Как взрывали Москву. Хроника теракта в столичном метро 43-летней давности

8 января 1977-го в столичном метро прогремел взрыв. Это был самый громкий теракт за всю 74-летнюю историю страны. Террористы практически не оставили следов. И все-таки их удалось найти.

Хроника трагедии

В ту страшную субботу новогодних каникул 8 января в Москве произошло сразу три взрыва, с небольшими интервалами.

17:33 на перегоне между станциями «Измайловская» (сейчас «Партизанская») и «Первомайская» рвануло в вагоне поезда, который ехал из центра. Удачей было то, что взрыв произошел на открытом участке. Если бы бомба взорвалась в тоннеле, жертв было бы намного больше.

18:05 – еще один взрыв. На этот раз неподалеку от главного здания КГБ, в магазине «Молоко» на ул. Дзержинского (ныне Б. Лубянка). Удачей стало то, что тяжелый металлический прилавок с встроенным холодильным оборудованием – бомбу подложили под него – сдетонировал и спас многих покупателей.

18:10 – новый взрыв. Неподалеку от продуктового магазина на ул. 25-летия Октября (ныне Никольская), прямо напротив Историко-архивного института (ныне РГГУ), неподалеку от ГУМа. И снова удача для москвичей – бомбу террористы заложили в чугунную урну. Она ослабила удар, выпустив заряд вверх, словно пушка.

Но, несмотря на все эти благожелательные знаки судьбы, пострадало немало людей: 7 человек погибли, 37 были ранены. Среди пострадавших были и дети. Так, погиб десятиклассник Коля Абузяров, который приехал в Москву на каникулы. Тяжело ранена 4-летняя девочка… И много-много других.

Горы «руды»

– Сразу пошли звонки о «минировании», – рассказывает Александр Михайлов. – То «минировали» таксопарк, то автопарк... А выехать-то было уже почти некому, потому что в отделениях оставались только дежурные, даже начальство выезжало на происшествия.

В ходе поиска террористов по всей стране были изъяты тонны взрывчатки у браконьеров, раскрыты другие преступления.

– Взрывчатка была распихана под кроватями, на чердаках, в гаражах… – вспоминает Михайлов. – А когда начался «чес», они начали от всего этого добра избавляться. Представляете?

В общем, мы тогда пахали, как дизеля в Заполярье, сутками. К примеру, вот одно из заданий, которые были поручены мне. Прямо скажу, забава очень даже не веселая. На месте взрыва были найдены обгорелые клочки газеты (пара клочков примерно 3 на 5 см), в которую была завернута гусятница с бомбой. Мне поручили найти, кто ее покупал… Удалось узнать, что это «Советский спорт». Но у этой газеты был 2-миллионный тираж, и печаталась она в разных городах страны. Мне повезло – оказалось, что это московский выпуск. По второму клочку (он оказался с последней полосы и там сохранились цифры, которые обозначали номер печатной машины) удалось узнать, на какой печатной машине его делали: в типографии «Московской правды», где печатался «Советский спорт», их было всего 11. Узнать-то я это узнал, но такая информация мало что давала: а как выяснить, куда эти газеты отправились потом? Либо на почту (подписчикам), либо в киоски…

Мне предстояло найти всех подписчиков, проверить – не сидел ли за что-то, не шизофреник ли, готовый «на подвиги»… И вот я утром приезжал в то или иное почтовое отделение, брал разносную книгу, и тупо выписывал подписчиков с адресами. Чтобы потом вернуться на работу и начинать их прорабатывать по всем видам учета… Версию надо было отработать, хотя она и не привела никуда.

Дело №197: «Взрывники»

Такого в Москве еще не было. Брежнев, который в тот день уехал на охоту в подмосковное Завидово, тут же вернулся. Андропова, возглавлявшего тогда КГБ, тягостные вести и вовсе застали на рабочем месте.

