Алена Попова: При ликвидации трагедии в метро "Славянский бульвар" было две колоссальных проблемы

20 человек погибли и ещё около 130 пострадали в результате схода вагонов на перегоне между станциями «Славянский бульвар» и «Парк Победы». По последним данным, причиной трагедии стало механическое повреждение в креплении колесной тележки с корпусом вагона. По факту аварии возбуждено уголовное дело.

Правительство Москвы и городской метрополитен обещают выплатить семьям погибших и раненым до трёх миллионов, а раненым — до полутора миллионов. Среда 16 июля в Москве будет объявлена днём траура.

О том, как и почему произошла трагедия в московском метро, рассказала общественный деятель, организатор волонтёрского движения «Гражданский корпус», осуществляющего социальную помощь жертвам чрезвычайных ситуаций, Алёна Попова.

— Что, собственно, произошло в метро?

— Информация, которая сейчас есть, противоречива. Одна информация — что был спад напряжения, вторая информация — что, возможно, это преднамеренно случилось. Соответственно, если преднамеренно, то — я не буду громко говорить, что это теракт, но преднамеренное нечто... Сейчас это всё изучается, мы написали петицию в транспортную прокуратуру, потому что информация закрытая, и мы не понимаем вообще, что происходит с безопасностью на территории метрополитена.

По фотографиям, которые мы три часа изучали — и у нас так получилось, что в тех двух вагонах метро, которые участвовали в аварии, были наши волонтёры... Они, конечно, находятся в состоянии шока, их родственники находятся в состоянии шока, но они без тяжёлых травм... Так вот, по их описаниям, когда это всё произошло, было задымление, очень душно, длительное время четвёртый вагон, который был деформирован, находился фактически в изоляции, то есть его надо было деблокировать.

[:image:]

По выложенным в открытый доступ разговорам, которые мы сегодня слушали, службы спасения деблокировали гидравлическими машинами этот вагон не в первую очередь, а когда отключили дополнительный рельс. Попросили отключить напряжение, потому что какое-то время даже по их запросам напряжение не отключали.

Основных проблем, которые происходили при всей ликвидации этой ЧС, их две. Первое — это плохая информируемость и связь. И спасатели в своих разговорах, которые подслушаны и выложены — я звонила, уточнила, это действительно так было, — и люди, которые находились в метро, вообще не могли пользоваться связью, потому что она всё время прерывалась, что ещё больше нагнетало панику.

Примите участие в опросе: Кто виноват в трагедии, которая произошла с московском метро 15 июля на перегоне «Парк Победы» — «Славянский бульвар»?

Ещё раз: в метрополитене есть инструкция, как действовать во время терактов, чрезвычайных ситуаций и т. д. Метрополитен обязан объявлять пассажирам, которые находятся внутри — внутри! — метро, в тоннелях, что им следует делать. А не то, что объявляется: «Уважаемые пассажиры, станция закрыта, работает только на выход». Это не инструкция для пассажиров, они не знают, что делать.

Мы сегодня получали звонки от ребят, которые были в метро, — ровно такие же звонки, какие мы год назад получали, когда там были пожары. Когда нам звонили — мы выложили телефон штаба, — мы диктовали инструкции МЧС, они громко кричали [их] стоящим рядом людям, чтобы не было паники. Они говорили, что нужно было сделать с задымлением. Сейчас было то же самое.

[:image:]

Вторая колоссальная проблема: я не понимаю, почему власти Москвы в прошлом году обещали регулировать тарифы такси. Когда людей вывозят — пока ещё хаос, пока не организовано движение вывоза людей с территории людей, — таксисты задирают тарифы.

Сегодня задирали до тысячи рублей. Это же действительно как-то должно регулироваться. Это сплошь и рядом.

Помните, были взрывы 29 марта в метро [29 марта 2010 года две террористки-смертницы произвели взрывы на станциях «Лубянка» и «Парк культуры», в результате чего погиб 41 человек]? Основная проблема была в том, что таксисты за три тысячи рублей довозили.

