Борис Акунин – о роли восстания декабристов в истории России

Накануне выхода фильма «Союз спасения» и в свете выхода нового тома «Истории российского государства» Борис Акунин

Фото: Картина Василия Тальма «Восстание 14 декабря 1825 года»

26 декабря в широкий прокат выходит новый художественный фильм режиссера Андрея Кравчука «Союз спасения» — о восстании декабристов 14 декабря 1825 года.

В этом месяце появился в продаже и 7-й том «Истории российского государства» Бориса Акунина. Он называется «Первая сверхдержава. Александр Благословенный и Николай Незабвенный» и посвящен тому же периоду нашей истории — войне с Наполеоном и восстанию декабристов. Что значили для России эти события, «Собеседник» обсудил с писателем.

Борис Акунин // фото: Андрей Струнин

Похолодание наверху и подогрев снизу

— Первые тайные общества были по сути лишь клубами по интересам и власть не видела в них особой опасности, пишете вы. Политическая составляющая возникла позже — когда Александр I окончательно отошел от либеральных идей и начал закручивать гайки. С окончания войны 1812-го к тому времени прошло уже несколько лет. Так, может, реакция императора, а не «глоток свободы» бурлящего вокруг мира стали толчком для будущих декабристов?

— Насколько я понимаю, переход от «теории малых дел» к военному заговору произошел прежде всего под влиянием революционных событий в Европе и Латинской Америке. События эти подействовали на царскую власть и на дворянскую оппозицию прямо противоположным образом.

Царь испугался, увидев, как опасны для неподготовленного государства вольнодумные идеи и вообще уступчивость верхов. Члены тайного общества, наоборот, воодушевились, видя, что у их единомышленников, таких же молодых офицеров, всё получилось, причем при помощи оружия. Два эти разнонаправленных движения — похолодание наверху и подогрев снизу — в конечном итоге привели к взрыву.

— А почему императора революционные настроения в мире напугали, заставили задуматься о крепости устоев страны, а декабристов (тоже представителей правящего класса), наоборот, воодушевили?

— Потому что это были молодые, задиристые люди без опыта реальной власти, а царь к тому времени уже имел возможность убедиться, что кардинальная реформа в России, с ее тогдашним уровнем народного сознания — дело рискованное. Правда, Александр сделал из этой истины странный вывод: достаточно глубоко веровать в Бога, и всё как-нибудь устроится. Но Бог, как известно, помогает только тем, кто сам себе помогает.

Умеренные vs радикалы — вечная коллизия

— «Союз спасения» возник в 1816-м и просуществовал недолго. Уже в 1817-м переименован в «Общество истинных и верных сынов Отечества», целями которого были отмена крепостного права и конституционная монархия. Но среди его членов возникли разногласия: меньшая часть настаивала на убийстве царя. Основная — просто на обличении пороков. В итоге в 1818-м появился «Союз благоденствия»... А потом и другие общества. Можно ли считать, что именно «Союз спасения» стал родоначальником декабристского движения?

— Да, конечно. Из этой почвы, из этой идейной среды и вырос декабризм. А что произошло размежевание на умеренных и на радикалов — это естественно. Так бывает всегда.

— Споры и несогласованность действий — таков вечный удел оппозиции? Мы ведь и в наше время это наблюдаем уже лет 30 подряд. Дело только в личных амбициях?

— Споры и склоки происходят всегда, когда оппозиционные политические силы существуют в собственном коконе. В тесноте начинается борьба честолюбий, столкновение эмоций — активисты ведь по большей части люди пассионарные, психологически склонные к конфронтационности.

Но на месте властей я бы не слишком радовался ругани «отзовистов» с «ликвидаторами» и левых эсеров с правыми. Все эти раздоры немедленно заканчиваются, когда поднимается очередная волна массового недовольства — когда у политической оппозиции открывается широкое поле деятельности. Все моментально объединяются, чтобы скинуть ослабевший режим. Потом снова перессорятся, но уже на обломках режима. Это тоже вечная история.

Крестьяне как дети

— Одной из целей декабристов было освобождение крестьян. Но, кажется, из них только один или два отпустили на волю собственных рабов. Между тем закон им это не запрещал. Так почему им не пришло в голову начать с себя?

— Да, теория у них расходилась с практикой. С другой стороны, зачем освобождать своих крестьян, если скоро, после победы революции, вообще отменят крепостное право?

— Немалую роль в победе над Наполеоном сыграла «дубина народной войны». В среде простых граждан тоже было ожидание изменений в их жизни, больше свободы. Почему декабристы не стали опираться на народ? Ведь это стало одной из причин их поражения.

— Это были дворяне, привыкшие относиться к простолюдинам как к детям, которых нужно куда-то вести и осчастливливать. 14 декабря следует рассматривать не как народное восстание, а как завершение века «гвардейских переворотов».

Давайте не забывать, что солдат-гвардейцев на Сенатскую площадь и черниговцев на Юге заговорщики вывели — под картечь, а потом под шпицрутены, — ничего толком не объясняя, вслепую, как стадо.

досье

После восстания 579 декабристов находились под подозрением (примерно 1/5 получила приговоры, пять человек казнены).

Декабристы вывели из казарм в разных частях страны порядка 4000 солдат. Все они получили приговоры, а 200 человек прогнали сквозь строй.