– На уши было поставлено все, что только могло стоять на ушах, – вспоминает Александр Михайлов, ныне генерал-майор ФСБ в запасе, а тогда – оперуполномоченный Московского управления КГБ. – Заряжен был весь КГБ, следственное управление Прокуратуры СССР, милиция в полном объеме… Когда случились взрывы, людей постарались сразу эвакуировать. А опрос свидетелей начали проводить  уже позже. И мы сразу включили всю свою агентуру – поэтому на опрос приглашали каждого, который хоть где-то сказал, что был там, где взорвали поезд… В итоге «свидетелей» у нас оказалось раза в три больше, чем вмещает поезд. Начинаешь с ними разговаривать, тут же выясняется: «А мне рассказали, я только слышал...». В общем, работа еще та была.

Во-вторых, – продолжает Михайлов, – надо было установить возможную причастность к взрывам тех людей, которые находились у нас «в сейфе». Ну, были разные дела, надо было их все проанализировать – не имеют ли фигуранты что-то общее с происшедшим. И вот слюнявишь палец, листаешь дела.. Читали от и до. Потом, по каждому изученному делу писали рапорт: «Я, такой-то, изучил материалы тома №... такого-то дела. В результате проверки … не обнаружено». А потом ночью просыпаешься и думаешь: а не пропустил ли чего? И приходишь в субботу и снова начинаешь листать…

Несмотря на такой всеобъемлющий охват, зацепок не появлялось. Надежда была на экспертизу. И тут старались вовсю. С пострадавших вагонов сняли обивку – чтобы отыскать даже малейшие кусочки взрывчатки.

Но зацепок не появлялось. Надежда была на экспертизу. И тут старались вовсю.

– Мой товарищ Николай Ковалев, впоследствии ставший директором ФСБ, – рассказывает Михайлов, – в те годы работал в Первомайском райотделе, на территории которого и произошел взрыв. Он рассказывал, что они 4,5 тонны снега вывезли – собирали с крыш, из окрестных сугробов, отовсюду в зоне взрыва, потом его растапливали и проверяли чуть не каждую каплю… Так криминалистам из кусочков эмали и чугуна удалось собрать утятницу, в которую была вложена бомба: в теле одного из погибших судмедэксперт нашел осколок ручки от этой утятницы...

Как складывался пазл

Следствие длилось около года. Из каждого клочка, который удалось на местах преступления, выжимали все, что только можно. Где произведена утятница? Узнали: в Харькове. Где продавалась? В 45 городах страны…

А кожзам сумки, в которую была вложена бомба? Оказалось, материал послали в 40 городов страны… Какая же из фабрик ее сшила? Ни у одной не нашлось такой модели (ее восстановили по уцелевшим клочкам). Тогда фотографию сумки с ее описанием раздали всем оперативникам. И вот однажды стажер КГБ, дежуривший в ташкентском аэропорту увидел женщину с такой сумкой. Она садилась на рейс Ташкент-Бухара. Пока он вспоминал, откуда ему знакома эта сумка, женщина чуть не улетела… В итоге ее уговорили обменять свою сумку на другую, которую ей предложили кгбэшники, и началось новое изучение. В результате удалось выяснить: сумку сшили на одной из ереванских фабрик.

К тому времени, следователи уже нашли ответ на невероятное количество аналогичных вопросов. Где могли производиться сварки бомб (экспертиза однозначно дала ответ: такие электроды используются только в оборонной промышленности). Где производились и куда отсылались гайки, болты, провода, латекс, часовые механизмы и тд. – все, что использовалось в бомбах и части чего удалось отыскать…

В частности, уточнили, где произведен металл, из которого был сделан наполнитель бомбы. Выяснили, что в руде природная смесь мышьяка, таким образом нашли рудник. Он был в районе Керчи в Крыму (Камыш-Бурун). Руда поставлялась на Украину, в Закавказье, в Литву… Это уже сужало круг поиска.

