О физике без лирики. О чем не смог и не успел сказать Жорес Алферов

В ночь на 2 марта умер великий советский и российский ученый Жорес Алферов, Нобелевский лауреат по физике. Человек, открытия которого легли в основу всех высокотехнологичных и таких привычных нам сегодня предметов — мобильных телефонов, проигрывателей компакт-дисков, декодеров на кассовых аппаратах в магазинах, компьютерных дисководов...

Сердечная недостаточность

Жорес Иванович не дожил всего двух недель до своего 89-летия. Но что такое возраст для человека из поколения гигантов? Он был настолько живым, активным, полным идей, что, казалось, годы не властны над ним. Достаточно сказать, что на заседания в Госдуму (большой ученый был еще и депутатом ГД от КПРФ) он приезжал из Петербурга, где работал в созданном им национальном исследовательском университете РАН. И вдруг — такие страшные слова: сердечно-легочная недостаточность...

Мне кажется, что не сильно ошибусь, если предположу: не столько годы виновны в том, что он ушел, сколько то, что происходило с российской наукой в последние десятилетия.

Летом прошлого года я попросила Жореса Ивановича дать большое интервью нашей газете. Он легко согласился, но был так сильно занят, что дату встречи пришлось обговаривать чуть не месяц. Зато говорили мы откровенно и долго. Некоторые куски этого разговора Жорес Иванович потом просил не публиковать. Говорил, что похоже, будто он жалуется (хотя это было совсем не так). Что его очень волнует судьба его детища — Университета... А ради его сохранности, ради будущего российской науки он был готов на многое. И никакие мои доводы о том, что закулиса потому так сильна, что вынуждает к молчанию, не помогли.

Интервью мы напечатали без нескольких историй. Думаю, сейчас их уместно рассказать: они наглядно иллюстрируют, за что боролся Жорес Иванович и какие интересы у тех, кому по статусу положено радеть за национальную науку...

Встречу Жорес Иванович назначил в Госдуме. Кабинет у него был крошечный, там же находились и помощники. Впрочем, теснота, судя по всему, ученого не обременяла. Мне пришлось его немного подождать — шло заседание. Но вот он стремительно входит, и мы начинаем беседу с самого «больного» вопроса: чего он ждет от нового министра высшего образования и науки Михаила Котюкова (за месяц до нашей встречи прошла инаугурация президента и был объявлен состав нового правительства), до этого возглавлявшего Федеральное агентство науки и образования (ФАНО), деятельность которого Алферов резко критиковал.

— Как же можно было назначать Котюкова? — с жаром восклицает Жорес Иванович. — Ведь создание ФАНО добило Академию наук. Между прочим, я предчувствовал это. Знаете, меня просили баллотироваться в президенты РАН и в 2001-м, и в 2006-м. Я отказывался. Но в 2013-м, предчувствуя, что случится пагубное реформирование, дал согласие... Меня провалили, причем с треском. Академик Владимир Фортов получил порядка тысячи с чем-то голосов, а я всего 500… Уверен, было предпринято все, чтобы я не прошел: люди, которые наметили разгром РАН, понимали — если я возглавлю Академию, то не допущу ее развала, выступлю резко против. Причем на любом уровне.

Когда готовился указ по реформе РАН, я написал президенту письмо, что этого нельзя делать. И при встрече с ним говорил об этом же... К сожалению, это не подействовало. И вот вам итог: институты РАН сохранились, а отраслевая наука исчезла, — говорил Алферов.

Видно, что это очень больная тема для ученого. Весь разговор он постоянно к ней возвращался. А я слушала и думала: как же жалко, что такой большой ученый вместо того, чтобы заниматься наукой, вынужден ее оборонять и тратить время на все эти такие далекие от тиши лабораторий вещи...

Алферов тем временем рассказывал, как в 1998-м в Петербургском Политехническом Университете (СПбГПУ) он создал физико-технический факультет и долгие годы был его деканом. Особенно старался заниматься с самыми талантливыми. Это ведь будущее науки... А потом в 2002-м пошел дальше: затеял создание академического Университета (где лекции читают шесть Нобелевских лауреатов, чем Алферов особенно гордился), рассчитывая, что бакалавриат будет на его факультете в Политехе, а магистратура и аспирантура — в Университете.

— Так поначалу и было, — продолжил ученый. — Потом вдруг Политех проводит реформы и ликвидирует все факультеты, создав на их месте институты. Потому что при системе факультетов деканы выбираются, и это не понравилось новому ректору, а директоров институтов он назначает сам. Раз исчезли факультеты, у меня исчез бакалавриат. Я нашел выход: теперь набираю студентов прямо в Университет. Но на это ушло четыре года и масса сил, — грустно подытожил Алферов.

Понимаете? Он ведь не про личные амбиции — он хотел, чтобы страна снова гордилась своими открытиями... А вот чем руководствовался ректор? И как жаль, наверное, было Алферову четырех лет, потраченных на борьбу с ветряными мельницами....

Как Котюков Алферова увольнял

— А что за человек новый министр? — спрашиваю ученого.

В ответ слышу невероятную историю:

— Лично с ним я почти не имел дела. Когда он стал главой ФАНО, а наш Университет оказался под началом агентства, я понял: у Котюкова наш уникальный вуз не выживет, — и перешел под крыло Минобрнауки. Но в тот короткий промежуток, когда я еще не успел перевести вуз в иное подчинение, Котюков предложил мне уходить с поста ректора, так как я уже старый, и, мол, пора бы...

