Юра, мы точно все ...? Или что-то еще осталось?
С Америкой сотрудничаем, с межпланетными полетами проблемы, на свою орбитальную станцию денег может не хватить.
Наша страна занимает третье место в мире в космосе после США и Китая. В чем сегодня проявляются отечественные космические достижения, выяснял «Собеседник» у экспертов отрасли.
Не запусками едиными
– Чем определяется статус космической державы?
– Часто место страны определяют лишь числом космических запусков. По этому показателю мы действительно сегодня третьи. Но главное в освоении космоса – не СКОЛЬКО мы запускаем, а ЧТО, – объясняет Александр Железняков, эксперт в сфере ракетостроения, историк космонавтики. – Например, в пилотируемой космонавтике мы пока в числе лидеров. Россия – одна из трех держав, которые могут отправлять людей в космос и возвращать их на Землю. Сегодня подобной технологией, кроме нас, обладают США и Китай.
Но еще несколько лет назад мы были единственными, кто мог обеспечить смену экипажей на МКС.
– Какие научные исследования проводим?
– За последние 20 лет состоялось несколько полетов по научным программам. В частности, были запущены биологический спутник «Бион-М» №1, космические обсерватории «Радиоастрон» и «Спектр-РГ». И это самый большой российский вклад в науку. К сожалению, другими крупными научными достижениями похвастаться не удается: последние годы Россия больше внимания обращала на прикладную сферу – мы восстановили навигационную систему ГЛОНАСС, приступили к развертыванию группировок спутников – метеорологических и дистанционного зондирования Земли...
Кто мы на МКС?
– После введения санкций Россия на МКС – полноправный партнер?
– Безусловно, – говорит Александр Хохлов, член Санкт-Петербургской организации Федерации космонавтики России, до недавнего времени – инженер-конструктор космического приборостроения. – Так, российский вклад – это двигатели для коррекции орбиты и маневров (скажем, уворачиваться от космического мусора). Еще мы доставляем на МКС воду. Сейчас участвуем в программе перекрестных полетов: наши космонавты летают на Crew Dragon, а астронавты NASA – на «Союзах». Участие в проекте МКС, можно сказать, сегодня одно из самых больших достижений России в плане работы в космосе.
– Но скоро этот проект планируют завершить – разве нет?
– Сотрудничество продлено до 2028-го. Партнеры, впрочем, хотят продлить его даже до 2030-го. Посмотрим, что получится.
Своя РОС
– А что планируем делать после 2030-го?
– Сейчас в России развивается проект собственной орбитальной станции (РОС), – рассказывает Хохлов. – Идет завершение эскизного проекта. Но полноценные работы начнутся, если власти выделят на 10 лет 500 млрд руб. Кстати, уже частично сделан первый модуль – научно-энергетический (НЭМ). Созданы его макеты для всех основных испытаний в ЦНИИмаше и РКК «Энергия». Начата разработка бортовой аппаратуры. НЭМ изначально должен был лететь к МКС, но теперь уже не полетит, а видится первым модулем новой российской станции.
– Получается, это долгострой?
– С одной стороны, да. Но тут есть принципиальное изменение: все крупные модули станции «Мир» и МКС делали на заводе им. Хруничева. А НЭМ – в ракетно-космическом центре «Прогресс» в Самаре. Правда, основная бортовая аппаратура - на основе тех же разработок, что были созданы для российского сегмента МКС. Но меняется элементная база. В частности, центральный компьютер раньше был немецким, сейчас этот вопрос стараются решить своими силами.
– На сколько лет работы в космосе планируют РОС?
– Говорили о 50 годах минимум.
Кстати, в корне меняется и архитектура. Будет центральный сферический модуль (аналог «Причала» на МКС), и к нему можно стыковаться с разных сторон. Планируются четыре крупных модуля и отдельная шлюзовая камера для выходов в открытый космос. То есть модули станции можно будет менять. Сейчас все переходные отсеки со стыковочными узлами приварены к самим модулям.
Но пока все это главным образом планы. Надо, чтобы финансирование разработки внесли в Федеральную космическую программу. Если работы по созданию станции не начнутся, то российская пилотируемая космонавтика может прекратить существование. А это одно из наших лидирующих направлений в космосе.