Когда был теракт в Домодедово [террористический акт, произошедший 24 января 2011 года, унёс жизни 37 человек], они довозили за пять. Сегодня они довозили, понятно, не за три, не за пять — за одну тысячу. Но это был центр Москвы.

[:image:]

— Это стало известно от ваших волонтёров? Потому что по телевизору дают другую информацию.

— Да, это [говорят] свидетели — наши волонтёры и ребята, которые вместе с ними находились. Плюс, как оказалось, на станциях метро, где производилась эвакуация пассажиров, было большое количество моих друзей. Часть информации, которую они узнали из первых уст, они мне надиктовали, и я её уже опубликовала.

— Как оцениваете реакцию властей? Собянин вроде сразу сорвался, приехал и на место ЧП, и в больницу Склифосовского.

— То, что Собянин был на месте, это правильный шаг. Это безусловно, иначе я никак это не это могу оценивать. Но меня больше волнует не кто был в данный момент на месте, а то, что год назад происходило то же самое. Были даны поручения. И то ли эти поручения не были исполнены, то ли что — но был такой же хаос.

Меня интересует ГУП «Московский метрополитен» — что они сделали за год в сфере безопасности. Присутствие высокого лица — это очень хорошо, но на эффективность это никак не влияет.

Может, я очень эмоционально к этому отношусь, но у меня там были мои знакомые, и я воспринимаю это как своё личное участие. Люди теперь боятся заходить в метро, я не шучу. У нас девушка одна — 24 года — она не будет заходить в метро, у неё панический шок. Когда их вывезли с одной станции метро, ей нужно было добраться до другой части города по другому маршруту, и она звонила в истерике, что не будет спускаться в метрополитен.

— Как сильно пострадали ваши друзья-знакомые?

— Тяжёлых травм у них нет. Мы сейчас названивали знакомым, у кого родственники в больницах. Но я этих данных пока не могу сказать, чтобы панику не вызывать. Пока тяжёлых случаев среди наших знакомых нет, к вечеру, наверное, появится больше информации. Я слежу за счётчиком — недавно там сначала было десять погибших, через 30 минут уже 16. Цифра продолжает расти. Это крупнейшая чрезвычайная ситуация внутри московского метрополитена.

[:image:]

— А неполадки у нас в метро происходят регулярно.

— Посмотрите аналитику, я вывесила — 35 нештатных ситуаций [за последние 14 месяцев]. И я уверена, что мы знаем только часть. Потому что метрополитен — это режимный объект, и, например, о случаях, которые касаются внутренних поломок метрополитена, мы не осведомлены. Но если бы в прошлом году от напряжения человек не умер — инженер метрополитена, умер через два дня после пожара — об этом бы не узнали, если бы не начал шуметь профсоюз. Профсоюзы, помните, как шумели в прошлом году на метрополитен? И потом это всё сошло на нет. Я думаю, что 35 — это очень ограниченное число, тогда просто было вовлечено большое количество лиц — нас, обычных жителей, которые вынесли эту информацию на обсуждение среди своих знакомых.

— По факту аварии возбуждено уголовное дело. Кто должен понести ответственность?

— Я сама лично разбиралась сегодня с юристами в том, кто отвечает за безопасность в метро, кто является оператором безопасности метрополитена, владельцами метрополитена. Наша первая петиция была к мэрии, поскольку мэрия должна дать поручение департаменту транспорта и ГУП «Московский метрополитен».

В итоге мы пришли к выводу, что инициировать расследование должна Московская межрегиональная транспортная прокуратура. В данном случае, конечно, будут слетать головы, потому что это крупнейшее происшествие — большое количество пострадавших и погибших. Безусловно, будут снимать [чиновников с должности].

Но вопрос же не в том. В прошлом году мы так же ходили на эфиры, давали комментарии. Мы были у метро, когда оттуда выбегали люди, раздавали им бутылки с водой. Тогда возникал вопрос: почему, если в метрополитене предусмотрена ситуация задымления, рядом с метрополитеном нет колонок с водой?

