Ольга Ломоносова: Мой Донецк стал пахнуть совсем по-другому

Актриса Ольга Ломоносова, роль которой в сериале «Не родись красивой» принесла ей народную любовь, родилась в Донецке и прожила часть жизни в Киеве, и потому с особым ужасом воспринимает происходящее на Украине.

Спасибо, что у меня есть Паша

– Шутят, что каждый молодой российский актер в начале карьеры должен сыграть либо мента, либо солдата. Есть ли какие-то обязательные роли у актрис?

– Либо мента, либо солдата? Как интересно. Наверное, это потому, что много всего такого снимают. А вот что сыграть актрисе? Не знаю. Всегда хочется играть что-то хорошее и двигаться в правильном направлении.

– А вы в правильном направлении двигаетесь?

– Что касается театра, то здесь я развиваюсь совершенно правильно. Не размениваюсь на проходные роли. Играю то, что нравится. Мои роли отличаются разнообразием и глубиной: Эльмира в «Тартюфе», Галина в «Утиной охоте», Элиза Дулиттл в «Пигмалионе», Макарская в «Старшем сыне». Моя последняя работа – Валентина в пьесе Вани Вырыпаева «Валентинов день». Пьеса очень сильная, роль – кладезь для актрисы.

Если говорить о моих ролях в кино, то тут я не очень правильно развиваюсь, поскольку думаю, что заслуживаю более крепкого материала. Была бы продюсером, может быть, запихнула себя в какое-нибудь хорошее произведение. Из того, что предлагают, стараюсь выбирать достойное, но получается не всегда. Если бы все мои работы были такими же, как в сериале «Черные кошки», можно было бы делать другие выводы. В кино есть обстоятельства, на которые я не могу влиять.

– А от чего зависит то, что в театре можете, а в кино – нет?

– С театром мне повезло: у меня муж – театральный режиссер (Павел Сафонов. – Прим. авт.), и все спектакли, названные мною, ставил именно он. Если бы судьба сложилась иначе и мы с моим мужем были бы не вместе, то мне и в театре пришлось бы намного сложнее. Хотя кто знает?.. Но в любом случае спасибо, что у меня есть Паша, который берет меня в свои постановки и дает возможность развиваться. Если бы муж у меня был кинорежиссер или генеральный продюсер какой-нибудь кинокомпании, то я и в кино неплохо развивалась бы (смеется).

– Получается, чтобы актрисе быть успешной, нужно удачно выйти замуж?

– Ну конечно же нет. Не надо ни за кого выходить – есть же куча успешных артисток, которые этого не делали. На самом деле я не могу сказать, что считаю себя неуспешной. Я достаточно успешная, просто все зависит от того, чего добиваться. Народная любовь? Она у меня есть, меня люди любят. Я это знаю, чувствую на улицах, везде. Что касается критиков, то понятно, что они вряд ли будут смотреть сериалы, в которых я появляюсь, и писать о них, им это неинтересно. Мимо кинофестивалей я тоже пролетаю.

[:image:]

– Может, вам с нужными людьми тусоваться? Есть же такой способ построения карьеры – называется «кофе и сигареты». Ходишь курить и пить кофе с правильными людьми и благодаря им растешь.

– Может быть, это и верно. Но у меня семья, двое детей, и заниматься выкуриванием сигарет не стану. Я вообще не курю.

– Некоторые ради достижений начинают.

– Ну, все-таки мне уже 36. Было бы восемнадцать, может, и задумалась бы над вашим предложением. Но тогда сложилось иначе, а сейчас мне жалко тратить на это время. К тому же не верю я, что выкуриванием сигарет можно добиться хорошей роли. Наверное, по дружбе люди друг друга снимают, но это точно не мой способ.

– Скажите, все время работать с мужем – это уяз­вимо?

– В смысле – уяз­вимо?

– Если закроют спектакль, вы оба потеряете работу.

– Во-первых, Паша ставит и другие спектакли, без меня. Во-вторых, я могу пойти работать в других постановках. Хотя как-то раз честно пыталась ходить на репетиции одного спектакля, не вышло. История не моя, и я не смогла. Когда я в кино преодолеваю себя, то хотя бы понимаю, что делаю это ради денег. Зарабатывать деньги на театре – это уже перебор.

[:image:]

Время – жизнь, а жизнь алогична

– Вы пьесу «Валентинов день» хвалите, а многие считают ее слабой, поскольку это все-таки ранний Вырыпаев. Как у вас возник интерес к этой истории?

– Я давно хотела сделать что-то подобное. Но вся современная драматургия, которую я читала, меня не трогала. Я даже думала: может, попросить писателя Сорокина переписать одно из его произведений в пьесу для нас… И тут Сережа Петрейков, руководитель «Другого театра», предложил Паше пьесу Вырыпаева. Более того, зашла речь о том, чтобы привлечь Агриппину Стеклову. С ней мы работаем в «Тартюфе» и в «Старшем сыне», но у нас нигде нет совместных сцен. Пьеса Вырыпаева дала нам возможность поиграть вместе.

