Алексей Леонов: Мы не ради денег летали и к славе не стремились

«Время первых. Судьба моя – я сам» – так называются мемуары Алексея Леонова, первого человека, который в марте 1965-го вышел в открытый космос. Они написаны его дочерью по рассказам отца.

В этой фразе – главный секрет успеха космонавта. Это жизненный девиз Алексея Архиповича. В мае ему исполнится 85 лет, но он ни разу в жизни не нарушил это кредо. Несгибаемый человек.

Знаки судьбы

Удивительные расклады давала жизнь – Леонов сто раз был на волоске от смерти, а его ни пули, ни другие каверзы не брали, как заговоренного… Словно судьба ревниво берегла для главного дела жизни – космонавтики.

Даже в выборе профессии вовремя дала знак: Леонов мог бы стать прекрасным художником, все детство рисовал без устали, да и ректор Рижской академии художеств готов был принять его без экзаменов, но… Надо было платить за комнату (общежитие давали только с третьего курса), стипендии на это не хватало, а семья помочь не могла. Но и самолеты его тоже манили – и не меньше, чем краски. К тому же в летном училище курсанты были на полном обеспечении. Так начался путь Леонова в космос.

Художником, впрочем, он тоже стал: его работы есть в собраниях музеев разных стран.

– Архипыч – уникальный, человек-легенда, – говорит космонавт Виктор Савиных, тоже, кстати, из первых – они с Владимиром Джанибековым были отправлены в экспедицию, чтобы впервые в космосе ремонтировать сломавшуюся станцию «Салют-7». К слову, ремонтировали по разработанной Леоновым методике. – Он человек очень активный. Будучи зам. руководителя Центра подготовки космонавтов, частенько сам приходил на тренажеры, интересовался, как экипаж готовится. Очень рисковый. Но ведь все космические полеты – это риск. Он активно занимался и лунной программой, его экипаж готовился к полету на Луну, они даже писали письмо в политбюро, что готовы опередить американцев. Но там на риск не пошли.

Проверка на прочность

Парадоксы, нередкие для ХХ века, были и в судьбе Алексея Леонова: его деда при царе в 1905-м сослали в Сибирь за участие в революционном движении. А отца, честно служившего советской власти, она же отправила в Сиблаг.

Леонов-старший был ветеринаром и вывел устойчивую к сибирским температурам породу лошади. Жеребенком этим он очень гордился. Но как-то был в отъезде, а председатель колхоза зарезал лошадку, чтобы угостить приехавшего к нему в гости брата. Архип Леонов, узнав о таком варварстве, схватился за топор... Его остановили. А председатель состряпал дело: мол, покушение на советскую власть. Без суда и следствия мужчину арестовали.

В семье было 7 детей, ждали восьмого… Старших исключили из школы. Мать, учительницу, уволили. Дом отобрали. А односельчане, кому отец Леонова всегда безотказно помогал, растащили немудреный скарб семьи.

– И ведь никто не заставлял, сами инициативу проявляли, – вспоминает Алексей Архипович. – С меня, малыша (ему было 1,5 года. – Ред.), штаны сняли, в одной рубашке оставили. А на дворе – зима… Потом уже, став космонавтом, я приезжал в Листвянку. Собрались люди. А я возьми да спроси: «Бабоньки, признавайтесь, кто с меня тогда портки-то стянул?» Молчали, глаза вниз опускали...

Отца через два года, в 1939-м, реабилитировали. Он помог справиться с падежом скота в лагере, и его заметило начальство, затребовало личное дело. Оно попалось на глаза сослуживцу Архипа Леонова по дивизии красных латышских стрелков. Вот тогда наконец и разобрались в истинной подоплеке «лошадиного дела».

«А Земля-то круглая»

– Это были первые слова, которые я сказал, шагнув в пустоту, – вспоминал Леонов. – Я их не помню, но они записались. Когда вышел в космос, увидел полную цветовую гармонию. По цветам четко разделил их на колеры Рокуэлла Кента и Рериха. Когда двигаешься с Солнца на ночь – это Кент, а в обратную сторону – Рерих. Музыка тоже звучала. На темной стороне Земли, где нет помех, я отчетливо слышал звук своего дыхания и как бьется мое сердце. Эти звуки выстраивались в какое-то музыкальное повествование. Сравнить его можно со звучанием терменвокса.