К далеким звездам...
– Насколько мы зависим от импорта в космосе?
– Нельзя сказать, что эта зависимость всеобъемлющая, – уверяет Железняков. – Но и сказать, что мы идем вперед семимильными шагами, тоже нельзя.
Конечно, создаем что-то новое в космонавтике – с учетом новой элементной базы и состояния науки и техники. Но вот так кардинально, как это было в СССР, нет.
– Чего не хватает? Специалистов?
– Да нет. Мы всегда готовили их – БГТУ «Военмех» и Военно-космическая академия им. Можайского в Петербурге, МВТУ им. Баумана и недавно созданный факультет МГУ в Москве, другие вузы – в Томске, Самаре... Все эти выпускники востребованы. Но главное, чтобы после окончания институтов они оставались в отрасли, а не уходили в частный сектор, где зарплаты намного больше.
И еще один важный фактор: те задачи, которые государство ставит перед отраслью. Сегодня они приземленные– это прикладные спутники. А хотелось бы большего.
– Межпланетные полеты?
– Да, и здесь у нас трудности.
За последние 30 лет мы пытались запустить три межпланетные станции. В 1996-м и в 2011-м – к Марсу, а недавно отправили станцию к Луне. Все пуски оказались неудачными.
Между тем другие страны за тот же период сделали значительный рывок: американские станции уже побывали около Плутона, китайцы, арабы, индийцы направили станции к Марсу – и все эти полеты были удачными. Американцы и китайцы доставили на Марс марсоходы... Да и сейчас одна из станций NASA скоро полетит к Юпитеру, а другая уже работает в системе этой планеты.
Россия теперь не может сделать копию «Луны-25»
– После неудачи с «Луной-25» программа не закрыта?
– Нет. Сейчас планируются «Луна-26» (орбитальная станция), «Луна-27» и, возможно, «Луна-28», – объясняет Хохлов. – По идее на поверхности Луны давно уже должны были бы работать не только «Луна-25», которая недавно разбилась, но и «Луна-27».
– Но теперь-то, когда понятно, что надо изменить в конструкции, чтобы сделать более надежный аппарат, это будет проще?
– Проблема в том, что эта станция была сделана еще до новых санкций. Поэтому сегодня Россия не может сделать копию «Луны-25» – уже недоступна электроника, которая стояла на бортовых системах.
– То есть лунная программа снова будет буксовать?
– Для ее реализации надо решить две важные задачи: связь и электроника. С последней, возможно, договорятся с Китаем. Впрочем, учитывая, что Пекин не позвал нас ни в один из своих космических проектов (есть только соглашение общего плана по исследованиям Луны, и, возможно, какой-то отдельный российский научный прибор сможет попасть на китайский посадочный аппарат), все это под вопросом.
А по поводу связи ситуация такая. С 2015-го планировалось, что мы создаем лунные станции совместно с европейцами. Европейское космическое агентство (ЕКА) должно было помогать обеспечивать связь и создавать системы для умной посадки на Луну.
«Луна-25» садилась по заранее рассчитанной программе и показаниям отдельных приборов. Мы знаем по результатам работы комиссии, что были недочеты в программировании миссии даже при относительно простой схеме полета. А «Луна-27» должна была быть снабжена умной системой посадки, с более серьезным подходом к ее организации. Но ЕКА теперь в проекте не участвует. Так что надо найти техническое решение, которого у российских специалистов пока еще нет.
Кроме того, европейцы обещали предоставлять свои станции слежения для этих миссий, но теперь придется решать и эту проблему.
– Есть еще какие-то проекты, которые буксуют из-за санкций?
– Да, обсерватория «Спектр-РГ». На сегодня это наша самая успешная дальняя миссия (не считая разгонные блоки «Фрегат», использовавшиеся для выведения европейских миссий «Венера-Экспресс», «Марс-Экспресс» и телескопа «Гайя»). Но «Спектр-РГ» не выполнил научную программу, потому что европейцы отключили свой телескоп и не все совместные обзоры неба были выполнены.