– Как вы понимаете выражение «Не пытайтесь искать логику во времени», которое Вырыпаев вынес в эпиграф?

– Думаю, что время – это жизнь, а жизнь настолько алогична, что ты можешь задумывать одно, а выйдет совершенно иначе.

– Как вам кажется: насколько это реалистично, чтобы две женщины всю жизнь любили одного и того же мужчину?

– Мне кажется, в жизни так часто бывает. К тому же мы склонны дофантазировать себе многие вещи. Так они и придумали себе его, этого мужчину, Валентина. Поэтому у них ничего с ним не сложилось. Ну, то есть как не сложилось? Вот героиня Катя влюбилась в него в довольно юном возрасте, он предложил ей выйти за него замуж. Они прекрасно жили, пока не появилась Валентина, женщина не совсем нормальная, которая, кажется, родилась для того, чтобы страдать… Она и не думала уводить этого мужчину у Кати, но все вышло иначе. Потом все усложнилось, и они стали жить практически втроем… У этих женщин не было детей, поэтому всю любовь они сублимировали в свое отношение к этому мужчине. И так сильно они его любили, что у него сердце от этого разорвалось – он просто не знал, как с этим быть дальше. Знаете, ничего сверхъестественного тут нет – подобного очень много в жизни. Люди так и живут.

– Но каждый герой требует сочувствия. Заслуживают ли его две женщины, которые влюбились в одного мужчину, не смогли его поделить и устроить собственную жизнь в дальнейшем?

– Это достаточно циничный подход. Но у нас общество циничное, это правда. Поэтому людей, которые воспринимают эту историю так, большинство. Но тогда можно и про героиню «Грозы» сказать: чего ты паришься, Катерина? Чего руки заламываешь? Иди измени, а потом вернись к мужу или уйди от него совсем. Так можно разрушить все что угодно. Но мы же не так примитивно устроены! Никто не застрахован от того, чтобы влюбиться и полностью разрушить свое существование. В этом и заключается непредсказуемость жизни, отображенная в Ванином эпиграфе.

И героинь пьесы, может быть, стоит уважать за то, что они смогли сохранить в себе чувство любви до конца. Ведь это же так грандиозно и так редко встречается. В наш век, когда все разводятся, бросают семьи, детей, это редкий случай. Но не всем зрителям можно внушить эту мысль. Если это кому-то непонятно, то и пускай так будет.

[:image:]

– Критики что о вас говорят?

– Они о нас не говорят.

– Почему?

– Игнорируют «Другой театр». Думаю, просто не воспринимают его всерьез. Хотя это несправедливо – здесь много достойных спектаклей.

И меня в этом смысле Сережа Петрейков восхищает: ведь как можно заниматься тем, что не приносит никаких дивидендов? Это просто меценатство какое-то.

Поржать, выйти и забыть

– Что нужно делать театру, чтобы к нему стали относиться всерьез?

– У нас к театру вообще достаточно серьезно относятся. Если же говорить про конкретный театр, то надо, как вы говорите, правильно тусоваться, то есть заманивать сюда критиков. Тогда они будут писать о спектаклях, заинтересуются.

– А если про интерес зрителей говорить? Мы любим рассуждать о том, на какие фильмы ходит отечественный зритель. Что должно быть в спектакле, чтобы человек пошел его смотреть?

– Есть тенденции, которые всем понятны: зрители хотят, чтобы было весело и легко. Они хотят развлечься – сложностей и в обычной жизни полно. Вот я недавно была в Большом, смотрела премьеру – «Даму с камелиями». Пришли люди, веселые и обеспеченные. Посидели два акта, выпили коньячку в антракте и ушли. И ведь правда, есть такая довольно значительная группа зрителей, которые ходят, лишь бы отметиться: мол, «мы сегодня были в Большом, давали «Даму с камелиями». Неважно, что недосмотрели, не страшно, что недопоняли. Недочувствовали. Они – такие «недо». Для них пойти на балет – то же самое, что на убойную комедию. Поржать, выйти и забыть. А некоторые смотрят и потом думают. Мне одна подруга через два дня после нашего спектакля позвонила и говорит: «Оль, я вот все думаю…» То есть она два дня прожила вместе с нами! Или я однажды посмотрела «Идиота» Някрошюса и потом месяц отходила. Вообще ничего другого смотреть не могла – настолько мне не хотелось расставаться с увиденным. Думаю, в театре важно одно: чтобы это было талантливо. А уж как зритель поймет… Не надо к зрителю спускаться, надо зрителя дотягивать до себя – во всяком случае, что касается театра. Хотя бы здесь.