«Едва ли их [металлические детали] могли завезти и использовать для усиления бомб куда-нибудь в Сибирь или на Урал, Нечерноземную зону, особенно в области, лежащие по соседству с Московской… – пишет в своих мемуарах возглавлявший следствие генерал-майор КГБ Вадим Удилов. – До этого вывода экспертизы мы с полным основанием могли подозревать… каких-нибудь озлобленных лиц из москвичей, которым после отбытия по суду наказания запрещалось жить в столице и они селились на 101-м км или в соседних областях. Поскольку бомбы были самодельными, мы подумали: вряд ли за такими осколками преступники специально ездили в Камыш-Бурун, Закавказье, на Украину, или в Литву».

К моменту, когда выяснилось происхождение сумки, после просеивания мест поставок разных составляющих бомб, в списке чаще всего повторялись три города: Харьков, Ереван, Ростов-на-Дону.

Сумка стала толчком для выезда группы следователей в Ереван. Это был уже ноябрь – не за горами канун 60-летия годовщины Октябрьской революции. На праздник в столицу съезжались все партийные бонзы республик. В КГБ опасались, что преступники, сочтя себя безнаказанными, устроят новый теракт...

Чем был недоволен академик Сахаров

8 января 1977 г. прогремели взрывы, и чуть не на следующий день скандально известный журналист Виктор Луи напечатал в западных СМИ заявления, якобы исходившие от официальных источников, что к теракту могут быть причастны диссиденты-правозащитники. В правозащитной среде это было воспринято, как «пробный шар» КГБ. Начались разговоры о том, что взрыв – провокация «Альфы», что все ради того, чтобы «закрыть и арестовать»…

Ажиотажа добавило то обстоятельство, что сразу же после взрыва многие видные диссиденты и впрямь были допрошены (вспомним рассказ Михайлова о том, что искали любые зацепки, в первую очередь в среде диссидентов).

11 января 1977 г. академик Сахаров обнародует свое «Обращение к мировой общественности»: «я не могу избавиться от ощущения, что взрыв в московском метро и трагическая гибель людей – это новая и самая опасная за последние годы провокация репрессивных органов»...

24 января 1977 г. Андрея Дмитриевича вызывают в Прокуратуру СССР и предъявляют официальное предупреждение об уголовной ответственности «в связи с заведомо ложным и клеветническим» заявлением. Сахаров предупреждение не подписывает и тут же созывает пресс-конференцию.

28 января 1977 г. Госдеп США выражает озабоченность в связи с «угрозами» академику Сахарову.

Андрей Дмитриевич прежде всего требовал открытого процесса.

30 января 1978 г. написал очередное письмо Брежневу, требуя приостановки исполнения приговора и нового судебного разбирательства.

Бомба... разрядилась

Удилов с группой оперативников уехал в Ереван. И там уже столкнулся с тем, что ни глава местного ЦК, ни глава КГБ республики отнюдь не в восторге от того, что регион может оказаться в центре такой истории. Уезжая на торжества, 1-ый секретарь ЦК КПСС АССР Карен Демирчян пообещал нажаловаться на Удилова в Москву…

Тем временем, на Курском вокзале в столице и впрямь готовился новый взрыв.

Террористы сидели в зале ожидания. Народу было много, душно. Один снял спортивную шерстяную синюю куртку (типа современных поло) и вместе с шапкой втиснул в сумку, где лежали две бомбы…

И тут они увидели, что к сидящим неподалеку людям приближается милиционер для проверки документов. Оба спешно покинула зал – словно в туалет… Но перед этим включили тумблер бомб «на лампочку». Первый, кто бы открыл сумку и увидел горевшую лампочку и бомбы, автоматически повернул бы тумблер вправо, тем самым активировав взрыв. Это был, что называется, «план Б»: если бы не было у террористов цейтнота, они могли бы спокойно включить часовой механизм: на этот раз их бомбы были серьезно усовершенствованы.