Я точно знаю, что в метро эта инструкция есть — чтобы эти инструктажи проводили, чтоб были совместные учения. Так вот вопрос: то, что сейчас эти головы полетят, на нашу безопасность в метро повлияет? Я думаю, что не повлияет никак.

[:image:]

Пока нам не выложат точные сведения о том, что не так, хотя бы пусть ту информацию, которая не является сильно режимной. Понятно, что нам не надо [знать], где какие ветки метро проходят и где какие там заложены устройства слежки и т.д. Нам надо точно знать уровень безопасности, будут ли введены световые индикаторы, где у нас будут эти кнопки вызова, какая инструкция будет зачитываться пассажирам во время чрезвычайной ситуации.

Вот один — Саша зовут — оказался в вагоне. Говорит: я сижу, нас из вагона никто никуда не отправляет; задымление, непонятно что делать; на полу валяются то ли тела, то ли люди без сознания, и я не понимаю, как определить, живые они или нет; самому страшно; как разбить стекло непонятно: с собой молотков никто не носит. Представляете эту ситуацию? Какая разница, снимут одного чиновника, второго или третьего? Система гнилая и кривая.

Я сегодня слышала комментарий уважаемой мною Галины Петровны Хованской [депутат Госдумы]. Она считает, что у метрополитена есть дикая недофинансированность и надо дофинансировать, потому что уровень износа очень сильный и что надо всё заменять. Я с ней в этом плане согласна. Но изначально нам надо показать, куда финансировать будут и какой уровень сейчас безопасности. За последний год было уже пять пожаров.

— Вы отправили петицию. Будет какой-то второй шаг?

— У нас действует закон, по которому на это обращение обязательно должны среагировать в течение 30 дней. Плюс мы делаем онлайн-петицию. Ну, посмотрим.

— Насчёт волонтёров. Какая-то волонтёрская деятельность сейчас происходит?

— Я сразу позвонила в РСС [региональная служба спасения] и МЧС. Наш представитель звонил в метрополитен, они сказали, что у них силы и средства в нормальном состоянии, что помощь не нужна. Я знаю, что некоторые наши ребята, поскольку живут рядом со станциями, просто на частных автомобилях подъезжали, подвозили людей. Централизованная волонтёрская помощь, как нам сказали, не нужна. Может, от кого-то она и нужна, но от нас она, сказали, не нужна.

[:image:]

Хотя — я уже 150 раз это объясняла — при таких чрезвычайных ситуациях она, наоборот, крайне нужна. Например, для организации потока вывода пассажиров в зону бесплатных автобусов, чтобы их быстро развести со станций метро. У меня есть подруга — Инесса Громова, — она очень-очень системный человек, она мне сказала, что она была на «Молодёжной» станции, когда их выводили из метро, она не понимала, куда идти, и многие не понимали. Началось столпотворение. Таким образом, вывод пассажиров осуществлялся небыстро.

А для экстренных служб самое главное — это моментальный доступ на территорию. Это значит, что пассажиры должны быть максимально удалены от зоны ЧП, чтобы не мешать работе. А если пассажирам не объяснили, что им делать, когда их на улицу вывели, — тогда непонятно, как должна быть организована работа. Значит, экстренным службам приходится заниматься тем, чтобы выводить людей, а не работать на территории повреждения. Для этого нужны волонтёры. Нам почему-то сразу сказали, что нет.

Хотя у нас много волонтёров, которые, допустим, были на Олимпиаде в Сочи, они разбираются, куда надо выводить народ. То есть они так и делали в Сочи: они точно показывали людям направление, они организовывали потоки людей и т.д. Почем они не привлекаются, хотя это крайне нужно, я не понимаю.

Я вообще настаиваю на том, что должны проводиться совместные учения срочной службы и волонтёрских организаций по поведению в чрезвычайных ситуациях. Причём не только волонтёрских организаций, которые относятся к проправительственным воззрениям на политику, а всех волонтёрских организаций.

Учения необходимы, чтобы волонтёр — любой волонтёр, — если он находится рядом с точкой чрезвычайного происшествия, мог бы активно оказывать помощь.