный запрос на культуру, на серьезные новые смыслы, на такую важную духовную составляющую жизни, как моральные ценности. Я теперь получаю огромное количество писем, которые подтверждают привычную для меня мысль, что в современном обществе развитая культура – залог успешного развития страны. Видимо, это то, что сами люди чувствовали, но не могли озвучить. Что культура главнее политики…

Народный министр культуры

– И вы, и Михаил Дмитриевич озвучивали этот тезис неоднократно: культура – это не развлечение, а фундамент новой экономики, экономики XXI века.

– Действительно, этот тезис мы повторяли не раз, да и не только мы. Но бывают, видимо, такие уникальные исторические моменты, когда прежде сказанные слова вдруг обретают особое звучание, рождают особый отклик в душах людей. Может, этот резонанс был порожден политическими страстями. А может быть, это какое-то новое состояние общества, для которого культура становится важнейшим инструментом самоидентификации. Трудно сказать. Но я обратила внимание, что после той программы разговоры о культуре начались везде. Меня приглашали и в Высшую школу экономики, и на региональные общественные форумы поговорить о культурных стратегиях, о культурной политике и т.д. Культура вдруг оказалась в центре внимания общественности.

– Договорились до лозунга: «Ирину Дмитриевну Прохорову – в министры культуры!»

– Народный министр такой, слышала.

– А было бы здорово… Я с вами совершенно согласен в том, что в основе всего культура. С другой стороны, когда я смотрю на какие-то вещи не общего порядка, а личностные… Сложно сказать, что оппонент ваш – Никита Сергеевич Михалков – некультурный человек. Или бескультурный человек. Но я не понимаю, как из уст культурного человека может звучать фраза: «Кто будет голосовать против Путина, тот будет голосовать против целостности и будущего России». Просто за гранью.

– Я бы эту риторику вынесла за скобки, поскольку в предвыборных дебатах часто бывают перехлесты. Говоря о культуре, не будем сводить все к чтению книг и цитированию стишков. Власть у нас в последнее время много читает стихотворений – и все как-то не к месту. Культура в широком смысле слова – это разделяемая обществом система этических и эстетических ценностей, картина мира, философия жизни, если угодно. И мне кажется, что главный проблемный узел сегодняшней России – это конфликт между современным, живым и динамичным обществом и крайне архаичной властью, претендующей на сакральный статус. Богом данное… XXI век на дворе! Какая Богом данная? Каким еще Богом? Простите… Я боюсь заподозрить Никиту Сергеевича в неискренности, он имеет право на личное мнение. Но тем не менее странно слышать такие речи в наши дни… Давайте мы переведем этот тезис о богоизбранности власти на язык родных осин. Получается: власть вообще не имеет обязательств перед обществом; мы должны ее просто терпеть и быть благодарны, что нам дают жить (сразу вспоминается знаменитая сказка Евгения Шварца «Дракон»). А в современном государстве главная функция выборной власти – координировать деятельность различных общественных и частных институций, всячески поощрять самоорганизацию общества. Если представители российской верховной власти мнят себя посланниками Бога на земле, боюсь, что никакие успешные реформы, никакие модернизации экономики нам не грозят. Какая самокритика, какая такая борьба с коррупцией, если все от Бога?.. Наверное, это даже смешно – обсуждать подобные высказывания серьезно.

– Прошедшие события выявили для меня еще одну любопытную странность. Может быть, вы, Ирина Дмитриевна, ее как-то объясните. Когда Михаил Дмитриевич говорит, что он гражданин этой страны и он знает, как сделать жизнь в стране лучше, что у него есть не только понимание, но и программа, то его будто никто не слышит. Говорят: а, ерунда, просто он не хочет признаться, что он «ставленник Кремля»; «путинский проект»; ему просто скучно; это его новое развлечение. И если бы он однажды «признался», все бы вздохнули с облегчением: а! мы так и думали! В высокие же помыслы не верят. Как вы полагаете, почему?

– Тот факт, что успешный и самодостаточный человек хочет сделать что-то полезное для страны, часто воспринимается в штыки в силу царящего в обществе двоемыслия. Я не хочу никого обвинить, но мне кажется, что во многом тут логика такая: мол, если бы я стал богатым, то уехал и загорал бы себе на песочке. А этот человек странный какой-то – не уезжает, не хочет. Тоже, кстати, отчасти разговор о культуре. Значит, ребята, мы сами-то каковы? Давайте-ка на себя обернемся. У нас-то какие представления? Когда людям задаешь этот вопрос, они начинают смеяться. Потому что абсурдность ситуации им становится очевидна.