[:image:]

– Как вы относитесь к вольному обращению с классикой и есть ли пределы этому в театре?

– Что такое вольная интерпретация – большой вопрос. Если произведение кромсают, переворачивают его смысл, я плохо к этому отношусь. Ведь автор вкладывал идею. Если тебе хочется сказать что-то иное, напиши свое произведение. Хотя, конечно, все имеет право на существование, если людям нравится. У нас же толпами ходят на некоторые постановки.

– Вы на спектакли Серебренникова, Богомолова ходите?

– Это моя любимая тема – Богомолов, Серебренников.

– Часто спрашивают?

– Естественно, это же модные тенденции нашего театра. Но коллег комментировать я не буду.

В наше время война будет очень короткой

– Вы, подобно героям Вырыпаева, часто оглядываетесь на собственное прошлое?

– Чем дальше, тем больше.

– Почему?

– Становлюсь старше и все время смотрю туда, вспоминаю, окунаюсь в какие-то свои воспоминания, думы. Полагаю, с возрастом это будет происходить чаще.

– В настоящем – скучно?

– Нет, настоящее – это данность. Просто в прошлом есть что-то прекрасное. Я ни в коем случае не хочу стать моложе, не хочу сделаться 20-летней, потому что и сейчас, в моем возрасте, много прекрасного. Но тогда было по-другому. У нас же было совсем другое детство, мы бегали во дворе, нас выпускали утром и запускали вечером. Это было счастье. А сейчас отпустить ребенка на две минуты к подъезду страшно. Посмотрите, дети на улицах уже не гуляют одни.

– Думаете, они что-то те­ряют?

– Очень многое. Они все больше общаются во всяких гаджетах.

– Когда думаете о прошлом, вы в какой период переноситесь?

– В разные. Кажется, что не так давно мы были на гастролях в Донецке, и я встречалась с сестрой и братом. Много говорили о донецком периоде нашей жизни, брат даже отвез меня к нашему дому. Там все изменилось, и только угол с нашим подъездом, где еще бабушка и дедушка жили, остался прежним. Для меня еще тогда Донецк стал пахнуть совсем по-другому, это вообще уже другой город. А сейчас...

– Человек, который родился в Донецке и прожил часть жизни в Киеве, наверное, с особым ужасом воспринимает все происходящее?

– Конечно, у меня и мама до сих пор в Киеве живет. Хотя она некоторое время назад у нас в Москве была.

[:image:]

– Просто в гости приезжала или в целях безопасности?

– Она приехала к нам в гости в начале года, а потом осталась уже в целях безопасности. Мы ее отпустили назад, когда в Киеве все более-менее успокоилось.

– В какой момент вы почувствовали, что все происходящее касается и задевает лично вас?

– Практически сразу. Понимаете, это происходило в моем любимом Киеве, на моей любимой улице. Я не могла изначально думать, что это где-то там творится и меня не трогает. Это же не в Никарагуа случилось. Это на моей родине. Недалеко. Казалось бы, мы живем в таком веке, когда все можно решить за столом переговоров.

Лично я запуталась и уже не понимаю, кто там прав, а кто виноват. Хочется просто, чтобы все поскорее наладилось.

– Вы наверняка лучше знаете: что украинцы думают о россиянах?

– Они так же поделены, как и мы здесь. Одни говорят, что им нужен Крым, другие – что не нужен. Одни считают, что Крым они потеряли, другие убеждены, что полуостров у них отобрали. Третьим – все равно. Вообще я стараюсь не вести политических бесед со своими тамошними родственниками и друзьями. Но стоило нам встретиться, как тут же прозвучала фраза: «Вы у нас отобрали Крым». Я-то не отбирала Крым, мне он зачем?

– Как вам кажется, русские и украинцы – это одна нация или все же две разные?

– Сложно сказать. Вот я жила на Украине, в моем паспорте писали «русская». Лишь когда Украина стала самостоятельной, у меня появился украинский паспорт, в котором мы все стали украинцами. Мне кажется, что мы настолько похожи, что нельзя сказать о нас «разные». Вот мы и европейцы – да, разные. У нас менталитеты отличаются.

– У вас за последнее время возникал страх войны? Знаете: стоишь в магазине у полки с макаронами и ловишь себя на мысли, что, может…

– …купить еще пару пачек? У меня страх войны возник еще в детстве, когда лет в пять-шесть я услышала в новостях про холодную войну с США. Испугалась не на шутку. Этот страх до сих пор никуда не исчез. Сейчас даже стало еще страшнее, потому что у меня есть дети. А еще понимаешь, что в наше время настоящая война может быть очень короткой: нажали на кнопочку – и всё, до свидания...

Захарьев Андрей