Сам полет был не столь лиричным: целых 7 нештатных ситуаций! Космонавтов запустили на 200 км выше, чем планировалось. Еще 5 км, и были бы предельные 500 км, их бы сожгла радиация… В кабине начало расти давление кислорода – до 920 мм при норме 160 мм. Малейшая искра, и все превратилось бы в молекулярное состояние. При посадке не произошло отделение приборно-агрегатного отсека… В итоге приземлились в глухой тайге. Их засекли уже через 4 часа, но спасатели смогли туда добраться лишь на третий день...

А самое главное произошло в открытом космосе. 12 минут и 9 секунд свободного парения – и поистине героические усилия, чтобы выжить. «Мы должны знать, где оборвется песня… Если она оборвется», – сказал перед полетом Королев, прося передавать все, как минер. Песня не оборвалась лишь благодаря хладнокровию и мужеству Леонова, который взял на себя риск нарушить инструкцию. Из-за гигантской разницы в давлении внутри и снаружи у него непомерно раздулся скафандр. Он не смог бы вернуться в корабль, если бы не спустил это самое давление и заходил бы в люк по инструкции… На Землю ничего не передавал: время шло на секунды. Да и не хотелось ударить в грязь лицом перед всем миром.

Самое удивительное, что рассказывает Леонов про свои подвиги как-то буднично, словно и не сделал ничего, превышающего человеческие силы…

Факт

В 1975 году экипаж Леонов – Кубасов участвовал в первой в мире стыковке кораблей СССР и США «Союз» – «Аполлон».

4 пули – и все мимо

22 января 1969-го офицер Виктор Ильин совершил покушение на Леонида Брежнева. Но 16 пуль, предназначавшихся генсеку, попали в другую машину. Видимо, в КГБ знали о готовящемся покушении, думает Леонов, и авто с Брежневым и Косыгиным направили через Спасские ворота, а такой же ЗИЛ-111, как у вождя, где ехали космонавты Леонов, Береговой, Терешкова и Николаев, – через Троицкие ворота. Первая из 16 пуль попала в голову водителю. Леонов резко обернулся и тем спас себя от следующей пули – иначе она бы попала ему в висок. Еще одна прошла у живота, третья задела шинель в левой стороне груди, четвертая угодила  в обшивку кресла за его спиной.

– Словно кто-то сверху и в самом деле отводил пули от меня, – вспоминает космонавт. – Человек с расстояния 9 метров из двух пистолетов в упор стрелял… Терешкова и Николаев сзади сидели, а там окна нет. Они ничего не видели. Берегового от стрелка я собой прикрывал – стрельба-то слева велась.

Трагедия

– В 1971-м экипаж Леонова готовился к полету на станцию «Салют-1», а за три дня до старта у бортинженера Валерия Кубасова нашли затемнение в легких, – рассказывает Виктор Савиных, который в это время тоже был на Байконуре. – Это потом оказалось, что дело в простой аллергической реакции на химию, которой обрабатывали растения на космодроме. А поначалу-то – SOS! Приняли решение заменить экипаж. Полетели дублеры – Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев. При возвращении они погибли – произошла разгерметизация на высоте 100 км. Леонов очень переживал это.

– Конечно, я чувствовал себя виноватым, – вспоминал Леонов. – Особенно когда пошел в семью к Добровольским. Все бы отдал, чтобы на месте Георгия оказаться... Но космонавтикой заниматься не прекратил. Страха не было. Такая уж у нас профессия.

Мы не ради денег летали. Никто и не думал заикаться об этом. И к славе не стремились. Амбиции заключались в ином. Мы мечтали быть первыми, хотели сделать то, что не по силам другим.

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник+» №02-2019 под заголовком «Несгибаемый Архипыч».