– Сержант, который обнаружил бесхозную сумку с бомбами, стал спешно соображать, куда ее убрать, – рассказывает Михайлов. – Молодец, догадался отнести ее в зал депутатов Верховного Совета: там в тот момент не было никого. Потом пришел сотрудник КГБ, как сейчас помню, капитан Курашин, забрал ее и мужественно (он же не знал, рванет, нет ли) отнес в морг вокзала…

«К счастью, проработавшая в течение 16-17 часов на лампочку батарея к этому времени села настолько, что для подрыва детонатора сила оказалась недостаточной», – рассказывал Удилов.

Без шапки и куртки

Удилов в тот момент был в столице Армении. Но быстро сориентировался и приказал тут же перекрыть все дороги, проверить все самолеты и поезда на Ереван.

В распоряжении следователей на этот раз оказались не только целые бомбы, (все из тех же деталей, что взорвались в январе), но и шапка преступника с его волосом (курчавый, темный) и синяя куртка 52 размера (спортивные костюмы продавали только в комплекте). Да и сама сумка. Ценнейшие улики.

В одном из поездов в третьем вагоне обнаружили искомого пассажира:

«Он лежал на верхней голой полке, делая вид, что спит. На самом деле внимательно следил за ходом проверки, – вспоминал Удилов. – Волосы его соответствовали описанным, а из-под верхних брюк выглядывали штрипки синих спортивных. При проверке назвался Степаняном, документов у него не оказалось. Вещей и шапки (в Москве тогда было минус 2 – Ред.) у него также не было. Решили его задержать [у проверявших был приказ задерживать до выяснения обстоятельств всех, кто подходил под приметы]. Здесь же с помощью пассажиров выявили и напарника, с которым Степанян ехал от Москвы. Им оказался Багдасарян, тоже без вещей и документов. Пришлось задержать и его».

Доказательства вины

Привезли задержанных в КГБ Армении. Степанян попался на первом же вопросе: «Куда же ты сумку дел?». Даже не стал спрашивать, о какой сумке идет речь, тут же начал отнекиваться: не моя, мол, кто-то попросил покараулить…

Удилов позвонил в Москву – привезите вещдоки. Через несколько часов их уже доставили на самолете.

Когда привели Багдасаряна, на столе уже лежали несколько курток и шапок. В разговоре с задержанным как бы между прочим попросили его помочь:

– Твоего друга перевели в милицию. Он там мерзнет. Просит свою куртку и шапку. Поможешь их отыскать?

«Багдасарян подошел к окну и уверенно отыскал шапку и куртку Степаняна, – вспоминал Удилов. – И только вспышка при фотографировании напомнила ему, что поступил он опрометчиво. «Нет! Нет! – закричал Багдасарян, — я ничего не говорил!». Но было поздно, и нужное подтверждение мы получили».

Окончательную уверенность, что сумку с бомбами на вокзале оставили именно Багдасарян и Степанян, следователи получили после разговора с матерью последнего. Она сказала, что сын вроде как собирался в горы покататься на лыжах, сложил в сумку спортивный костюм, какие-то продукты и уехал. Удилов попросил ее посмотреть на сумки в углу: нет ли тут ее? Женщина уверенно показала на ту, в которой нашли бомбы…

Эпилог

Дальше работа была уже стандартной. И республиканский КГБ впрягся на полную силу.

Как рассказывал Удилов, при обыске в квартире Степаняна были найдены аналоги бомб по 17 позициям: «Совпадали корпуса, заглушки, шпильки, провода, изоляционная лента, шрапнель и прочее; из всего этого можно было бы собрать новую, аналогичную изъятой на вокзале бомбу. Из записок Степаняна и по другим данным четко просматривалось, что своим руководителем он считал Степана Затикяна».

Затикян руководил антисоветской националистической организации «Парос» (в 1966-м – был одним из основателей нелегальной Национальной объединенной партии Армении – НОП, за что получил срок).

