"СССР четко обосновал, что нацизм – зло вне привычных категорий": история "Советского Нюрнберга"

75 лет назад 20 ноября в Нюрнберге начался международный суд над главными нацистами Третьего рейха. Между тем первый в мире открытый суд над военными преступниками состоялся еще в 1943-м, в освобожденном от оккупантов Краснодаре. С 1943 по 1947 годы в СССР прошло 20 открытых процессов над нацистами и их пособниками. Эти трибуналы вошли в историю, как «Советский Нюрнберг». О том, как это было, рассказывает старший научный сотрудник Новгородской группы СПбИИ РАН Дмитрий Асташкин.

Мягкие приговоры

– В Нюрнберге перед судьями предстали 24 нациста из высшего руководства Третьего рейха. Трое были отпущены, 12 казнены, остальные получили разные сроки. В СССР на всех 21 процессах осуждены всего 253 человека, большинство – среднее звено, но были и генералы. Но и в СССР не все получили адекватное наказание. Почему победители оказались столь милосердными?

– 253 – это те, кто был осужден только на открытых процессах. Причем, на судах свидетелями часто выступали потенциальные военные преступники, из тех же формирований, что и те, кто сидел на скамье подсудимых. Но они вовремя поняли, что надо сотрудничать со следствием и охотно давали показания против своих коллег. Тот же всем известный генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс предпочел роль свидетеля на Нюрнбергском процессе. Он дал важные показания против Германа Геринга. И поэтому формально не стал военным преступником, несмотря на свои преступления в Сталинграде, оказался на особом положении и в итоге даже был отправлен жить в ГДР на вилле.

Кстати, некоторых военных преступников, приговоренных к каторге, потом в лагере судили и даже приговаривали к расстрелу за другие преступления, допустим, саботаж, планирование побегов... Так, командир 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова» генерал-майор Гельмут Беккер был отправлен в лагерь на 25 лет каторги, где его в 1953-м расстреляли за саботаж строительных работ. Но это уже лагерная система наказания.

Если же обращаться к статистике, то по подсчетам профессора Александра Епифанова, с 1943 по 1952 год было осуждено около 24 тыс. иностранных военных преступников, включая немецких, венгерских, румынских, и около 57 тыс. – из числа советских граждан. 

– Это те, кто сотрудничал с нацистами?

– Да. Как раз на первых процессах – в Краснодаре и Краснодоне – в 1943-м судили только пособников нацистов, а на остальных – еще и иностранных военных преступников.

– Зачем было торопиться с трибуналами в 1943-м? Возможно, позже на скамье подсудимых было бы больше преступников и чины у них были бы крупнее.

– В Краснодаре судили тех, кто участвовал в казнях, кто лично отправлял своих соседей в «душегубку» – газенваген, который во время оккупации постоянно разъезжал по городу. Низший уровень исполнителей: нацисты иногда брезговали грязной работой и поручали ее предателям из числа местных жителей или националистических формирований. На процессе в Харькове 1943-го, кстати, уже судили и немецких офицеров, и шофера Буланова, который управлял «душегубкой», где умерщвляли жителей, в том числе детей. Там только документально подтвержденных, с конкретными виновниками было 30 тысяч убийств.

Смысл этих процессов был в осуждении нацизма вообще. Ведь до 1943-го в мировой практике такого опыта не было. Кстати, то, что на скамье подсудимых сидели именно те, у кого была на руках кровь, непосредственные убийцы, имело очень большое значение. И резонанс в мире эти процессы получили именно как первые. Потому что уже тогда все понимали: нацизм – это зло вне привычных категорий, но не знали, как юридически сформулировать это. В 1943-м СССР дал четкое обоснование. Причем, на этих процессах подчеркивалось: исполнители – лишь маленькая часть системы, которая настолько порочна, что это еще станет предметом больших судебных разбирательств.

Амнистия

– Зло вне категории… Тогда почему тех, кто выкачивал кровь из детей, разбивал младенцам головы (пуль было жалко), сотнями сжигал женщин и стариков в деревнях, душил их в газовых камерах, – всех их с 1947-го перестали расстреливать, а в середине 1950-х и вовсе амнистировали и отпустили в Германию. Как такое могло случиться?