Другой аспект этой проблемы: люди вообще-то и не обязаны безоговорочно верить в чистоту помыслов неизвестного им человека, их доверие нужно завоевать и заслужить. Даже в своей деятельности, куда более скромной (хотя я считаю ее не менее важной), приходилось сталкиваться с подобным подозрительным отношением. Например, когда мы с братом восемь лет назад открыли в Норильске благотворительный фонд, поддерживающий местные культурные инициативы, то жители сначала с большим недоверием отнеслись к нашей инициативе: мол, отмывают деньги, сейчас будут начальству раздавать, наворовал, а теперь, значит, грехи замаливает и тому подобные приятные предположения. Знаете, можно было плюнуть, возмутиться и уйти – раз вы неблагодарные! Но мы понимали, что частная благотворительность – это очень новая и непривычная сфера деятельности для большинства людей, привыкших получать помощь только от власти. Через два-три года Фонд Михаила Прохорова стал центром культурной жизни Норильска. Поверили и поняли, что, оказывается, все честно и прозрачно, все цифры висят в Сети, любой человек, если подаст хорошую заявку, может получить деньги на свой проект.

Возвращаясь к Михаилу: именно для того и существуют дебаты, встречи с избирателями, чтобы кандидат убедил неверующих или скептиков в своей правоте. Когда он начал встречаться с людьми, когда те увидели живого человека и получали ответы на свои вопросы, у них возникало совершенно другое к нему отношение.

– Задам вопрос о будущем: вы верите, что Михаил Прохоров станет президентом России?

– Разумеется.

– Тогда я позволю себе несколько личных вопросов – мне кажется, о своем будущем президенте человек имеет право спросить всё. Михаил Дмитриевич и вы уже рассказывали, что отец и мама ваши ушли из жизни, когда им не было еще и шестидесяти – в один год. Про бабушку-биолога…

– Микробиолога.

– Да, извините. Но я нигде не нашел упоминания, в кого брат такой, выражаясь словами его друга Хлопонина, длинный?

– Похоже, что он пошел в дедушку с материнской стороны, погибшего на войне. Мама говорила, что он был очень высоким. Когда переступал порог квартиры, всегда пригибался – видимо, был под два метра ростом; когда спал на кровати, то для ног подставлял табуретку. Наверное, мой брат в него, кстати, с возрастом он все больше становится на деда похож и внешне (если судить по фотографиям).

– А откуда вообще ваш род?

– По папиной линии дедушка и бабушка – крестьяне, всю жизнь прожили в Алтайском крае. Деда в 30-х годах раскулачили, он чудом остался жив. Мамины родители встретились в Москве: дедушка приехал из Осетии, а бабушка – из Гомеля учиться в медицинском институте.

Разносолов у нас нет

– Как-то Михаил Дмитриевич признался, что не читает книг. Вам, как издателю, филологу, это не прискорбно?

– Мой брат любит пошутить, возможно, не всегда удачно. Конечно, он читает книги, причем очень много, как специализированные – по проблемам бизнеса, экономики, финансов и т.д., так и художественные – для души. Он часто отшучивается от разговоров про чтение, поскольку, с одной стороны, считает такие расспросы несерьезными, псевдодидактическими; они ему напоминают школьные годы («какие книги вы прочли за лето?»). С другой стороны, Михаил, как человек глубокий и содержательный, не любит хвастовство, позерство, в отличие от многих других политиков, наводящих тень на плетень… Он полагает, что конкретные дела говорят о человеке больше, чем пустые слова.

– Вы ведь в Сколково в одном доме живете, да?

– Да. Сейчас еще со мной временно живет дочка с мужем и маленьким ребенком.

– Я слышал, что у него практически спартанская обстановка. А у вас – своя половина дома? У вас все по-другому?

– У нас просто разные стили: у брата – сдержанный, лаконичный, мужской стиль, а у меня больше красок, чисто женского уюта. Но мы оба противники эдакой… новорусской пышности. В принципе это просто жилой дом, удобный, с нормальной мебелью, с главным священным местом – кухней, на которой мы проводим все свободное время в чаепитии и разговорах.

– Вы сами готовите?

– Только завтрак, и то иногда. В свое время, как только подросла дочь, я сказала домашним: всё, перевожу всех на подножный корм – питайтесь, кто как может. Я целыми днями на работе: издательство, фонд, бесконечные командировки. К нам приходит повар, который готовит нам ужин. Хотя в принципе мы сами можем делать всё: стирать, убирать, готовить, мы выросли в простой советской семье.

– Я просто к тому, что (извините, если что не так скажу), может быть, блюдо какое-то мама готовила, и Михаил Дмитриевич приходит иногда и говорит: хотелось бы, ну, например, сырников маминых.

– Да нет, пожалуйста… Я периодически делаю сырники или яичницу, если брат попросит. И потом, надо сказать честно, никаких разносолов у нас нет, мы едим обычную домашнюю пищу: котлеты, жареную курицу, картошку, салаты типа оливье. Обыкновенный такой советско-российский стол. Представления о том, что нам подают на завтрак устрицы с шампанским, далеки от реальности.

– Не знаю человека, у которого такие представления.

– Что вы! У нас за последние 20 лет возникло и расцвело целое направление в массовой культуре под условным названием «сказки о Рублевке».

– И последний вопрос к вам, как к филологу. В психологии есть понятие библиотерапии. Когда лечат в том числе и с помощью специально подобранного списка книг. Какую бы книгу вы порекомендовали сегодня России?

– «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, чтобы наконец избавиться от ностальгии по славному тоталитарному прошлому.