Обыск у Затикяна дал больше:

«Помимо различных деталей-аналогов от бомб мы нашли у него под клеенкой на кухне схему взрывного устройства, использованного в Москве 8 января 1977 года, в вагоне метро. Позднее экспертиза установит, что указанная схема исполнена лично рукой Затикяна. Круг замкнулся! – пишет Удилов. – На этом наши оперативно-розыскные мероприятия не закончились. Ценой больших усилий нам удалось найти свидетелей, подтвердивших пребывание Степаняна и Багдасаряна в день взрывов в январе 1977 года в Москве, видевших подготовку и испытания преступниками бомб в Армении, знавших о попытках Затикяна вовлечь других лиц в диверсионно-террористическую деятельность в СССР».

– Как мне рассказывали старики, которые туда ездили, – дополняет детали Михайлов, – они ночью приехали к начальнику тюрьмы, подняли его и забрали этих чертей в Москву – там ведь уже около изолятора чуть не манифестации начинались. Кстати, достаточно долго говорили, что якобы дело сфальсифицировано, что они не виноваты… Чушь все это. Мы работали сутками и честно расследовали это дело. Кстати, по-хорошему под суд могло пойти человек 200 «соучастников»: кто-то ведь добывал детали для бомб, кто-то сверлил, кто-то вытачивал шпильки… Но никого не тронули. Ограничились этими тремя. Степанян и Багдасарян были по сути зомбированы Затикяном. А вот он был настоящий враг.

Дело разрослось на 64 тома. Процесс был закрытым, впрочем, на нем присутствовали свидетели и потерпевшие (есть документальная съемка, была сделана по требованию Андропова). Троицу расстреляли через 5 дней после вынесения приговора, 30 января 1978-го.

Теракты в СССР

• 7 июня 1927-го. Взорвана бомба в партклубе Ленинградского коммунистического университета. 1 человек погиб, 26 ранено. Взрыв совершила белоэмигрантская организация «Русский общевоинский союз» (РОВС). В СССР группа пришла с территории Финляндии, после теракта взрывникам удалось вернуться.
• 1 мая 1954-го. Во время первомайской демонстрации в Архангельске 2 человека были убиты, 1 ранен. Стрельбу учинил уголовник со стажем Николай Романов. Судим за изнасилование, освобожден из-за болезни туберкулезом, второй срок получил за пьяную драку, освобожден по амнистии. После этого он пошел стрелять (пистолет украл его младший брат) на площадь… Приговорен к расстрелу.
• 25 сентября 1968-го. Двое дезертиров расстреляли людей на Привокзальной площади в Курске из автоматов. Погибло 13 и ранено 11 человек. Накануне они расстреляли в случайной квартире 7 человек, в том числе 2 детей. Это были  два служащих внутренних войск – рядовой Виктор Коршунов и ефрейтор Юрий Суровцев. Последний до службы проходил лечение в психбольнице. А Коршунов был отличником СА, считался лучшим стрелком части (хотя его отец был полицаем и после войны осужден за госизмену). Накануне побега Коршунов получил от своей девушки письмо, что та выходит замуж. После стрельбы на площади Суровцев застрелил Коршунова и сдался. Приговорен к расстрелу.
• 14 июня 1971-го. Взрыв автобуса в Краснодаре. В салоне было порядка 100 человек, погибло 5, еще 5 скончались в больнице, многие были ранены. Бомбу положил Петр Волынский. Окончил суворовское училище и мединститут. Но еще во время учебы у него стали проявляться первые признаки шизофрении. Лишен врачебной практики, работал грузчиком. Направлен на принудительное лечение.
• 1 сентября 1973-го. Взрыв в Мавзолее Ленина у саркофага. Погибли 3 человека, в том числе сам террорист, 4 школьника тяжело ранены. Кто был террористом, установить не удалось. А в сентябре 1967-го, примерно на том же месте подрыв совершил житель Каунаса Крысанов. Так же были жертвы.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №07-2020 под заголовком «Как взрывали Москву».