Пестель мог бы победить. В Петербурге

— Вы пишете: если бы в Петербурге на Сенатской площади оказался Павел Пестель (в тот момент арестованный на юге), а не Сергей Трубецкой, восстание могло бы и победить. Павел Иванович был человеком решительным. Но главное в том, что Россия — страна, где все решает столица. Успех восстания в провинции шанса на победу декабристам бы не дал.

Но мог бы победить Пестель, ведь солдат офицеры просто привели на площадь, а народ пришел всего лишь поглазеть?..

— Захватить власть в столице 14 декабря было нетрудно. Николай I совершенно растерялся — мы знаем это по его собственноручным запискам. Пестель — не Трубецкой. Он не стал бы пассивно ждать.

Иное дело, что Россия с таким правителем вряд ли обрела бы свободу. Вероятнее всего, произошли бы кровавая смута и военный террор. Должен сказать, что я совершенно избавился от прежнего романтического взгляда на декабристский путч.

— Вы обрисовали Пестеля как человека, готового идти до конца. Которого не пугает ни цареубийство, ни гражданская война. Иначе власть удержать невозможно? Нечто похожее продемонстрировал Ленин в октябре 1917-го. Или это случайное совпадение?

— Судя по свидетельству современников, у Павла Пестеля были задатки и характер даже не Ленина, а классического военного диктатора. Как сказано у Давида Самойлова:

А Пушкин думал: «Он весьма умен.
И крепок духом. Видно, метит в Бруты.
Но времена для Брутов слишком круты,
И не из Брутов ли Наполеон?»

На полвека отбросили страну назад?

— Три года назад свое исследование о декабристах представил научный руководитель Росархива Сергей Мироненко («Александр I и декабристы. Россия в первой четверти XIX века. Выбор пути»). Ваши выводы не расходятся с его?

— Нет. Эта книга была мне очень полезна не только своей информативностью, но и замечательной трезвостью. У меня то же ощущение: что Россия 1825 года была еще не готова к тем радикальным преобразованиям, которые планировались декабристами.

Насколько я помню, Сергей Мироненко приходит к выводу, что в восстании не было необходимости. Я бы выразился еще определенней: для России было бы лучше, если бы 14 декабря вообще не было. Думаю, прав был вельможа, сказавший арестованному Евгению Оболенскому: «Что вы наделали, князь! Вы отодвинули Россию по крайней мере на 50 лет назад!»

— Выходит, итоги восстания скорее отрицательные? А как же «Декабристы разбудили Герцена» и так далее?

— Самые главные изменения всегда происходят в сознании людей и общества. В этом смысле декабризм был безусловным благом. И я бы не стал иронизировать над тем, что декабристы разбудили Герцена, а вслед за ним много других достойных, альтруистичных людей, которым было невыносимо наблюдать унижение и несчастье бесправных соотечественников.

Трогать «ордынские» устои опасно

— Почти в каждом томе у вас проходит мысль об «ордынских» устоях нашего государства, которые сохраняются и поныне. И в этом высказываете мысль о том, что «Конституция начала ХХ века» стала толчком к развалу государства в 1917-м... То есть эти устои нельзя трогать, это чревато и они — навсегда?

— Октябрьский манифест 1905 г. («Конституция начала ХХ в.») был плох именно своей половинчатостью: ослабил «ордынские» ресурсы самодержавия и не ввел вместо них эффективные субституты. Полупарламент, полуконституция, полусвобода слова только ослабляли старую систему, не создавая новой. В результате произошло то, что произошло: система рухнула, и сначала было очень много свободы, вплоть до полного хаоса, а потом ее стало намного меньше, чем при царе.

Трогать «ордынские устои» опасно. Единственный выход — полностью их демонтировать и создать взамен другую несущую конструкцию. При этом очень ясно понимая все риски. Например, надо быть готовым к тому, что какие-то регионы в составе страны не сохранятся, а какие-то захотят сосуществовать в формате не федерации, но конфедерации. Проблем вообще будет много. Но штука в том, что если ничего не менять, а только все закручивать и закручивать гайки, произойдет просто катастрофа.

— В вашей «Истории» всегда четко прослеживаются параллели с современностью. Такая повторяемость витков истории типична всех стран, или только для России — из-за не выученных вовремя уроков?

— Наступали на одни и те же грабли в разных странах (например, в Испании), но Россия тут, пожалуй, чемпион. Реформы — контрреформы; хотим полной свободы — хотим твердого порядка; оттепель — заморозки... И снова, и снова, при этом не извлекая для себя уроков.

Мне кажется, что главная причина этого вечного «маятника» обществом и сегодня не осознана. Если совсем просто, она — в сверхцентрализованности государственного управления. В трудные моменты истории это бывало спасительно, ибо позволяло мобилизовать силы и терпеть лишения. Но на мирных отрезках тотальный централизм вреден и даже губителен, поскольку «вертикальность» принятия всех мало-мальски важных решений парализует частную инициативу и мешает развитию регионов.

В XXI веке гиперцентрализация уж точно стала анахронизмом. И до тех пор, пока Россия не станет по-настоящему федеральным государством, ни свобод, ни развития не будет. Все силы центра будут уходить на то, чтобы удерживать эту махину хоть под каким-то контролем.

Рубрика: Общество

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика