Геннадий Гудков: «Мы ответили, что не хотим стрелять в народ»
Политик, бывший чекист рассказал, что происходило в день путча 19 августа 1991 года
В 90-х офицер КГБ Геннадий Гудков – партийный секретарь Службы московской контрразведки КГБ СССР
30 лет назад случился Августовский путч. Ряд деятелей из ближайшего окружения Михаила Горбачева, во время его отпуска, объявили в Советском Союзе ЧП. Особая миссия отводилась органам госбезопасности: штурмовать Белый дом, подавлять очаги сопротивления. Вспомнить тревожные дни захвата власти ГКЧП Sobesednik.ru предложил офицеру КГБ, бывшему депутату Госдумы Геннадию Гудкову.
– Что вы делали 19 августа 1991 года?
– 19 августа я был в отпуске и заканчивал строительство фундамента дома, – начал свой рассказ Геннадий Гудков. – А 20 августа Московское управление и группа «А» 7-го управления КГБ СССР получило приказ о штурме Белого дома. На этот момент я был секретарем парторганизации Службы московской контрразведки. Московское управление КГБ – это пять тысяч офицеров со своим спецназом, вооруженные, подготовленные, грамотные люди.
К нашему зданию уже подогнали автобусы, нам выдали оружие, был устный приказ штурмовать Белый дом тремя колоннами, подавлять любые очаги сопротивления.
Должно было быть сформировано три штурмовых колонны. Две колонны должны были двигаться по коммуникациям – подземным, воздушным, а одна колонна – наиболее многочисленная – должна была идти по суше, подавлять очаги сопротивления, открывать огонь по людям. Наше здание московского управление КГБ планировалось использовать под главный пункт фильтрации, куда предполагалось свозить всех сопротивляющихся, доставлять всех задержанных, арестованных, раненых – тех, кто мог давать показания и там уже решать их судьбу.
Этот приказ озвучивал заместитель председателя КГБ Прилуков Виталий Михайлович, который не сумел спрятаться в эти дни. Все спрятались, а он остался на руководстве КГБ. Получив этот устный приказ, оперативный состав и два начальника службы – Стародубцев и Добрушкин высказались против того, чтобы оперативный состав выполнял роль карателей. И сотрудники тоже отказались. Мы в тот момент находились в оперативной связи с Группой «А» (Группа «А» 7-го управления КГБ более известна под названием Группа «Альфа» – сегодня спецподразделение Центра специального назначения ФСБ РФ – авт.), позвонили им, спросили, вы пойдете? Они сказали «Мы не хотим». Мы тоже им ответили, что не хотим стрелять в народ.
И с «Альфой» мы договорились о том, что будем требовать письменный приказ за подписью председателя КГБ СССР, в котором будут расписаны все действия, включая политическую и историческую ответственность за жертвы и кровь, за все, что может произойти.
В этот момент нам раздали оружие, а к зданию нашего управления подогнали «Икарусы», и водители не глушили двигатели – боялись, что кто-то вовремя не тронется. Представьте ситуацию: вечер, работающие двигатели, приказ выдвигаться штурмовать Белый дом и стрелять по народу. Сначала нам угрожали, реакция Виталия Прилукова была следующая:
«Всех в тюрьму, под трибунал, исключить из партии, выгнать с работы всех, кто откажется выполнять этот приказ!»
Потом нас уже умоляли «Черт с вами, будет вам письменный приказ». Но бумага до нас так и не дошла.
Я предвидел крах Советского Союза задолго до этих событий. В 1987 году, после своей поездки в США по линии Интерпола. В 87-м я выступал с докладом о том, что Советский Союз находится в смертельной опасности, что еще немного, и если не будет реформ, то ему – кранты. Но даже для меня явление 19 августа стало эффектом разорвавшейся бомбы: нет больше партии, нет больше страны, – признается Геннадий Гудков.