– Хрущев стремился установить дипломатические контакты с ФРГ. А правительство Аденауэра не считало немецких военных преступников, находящихся в наших лагерях, преступниками. В условиях холодной войны их воспринимали, скорее, как жертв политических игр. И одним из условий установления контактов с ФРГ было возвращение этих людей. Поэтому и провели амнистию, в результате которой на свободе оказались также и пособники фашистов, члены разных карательных формирований… Потом их долго ловили, некоторых осудили лишь в конце 1980-х.

– То есть, в лагерях не разделяли: вот эти военные преступники, а эти – просто военнопленные?

– Конечно, были разные инструкции на эту тему, но на практике... В общем, не успевали вовремя реагировать и толком выстраивать классификацию.

– Что происходило с вернувшимися в Германию?

– Мы можем отследить лишь отдельные судьбы. В западной Германии был кадровый голод и многим из вернувшихся позволяли поступить на службу – они потом занимали там какие-то посты…

Повторю, все прибывшие из наших лагерей в Германию военные преступники воспринимались там, как военнопленные, как жертвы лагерной системы. Логика была простой: если процессы 1930-х годов в СССР были сфальсифицированы, а показания выбиты, то, скорее всего, аналогичные методы применяли и в процессах над военными преступниками. Хотя в данном случае это было совсем не так: все суды на удивление были проведены с соблюдением норм международного права.

К тому же, СССР не передавал с депортируемыми нацистами копии следственных дел: была просто сопроводительная справка – такой-то был осужден и теперь возвращается назад. Короче, советской стороне никто не верил, а сами преступники уверяли, что их пытали, что показания выбиты на допросах, что их оклеветали их же однополчане…

– Получается, СССР отчасти сам подготовил почву для того, чтобы сегодня начали пытаться исказить факты, уверяя: немцы не так уж варварски вели себя на нашей территории, все ужасы преувеличены?

– СССР всегда приходилось бороться с тем обстоятельством, что мало кто знает о масштабе зверств, о Холокосте на нашей территории... Но велась эта борьба нередко топорно, чисто пропагандистскими инструментами, которые на Западе не воспринимались.

Знаете, когда в феврале 1946-го на Нюрнбергском трибунале показывали фильм о зверствах оккупантов на территории СССР, то, по воспоминаниям очевидцев, для многих западных зрителей и журналистов это было откровением: никто из них не знал о том, что нацисты творили на нашей территории. Только после этого фильма об этом стали говорить.

Защитники

– На каждом процессе были адвокаты. При этом, кажется, они даже старались – на одном из трибуналов кто-то из обвиняемых даже умудрился получить не расстрел, а всего лишь 5 лет. Нужно профессиональное мужество, чтобы защищать палачей…

– Трудно утверждать, что это благодаря защитникам. Адвокаты вообще-то четко понимали свою задачу – работать, но не усердствовать. Но они грамотно выполняли свои функции. Поскольку процесс был публичным, их работа была отчасти на публику, но она была видна и подсудимым.

Основные доводы адвокатов были похожи на те, что приводило обвинение, только выводы они делали разные. Например, обвинение говорило: поскольку те люди, что сидят на скамье подсудимых, были частью нацистской системы, они должны получить такое же наказание, как и те, кого судили в Нюрнберге, – высшую меру. А защита говорила: раз они были частью системы, то можно ли ставить на одну доску, допустим, Германа Геринга и данного офицера? Разве они равноценны по масштабам преступлений?

Иногда ссылались на психологическое состояние обвиняемого. Так, на Новгородском процессе был осужден Александр Лантревиц. Он был зондер-фюрером, переводчиком, и в этом качестве участвовал в том числе и в пытках. Адвокат пытался показать, что на руках Лантревица нет крови, и он, наоборот, очень переживал за пытаемых. В общем, адвокаты не усердствовали, но пытались учесть какие-то моменты, связанные с подсудимыми.

Реконструкцию Новгородского процесса, подготовленную в том числе и благодаря Дмитрию Асташкину, можно посмотреть здесь, а прочитать здесь.

– Мне, если честно, трудно их обвинять в отсутствии усердия. А адвокаты на Нюрнбергском процессе, они старались?

– Старались. Тем более, что они были частью нацистской системы. Юрист Отто Кранцбюлер служил в военно-морском флоте, адвокат Георг Фрешманн был штрумфюрером СА и так далее.

