Юрий Быков: Мы загнали себя в рамки "Бога нет". Но это тупик

Режиссер Юрий Быков объяснил, почему согласился снять патриотическое кино и отложил съемки фильма про Украину.

В фильме «Дурак» он показал гнилое устройство госсистемы. Критики назвали эту картину одним из главных кинособытий прошлого года. После этого успеха режиссер Юрий Быков взялся за блокбастер о советской космонавтике.

«Дурак» – это поиск надежды

– Ваш новый фильм «Время первых» – о выходе Алексея Леонова в открытый космос. Насколько я знаю, идея принадлежит Евгению Миронову и Тимуру Бекмамбетову. Как вы попали в этот проект?

– По-моему, в течение года у них был режиссером Сергей Бодров-старший. Но весь процесс затянулся. И мне поступило предложение взять этот проект. Я не стал отказываться. Рынок сейчас достаточно жесткий. Те картины, которыми я раньше занимался, пользуются фестивальным спросом, но ничего не приносят в прокате. И я, к сожалению или к счастью, не позиционирую себя в чистом виде как сугубо авторскую фестивальную единицу. Я знаю, что могу больше.

[:wsame:]

– Некоторые, узнав, что вы взялись за этот проект, сказали: «От «Дурака» перешел к пропаганде»...

– У нас любое патриотическое кино рассматривается как пропаганда, особенно людьми либерального толка. Я их прекрасно понимаю. Оно так и есть. То есть это пропаганда государственной целостности, культурных и патриотических кодов и так далее. Режиссер – это всего лишь профессия. И в контексте времени становиться в жесткую оппозицию именно к своей профессии бессмысленно, потому что я как продолжал, так, надеюсь, и буду продолжать снимать остросоциальные картины, поднимающие серьезные вопросы.

– Но в этом разве нет противоречия?

– Есть, конечно, противоречие. В смысле позиционирования себя как некой одиозной фигуры. Но, понимаете, я не революционер, который своими картинами зовет на баррикады. Я прежде всего художник. И разваливать страну своими картинами я бы не хотел. «Время первых» я рассматриваю как мой вклад в поддержку общенациональных ценностей, потому что я очень уважительно отношусь к советской космонавтике. И ничего зазорного в этом не вижу.

[:wsame:]

– Это будет фильм-ката­строфа или все же драматическая история?

– Это и фильм-катастрофа, и байопик, и драма. Фильм будет снят в 3D. Это все же развлекательно-прокатное кино. Bazelevs (кинокомпания Тимура Бекмамбетова. – Авт.) не берется за фильмы сомнительного толка. И в производство они берут картины, которые в перспективе могут принести какую-то кассу.

[:image:]

– До «Дурака» вы говорили, что не верите в положительного героя. Но в «Дураке» он есть, во «Времени первых» тоже. Поверили?

– Да, я на этом сильно пострадал (смеется). Знаете, это взросление: когда ты начинаешь взрослеть, понимаешь, что без надежд жить невероятно трудно. Молодому очень легко размахивать палкой, кричать, что все козлы, а жизнь – говно. «Дурак» – это уже поиск надежды. Мы загнали себя в рамки того, что Бога нет, души нет, добра нет. Но это тупик. Жизнь в любом случае будет продолжаться дальше, как бы мы ни относились к ней. Поиск элементарного человеческого добра, надежды гораздо важнее, чем утверждение, что все плохо.

Запутался в украинском сценарии

– «Время первых» снимается при поддержке Фонда кино. «Дурак» снимался при поддержке Минкульта. Получая господдержку, у вас нет ощущения, что вы идете на сделку с государством?

– Раньше было проще. Сделки не было. Ты приходил, творческое сообщество оценивало твой сценарий, и государство каким-то образом верило этому анклаву людей и финансировало проект. Но, к примеру, после картины Звягинцева стало понятно, что такие остросоциальные проекты уже будут проходить с большим трудом. Сейчас государство напрямую взялось за отбор. Я пока в этом не участвую. Я пытался заниматься проектом про Украину (фильм «Волонтеры». – Авт.). Много читал, смотрел, слушал. Понял, что нужно отложить. Не могу пока сделать правильных выводов и окончательно запутался в этой теме. И к вопросу о сделке: наверное, я бы мог получить финансирование государства на подобную картину с русским уклоном. Что касается государственного заказа, никаких предложений не поступало. Думаю, если поступят, как-нибудь без них обойдусь.

– «Дурак» в прошлом году на «Кинотавре» получил приз «За бескомпромиссность художественного высказывания». В чем для вас заключалась эта бескомпромиссность?

– Бескомпромиссность художественного высказывания очень просто уравновешивается незаметностью фильмов в прокате. Бескомпромиссность состоит в том, что ты говоришь о том, что есть. Собственно, этого я пока не смог добиться в сценарии про Украину, поскольку не могу понять, что на самом деле происходит. А в «Дураке» я точно понимал, как работает система, как работают персонажи. И когда ты, ничего не скрывая, все выкладываешь на экран, это и есть бескомпромиссность.

[:wsame:]

– Теперь бескомпромиссности меньше?

– В авторском кино какая-то бескомпромиссность останется. А в широком формате она не может существовать. У нас есть конкретные запреты, к примеру на курение или мат. И есть государственные деньги. Люди хотят брать эти деньги и снимать на них свое кино. А государство может что-то сказать или потребовать. Другой вопрос, имеет ли оно на это право.

– И какой же ответ на этот вопрос?

– Как там в старой бандитской поговоорке: «Дают – бери, бьют – беги»? Если перестанут давать на авторское кино деньги, думаю, оно от этого не умрет. Оно всегда делалось на большом энтузиазме. Есть вменяемые продюсеры, которые могут найти частные деньги. Мне кажется, экспериментальным путем станет ясно, что можно государству требовать, а что нет.

– Вы видите, каким будет портрет российского кино лет через пять?

– Я думаю, все идет к тому, что будет больше профессиональных режиссеров, которые будут заниматься чисто жанровым кино. Есть некая усталость от фестивальных фильмов. И будет больше проектов, удивляющих изображением, необычностью персонажей, сюжетных поворотов. Но это будет больше про «как», а не про «что». Сейчас я не вижу платформы для того, чтобы родились новые Тарковские, Кончаловские или Германы.

Ольга Аверкиева