Женский батальон
Жёны мобилизованных устроили акцию у Могилы Неизвестного Солдата в Москве.
Жёны, матери, сестры мобилизованных все активнее пытаются вернуть своих мужчин с СВО домой. А бойцам от этого становится только хуже. Да и самих женщин заметно напугали. Но некоторые – самые отчаянные – все равно не сдаются.
«Пусть заткнется!»
Яркими пятнами – в изумрудном пальто, рыжей шубке и в куртке цвета милитари – они появились словно из ниоткуда на этом белом снегу, что в минувшее субботнее утро укутал в Москве всю Манежную площадь. Снег сыпал и сыпал и, казалось, совсем засыпал головы этих дам. Всматриваюсь – а это не снег, это они почти все в белых платочках, одна – в белой шапке. В руках каждая из них держит алые гвоздики – четное количество...
Словно из ниоткуда дамы появились под стенами древнего Кремля не случайно, а в целях конспирации. Опасались, что еще на подходах к нему будут остановлены. Поэтому даже выходить на встречу друг с другом решили не все вместе, а каждая из своей станции метро. Комуто достался выход ближайший, кому-то – за километр. Но в условленные без четверти полдень все собрались в Александровском саду. Всего женщин было... пятеро. А ожидалось, что их придет человек 20, а то и 60. Но и пятеро в сложившейся ситуации уже немало. Ведь это – жёны мобилизованных, а также еще мама и сестра одного из них. Им было непросто решиться объединиться для возложения их скромных и скорбных букетов в память о павших на СВО, ведь после сего действа для дам могли возникнуть серьезные последствия – такие уж времена.
– Практически никто не пришел, так как нас всех действительно запугали, – признается «Собеседнику» в ожидании часа «икc» 34-летняя москвичка Мария Андреева, большое интервью с которой мы опубликовали в прошлом номере. Ее мужа-медика, с которым она уже полжизни, призвали в октябре 2022-го, дома его еще ждет двухлетняя дочь Настя. – Сразу после интервью вашему изданию ко мне проявили живой интерес из военкомата. Оттуда звонили и спрашивали: нам важно понять, почему вы так «топите» за возвращение мужа. Может, у него там какие-то ранения, хронические заболевания, чтото еще? То, что я просто хочу с ним воссоединиться после одного года двух месяцев разлуки, они как аргумент не принимали. Далее «прилетело» комбату мужа. А комбат у него – человек нормальный, такой же мобилизованный. После заинтересовался один генерал. Выяснить его фамилию мне не удалось. Но я узнала то, что от него передали моему супругу: «Тебя взяло на заметку высокопоставленное руководство. Лучше, если твоя жена перестанет мутить, иначе у тебя возникнут проблемы. Пусть она заткнется».
– Но ты не затыкаешься... – уточняю я. Подходить к могиле мы пока все не решались. Выжидали, изучали обстановку.
– Как видишь, нет. Ведь сразу же произошел вопиющий случай. И я знаю, что таких случаев будет много. Мужа вывезли обратно, на границу, где приказали ему записать ролик. На камеру он говорит: «Мы тут нужны! Мы тут до конца!» Хотя раньше для нашего паблика в соцсети он записывал видео противоположного содержания. Есть ощущение, что для них главное, чтобы о нас и наших страданиях и мольбах ни в коем случае не узнали на уровне Шойгу и Путина. Насколько я поняла, подобные «признания» в приказном порядке Минобороны собрало и с других мобилизованных, чьи жёны выступали заметнее всего. Пока они нигде не опубликованы – их держат, видимо, на случай каких-то уж совсем наших активных действий. Но мне лично все равно!
И жёны ринулись, словно в атаку, возлагать свои цветы.
«Жизни нет. Одни слезы»
Они прошагали эти несколько метров очень решительно, не видя вокруг ничего, кроме летящих на их белые платки белых хлопьев. Остановились у столбиков с тяжелыми цепями, защищающими пост №1, и увидели их. Всюду стояли полицейские – их толпилось у общенационального мемориала воинской славы больше, чем туристов и зевак. На каждых троих полицейских приходился один мужчина или одна женщина в гражданском, которые бесцеремонно принялись снимать жен, тыкая своими гаджетами им прямо в лицо. При этом делали они это с такими суровыми лицами, что сразу было ясно – не из праздного любопытства.
– Вы по какому праву нас снимаете?! Вам мы разрешения не давали! – возмутились жёны.
Снимавшие молчали, только уставшие руки в перчатках поменяли.
– А вы по какому праву со своими цветами сюда пришли? – возмутился один из полицейских, судя по всему – главный.
– Это что такое? Не пустим! Нельзя! Вон там тумбы городов-героев – у любой кладите! А сюда не надо ходить!
– Нам важно именно у Вечного огня! – объяснили жёны. – Это же в память о павших!
– Каких еще павших?! – оторопел полицейский и на миг замолчал. – Да что мне делать с вами? А, эта территория не моя зона ответственности, тут не я решаю. Сейчас коменданта позову.
И он, поколебавшись, позвал. Комендант явился сразу же, будто вырос из-под снега на этих ступенях. Посмотрел на всех внимательно, расспросил обо всем подробно – кто, как зовут женщин, о ком цветы, с какой целью (у снимавших людей уже руки от напряжения отваливались). Наконец ответами комендант остался удовлетворен. Разрешил. Но строго по две женщины за один заход. И никаких групповых снимков у монумента, вообще никаких остановок или задержек для фото – дошли, положили, ушли.
И они снова пошли. Маленький женский батальон. Или вдовий?
– Мы еще, слава Богу, не вдовы, – одергивает меня Маша. – Но кто мы – сама не знаю. Мы потеряны. Нас обвиняют даже в том, что мы не настоящие жёны – купленные провокаторами «актрисы». А мы ведь с мужем планировали до СВО заводить второго ребенка – у меня остались замороженные эмбрионы для ЭКО... (Всхлипывает.) Контрактники пусть воюют – в чем проблема? А нас за нашу борьбу пусть хоть сажают – жизни нет все равно! Одни слезы... (Плачет.)
«Твари, нелюди»
– Есть достоверная информация, что не первый раз вызывают солдат «особо буйных жен» и начинают беседовать, давить всячески, откровенно устрашать, чтобы мы замолкли, – поддержала разговор одна из женщин. – А методы давления разные – в зависимости от нравственности и морали генералов. Накануне, кстати говоря, приходила полиция к одной из наших, были вежливы, но, так сказать, предупреждали. Вообще, это бог знает что творится! Просто репрессии за то, что мы хотим, чтобы нам вернули наших родных и близких, которые больше года воевали. Они что, должны обязательно умереть, чтобы Родина счастлива была?!
– А ведь у нас не все против СВО, многие очень даже поддерживают, – сказала еще одна в белом платке. – Вот я правда считаю, что если бы не мы их, то точно они бы нас. Это же проклятая страна нацистов и фашистов, надо наши рубежи защищать от этих тварей, нелюдей. Только моего родимого верните, пожалуйста, ну сколько можно! Обещали же нам в военкомате, что он там не до победного конца, а до поры до времени. Я и верила...
– А вам в голову не приходило, что если со сроком пребывания мобилизованных на СВО сложилась такая ситуация, то и с ней самой, спецоперацией, может быть, не все так очевидно? – вконец обмороженная спросила я.
– Не, такое не приходило. – Она посмотрела на меня, как на дурочку. Обиделась. Ушла.