Новгородский процесс

– Последним в РСФСР открытым процессом был в 1947-м Новгородский. Он был и самым масштабным: на скамье подсудимых – 19 человек, из них два генерала, остальные званиями пониже. Готовились к нему 5 месяцев…

– Да, обычно при подготовке процессов «советского Нюрнберга» старались выстроить цепь: от высшего звена к низшему: показать всю систему – организации казней, их координации и исполнения.

Это был процесс, который затрагивал преступления фашистов не только на Новгородской земле, но и на Псковской (ныне Витебская, Белоруссия), и Ленинградской областей. Частично и в Прибалтике...

Оперативно-следственные группы обычно собирали из сотрудников на местах, а для усиления присылали кого-то из Москвы или Ленинграда. Следователи выезжали на места, беседовали со свидетелями, чтобы опознать военных преступников, потенциальным очевидцам показывали фотографии, аккумулировали материалы Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (ЧГК), пытаясь соотнести их с показаниями выживших жертв зверств, выезжали в лагеря к другим однополчанам того или иного военного преступника… Так, для Новгородского процесса собирали показания и в лагере в Татарской АССР, и в лагере около Риги. Я читал переписку по делу, поражался: как смогли они все это сделать в достаточно сжатые сроки… При этом остро ощущалась нехватка квалифицированных кадров. Так, во всем управлении МГБ Новгорода в то время было всего два человека с высшим юридическим образованием. Плюс для допросов нужны были переводчики, а потом еще и прокуратура передопрашивала всех преступников.

– Были какие-то документы, которые удалось отыскать в архивах уже в наше время?

– Думаю, о самих процессах мы будем узнавать еще много, поскольку до сих пор не рассекречен основной массив документов. В Центральном архиве ФСБ хранятся все дела всех процессов и они недоступны для рядового исследователя.

– Почему засекретили дела, по которым шли открытые процессы?

– Сложный вопрос. Мне, например, из Центрального архива ФСБ прислали письмо (со ссылкой на совместное решение Минкультуры, МВД и ФСБ), что дела не реабилитированных военных преступников не выдаются. И как же быть, спрашивается, если меня, историка, интересуют именно те нацисты, которых судили на открытых процессах, и чья вина многократно доказана, поэтому естественно, что в 1990-е их не реабилитировали?

Только сейчас начинается процесс рассекречивания, так как начаты расследования некоторых преступлений времен войны.

Следствие продолжается?

– Какие это преступления?

– С 2019-го СКР начал расследования в Псковской области, в Карелии, около Ростова, около Волгограда, в городе Ейск... Я насчитал около 10 мест. Это не какие-то новые преступления, они были известны еще тогда, после войны, но остались анонимными. В общем, это попытка спустя 75 лет после войны установить имена тех, кто совершал эти преступления. Думаю, малоуспешная, но в процессе этого мы как минимум получим документы в публичный доступ.

Кроме того, места захоронения жертв, надеюсь, будут признаны охраняемыми территориями. Сейчас это четко не закреплено в законодательстве, и бывают чудовищные случаи. Так, 15 лет назад в Пскове построили дом на костях – там некогда был лагерь, а сейчас это место застроено жилыми домами. Чтобы такого не повторялось, нужно понимать, где что находится. Эти расследования, по крайней мере, выстроят такую карту.

– Странно как-то со стороны федеральных ведомств хранить такие секреты, особенно учитывая, что Россия сейчас так активно борется с попытками переписать историю войны.

– Долгое время фокус памяти был на героях, а не на жертвах и уж тем более не на палачах. Между тем в нашем обществе есть извечный запрос на справедливость, и ощущение, что до сих пор ее нет по той войне: жертв было много, а кто виноват? И этот вопрос, мне кажется, многие внутри себя задают. А ведь ответы на него есть – в том числе и в материалах процессов «Советского Нюрнберга».

Шок

– Материалы Нюрнбергского процесса тоже до сих пор толком не изданы на русском языке, – ошарашивает Дмитрий Асташкин. – В отличие от больших томов и сайтов, где полностью выложена стенограмма процесса (он длился почти год) на английском языке. При этом у нас есть статья Уголовного кодекса о запрете реабилитации нацизма и отрицания фактов, установленных приговором Нюрнбергского трибунала. Статья есть, но знания о том, что входило в эти факты, у населения нет. Парадокс? На этой почве между тем легко могут вырастать и всевозможные фальсификации.