В монастыре жить – по-волчьи выть!

Ситуация на грани фола: в Ростове Великом несколько семей с советских времен ютятся в кельях Богоявленского Авраамиева монастыря. Монашкам такое соседство не нравится. Дело дошло до открытого противостояния.

Вытрезвитель в храме

Этой зимой 32-летняя Светлана Галченкова растапливала снег, чтобы готовить еду и стирать, потому что в сорокаградусные морозы все колонки в округе замерзли, а в ее тесной квартирке на втором этаже водопровода нет. Вода есть у соседей снизу – монахинь, но женщине, которая ухаживает за больной мамой и в одиночку растит дочь, сёстры подключиться к трубе не разрешают даже за деньги.

– И где тут милосердие? – горько усмехается Галченкова, для которой, как это ни странно звучит, старейший на Руси Богоявленский Авраамиев монастырь – дом родной.

С монастырем этим за девять веков его существования всякое случалось: и татаро-монголы его сжигали, и свои в XVII ве­ке грабили в отместку за то, что попы с поляками и литовцами дружили. Свою лепту внесли и большевики: монашек они разогнали, а храмы сначала под зерносклад отдали, потом под воинскую часть. В какой-то момент там даже был открыт вытрезвитель! В конце концов советская власть монашеские кельи отдала под коммунальные квартиры.

В 2003 году, как это принято сейчас говорить, восторжествовала историческая справедливость, и снова открылся женский монастырь. Но при этом чиновники забыли про людей, для которых кельи много лет назад стали квартирами. Так монахи и миряне оказались на одной территории, и начались между ними разногласия. Вначале стилистические – сестрам не понравилось, что мирянки в брюках и купальниках ходят. А потом и материальные. По словам Светланы Галченковой, монахини снесли сараи, часть огородов оттяпали и яблоневый сад с прудом забором обнесли.

– Получается, что все вокруг их, а мы здесь никто! – громко возмущается она. – Я чувств их оскорблять не хочу, но должны же они понять, что я здесь росла, что это мой дом, и я не монашка, чтобы в жару закутанной ходить.

«От монашек житья нет»

Жилплощадь в монастырском доме, на которой сейчас ютятся Света с 8-летней дочкой, получила 40 лет назад ее мама Алла Николаевна. В молодости она работала крановщицей на стройке и теперь горько шутит:
– Чужим строила, а себе и детям своим построить не смогла.

Кроме нее, Светы и внучки Тани, на 38 квадратных метрах прописаны и два сына. Старший Сергей живет с семьей на съемной квартире, а младший Алексей, награжденный за свои подвиги в Чечне медалью, сейчас работает в Москве. Новый холодильник, телевизор, компьютер, микроволновка куплены на его и Светины деньги. На фоне рукомойника, кучи ведер и огромной печи эта бытовая техника кажется случайно забытой в доме гостями из будущего. Запах сырости и ветхости забивается едким дымом, который валит из щелей в печи. По словам Аллы Николаевны, раньше дыма не было, но монахини на первом этаже переделали отопление, печь от стены отошла, и теперь в доме стоит угар.

– Мы в администрацию жаловались на незаконную перепланировку, но никакой реакции, – вздыхает пожилая женщина. – Про переписку с чиновниками вам лучше соседка моя расскажет, Лена. Она и побойчей меня, и грамотней. Через стену живет, сейчас постучу, и она придет.

И действительно, не прошло и пяти минут, как в каморку влетела 59‑летняя Елена Геннадьевна Прусакова. Живет она в таких же условиях, как и Алла Николаевна, и очень сильно верит в силу печатного слова. Сорок лет назад она написала жалобу в одну из центральных газет, что молодой семье из Ростова даже комнату не дают, а через пару недель ей сам секретарь горкома ордер на вселение вручал в «келью» №32. Журналист из Москвы Елене Геннадьевне потом письмо прислал – спрашивал, решена ли ее проблема.

То письмо, пожелтевшее от старости, Елена Геннадьевна хранит вместе с ордером на вселение и ответами местных чиновников на просьбы выделить новое жилье. Ответов много – толку мало. Из них получается, что жилье мирянам не светит. Мол, дом хоть и признан аварийным, но сносить его нельзя, потому что это памятник архитектуры. А раз сносить нельзя, то и под программу переселения из ветхого жилья его обитатели не попадают.

– Но нам же еще житья от монашек нет! – возмущается Прусакова, у которой в соседней келье живут сын с женой. – Коров на наши огороды выгоняют. Комнаты захватывают. У Аллы родственник старый жил внизу, она думала, после его смерти сын туда вселится. Он умер, еще похоронить не успели, а монашки на двери уже замки новые повесили. Теперь у них там трапезная. Еще они на ночь ворота на замок закрывают – ни нас, ни скорую не пускают. Зато смотрите, какие жалобы на нас пишут.

Пенсионерка показывает ксерокопию обращения настоятельницы в обладминистрацию, в котором та обвиняет жильцов в пьянстве и разврате.

– А это же всё неправда! Разве можно монахиням врать?

«Миряне слишком много хотят»

Чтобы выяснить, кто же прав, я отправился пообщаться с монашками. Но мрачные женщины в темном словно не замечали меня. На приветствия и просьбы провести к настоятельнице не отвечали, а только недобро зыркали исподлобья и шли мимо, как ожившие тени. Игуменья Миропия, которая в конце концов нашлась в храме, тоже отказалась от общения, затребовав письменного благословения ярославского епископа или Патриарха. Хорошо хоть не от Господа Бога.

Впрочем, один разговорчивый человек в обители все же нашелся: Александр Калинин, бывший ростовский реставратор, а ныне управделами монастыря.

– Местные жильцы слишком много хотят, – уверяет он. – Город им жилье не дает, вот они и требуют квартир от нас, причем новых, да для каждого члена семьи. Вот, например, мы купили Прусаковым из 32-й квартиры новую двушку с частичными удобствами. Но туда переехала только женщина с двумя детьми, а муж не поехал, развелся и теперь тоже квартиру требует.

Как выяснилось позже, реставратор слукавил. Развелась Татьяна Прусакова с мужем задолго до переезда, и квартира оказалась не новой, а такой же развалюхой с печью и удобствами на улице.

– А куда бы мы с мамкой пошли, если бы отец новую жену в дом привел? Не оставаться же, – вздыхает дочь Прусакова, 16‑летняя Елена, и добавляет: – А я ведь, когда маленькой была, в Бога верила, а теперь нет. Потому что если бы он был, то боялись бы попы и чиновники обманывать. А так все вокруг только о себе думают.

справка

Богоявленский Авраамиев монастырь расположен на окраине Ростова Великого. Когда-то в древние времена на его месте возвышался каменный идол Велеса. К тому времени Русь уже крещена была, а ростовчане-язычники всё ему поклонялись и православную веру не принимали. Греческих епископов-миссионеров гнали, а одного из них – Леонтия – и вовсе сожгли. Усмирил безбожников преподобный Авраамий, построив в XI веке на месте идолища храм.

дословно

Надежда Соколова, заместитель главы администрации города Ростова:

– Своих возможностей расселить аварийный жилфонд у нас нет – мы это делаем только по программе Фонда содействия реформированию ЖКХ. А в рамках 185-го Федерального закона результатом программы по переселению является снос жилого дома, который был расселен. И поскольку это памятник федерального значения, то ни о каком сносе речи быть не может. Вот в этом сложность. Почему жильцы не соглашаются на те варианты, которые предлагает им монастырь, я не знаю.