— И что вы ему ответили?

— Даже разговаривать дальше с ним не стал. Только сказал: «Спасибо».

— А сейчас, после его назначения, что будете делать? Университет-то снова под его кураторством...

— Думать, как мне жить дальше. Я ведь действительно старый, это правильно... К величайшему сожалению, у меня нет преемника в Университете. Понимаете, люди очень сильно изменились, в первую очередь думают о деньгах…

В голосе ученого слышались грустные нотки. Можете себе представить такое? Чтобы человек, ничего толком не сделавший ни для страны, ни для науки, имел наглость предложить великому ученому оставить свое детище! Потому что Котюков, видите ли, считает Нобелевского лауреата старым! А сколько еще аналогичных «эффективных менеджерских» решений наверняка пришлось выслушать Жоресу Ивановичу. И ведь каждое оставляло рубец на сердце ученого...

Братья Ковальчуки

— Вы сказали «те, кто наметил развал РАН» — а кто эти люди? И что ими двигало? — я настаивала на ясности. А Алферов смотрел на меня своими необыкновенно живыми проницательными глазами и явно размышлял, стоит ли раскрываться. Видимо, решившись, ответил:

— Просто мы в свое время не выбрали Мишу Ковальчука академиком. Тут такая история. Она произошла в начале 2000-х. Тогда я был вице-президентом АН. Путин инициировал создание в АН отделения нанотехнологий. Мне передали его слова: «Пусть Алферов перейдет в это отделение». Я перешел, и нам сразу дали большое число вакансий (на звание академиков — ред.). И я тогда решил, что мы вполне можем выбрать Мишу академиком — считал, что на это нужно идти. Короче, мы в этом нашем новом отделении выбрали его академиком. Но по уставу РАН нужно, чтобы его кандидатуру утвердило еще и общее собрание. А половина собрания проголосовала против... Вот тогда я понял: это нам — Академии — еще отзовется. И отозвалось.

— Неужели только из-за этого все происходит?

— Думаю, да. Хотя для меня это неоднозначная тема. Понимаете, у меня особые отношения с братьями Ковальчуками... Юрий Валентинович, младший брат Михаила, работал у меня в физико-техническом институте им. Иоффе. Он, безусловно, очень талантлив (но, к сожалению, бросил науку, и сегодня он глава совета директоров банка «Россия»), успешно защитил докторскую и я взял его своим замом.

Думаю, Юра раньше меня понял значение информационных приложений. Потому что стал настойчиво предлагать разделить физтех на институт прикладных исследований и чисто научную структуру. Я не соглашался, сказал ему тогда: «Посмотри на мою лабораторию. Когда мы начинали исследование гетероструктур, это были чисто фундаментальные исследования. А потом из этого родились новые лазеры, новые электронные системы, новые СВЧ-транзисторы, возникла целая отрасль электроники. Мы это передали в промышленность и опять начали исследования — уже квантоворазмерных структур и в первую очередь квантовых точек. И снова позже они дали приложения. Таков процесс в академическом институте. Это чушь собачья — разделять его на прикладной и фундаментальный». Но ему хотелось, как говорится, снимать сливки...

Он мне пять-шесть раз предлагал разделить институт, я все отказывал... Однажды, зная, что я его ценю как прекрасного организатора, он сказал: «Тогда я подаю заявление об уходе». А я ответил: «Где оно?» Такого он не ожидал. Иногда мы с ним и сейчас встречаемся...

— Выходит, реформа РАН выросла из желания снимать сливки с результатов научных изысканий и банальной обиды?

— Так или иначе уничтожение РАН состоялось — в 2013-м ее лишили академических институтов, — уклонился от прямого ответа Жорес Иванович.

Он, кстати, несмотря ни на что, очень рассчитывал на поддержку президента — был воодушевлен словами Путина об эффективности его Университета. В какой-то мере это, кажется, оправдалось — друзья Алферова рассказывали, что во время болезни он по телефону обсуждал вопрос восстановления структурного подразделения РАН в Санкт-Петербурге и возвращения ему исторического здания на Университетской набережной.

Памяти друга

Руслан Гринберг, научный руководитель Института экономики РАН, член-корреспондент РАН:

— Помимо того, что Жорес Иванович был выдающийся ученый, для меня очеь важны две вещи. С самого начала трансформации нашей страны он встал на сторону противников доктрины рыночного фундаментализма. Конечно, Алферов не был экономистом, но он был безусловно умным человеком и был твердо уверен: это большая авантюра (я имею ввиду ельцинскую шокотерапию и все такое прочее). Он постоянно подчеркивал преимущества сочетания рынка и плана... В моем представлении Алферов сильно ушел влево, но он твердо знал: в современную эпоху государство как плеймейкера заменить некем. А для него были важны именно проблемы целеполагания (увы, это большой дефицит страны) и то, что как раз по причине их отсутствия госаппарат не настроен на осуществление долгосрочных проектов. Это первый, очень важный момент, тем более, что сейчас мир начинает переосмысливать неолиберальную догматику. Непонятно, что придет на смену, но так или иначе есть понимание того, что государство возвращается. Другое дело, что оно само может натворить много бед. Но это уже другой вопрос — каким образом его контролировать.

Второе. Он был самоотверженным, последовательным защитником Российской академии наук. Противником реформы РАН, которая, похоже, приходит к своему печальному завершению. Но наша политическая система такова, что не учитывает голоса даже таких заслуженных людей. И понятно, что один Алферов мало что мог тут сделать...

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №08-2019.