Людмила Сенчина: То, что происходит, больше похоже на оргию, а не на праздник

На днях «Золушке советской эстрады» исполнилось 65 лет. Хотя по правде, не по-сказочному, Людмила Сенчина на три года моложе. Волшебство, да и только...

На Новый год прячусь

– Справляете свой день рождения, как в паспорте указано или как есть?

– Отмечаю тогда, когда родилась – 13 декабря 1950 года. Просто из-за того, что я появилась на свет на печке в украинской деревне, записывать меня не спешили. Пошли регистрировать уже перед школой, когда понадобился документ. Желая дочке лучшего, папа указал другую дату рождения – 13 января 1948 года. Как я понимаю, чтобы потом раньше могла выйти на пенсию…

– Оценили заботу, когда подошел возраст?

– Никаких волнений я по поводу пенсии не испытывала. Кто-то переживает: «Всё, жизнь кончилась». А я настолько позитивный человек, достаточно для женского пола, как считаю, умный, что убиваться по поводу старости даже в голову не приходит!

– Это точно: вашему жизнелюбию можно позавидовать. Жаль, что научиться ему нельзя, хотя многим хотелось бы.

– Дело даже не в жизнелюбии. А в том, что я с умом подхожу ко всему, что Бог дает – и к хорошему, и к плохому. Я часто слышу, как мою жизнь называют иллюстрацией к песне «Золушка», но это неправда. Не могу отнести себя к счастливчикам. Другие, неприятные, моменты тоже были. И со мной, и в связи с тем, что происходит вокруг меня.

Я обладаю какой-то повышенной восприимчивостью на сенсорном уровне. Все меня волнует до глубины души: и теракты, и бездомные животные, и брошенные старики – устану перечислять… Казалось бы, пройди мимо, не заметь. Нет, не могу. Если вижу человека, который просит милостыню, всегда подаю.

– Но вас же используют, разве не понимаете?

– А мне все равно. Даже если эти попрошайки не для себя собирают, жалею. Вышел на улицу, протянул руку – значит, ты уже доведен до отчаяния. Я не могу на такое не реагировать. Почему-то чужая беда касается меня так, как будто это моя личная трагедия.

Сейчас, в канун Нового года, мне звонят журналисты: «Как будете праздновать 31 декабря?» Я не против того, чтобы люди радовались, но это можно делать, включая голову. Все эти истерики с петардами, пожарами… Как можно так беситься? Я вообще прячусь на Новый год, честно говоря, от этой всеобщей истерии. Потому что то, что происходит на улице, больше похоже на оргию, а не на праздник.

– За последними событиями в родной Украине наблюдать, наверное, грустно?

– Мне вообще давно грустно наблюдать за Украиной. Как и за другими бывшими республиками, ставшими независимыми. Мне кажется, Украина, Белоруссия и Россия должны быть вместе. Возможно, нужен какой-то новый политический формат, который объединил бы их. Эти страны для меня неразъединимы.

Я смотрю телевизор и поражаюсь украинцам, которые вышли на улицы. Они бы так за Россию ратовали, как орут за Европу. Мне дико слушать, когда киевляне говорят: «Наши друзья в Европе...» Какие друзья у вас в Европе?! Ужасно обидно за такую прекрасную страну, как Украина, которую все трясет и трясет. Просто кошмар какой-то.

Урок от Пугачевой

– После перестройки многие артисты, чьи имена гремели в советское время, пропали с горизонта. И вы тоже. Вам часто говорили, что вы неформат?

– В глаза не говорили. Где-то с 1987 по 1995 год у меня был провал, но концертов все же немножко было. Да и телевидения тоже. В принципе вся неформатность заключалась в том, что если меня звали в какую-то телепередачу, то опять просили спеть «Золушку», «Камушки», «Белой акации...», «Любовь и разлука». Мне уже было просто неловко: появились новые песни, а я пою опять то же самое. Так что свое неформатное место в формате у меня все-таки было.

– В последнее время участвуете в телешоу наравне с нынешними звездами: сначала «Суперстар», потом «Универсальный артист». Вы этого искали, предлагали себя?

– Да что вы! Я клуша, сижу ровно! Я просто такая умная черепаха. Веду созерцательный образ жизни. У меня нет продюсеров, которые занимались бы моей раскруткой, искали бы какие-то связи. Я же понимаю: время другое. Если тебя в списки разрешенных не внесли, то пыжиться бесполезно.

Все проекты, которые мне предлагали, появлялись сами. Перед запуском «Универсального артиста», который был практически вчера, мне позвонили, рассказали, что задумывается такой проект, и спросили, не согласилась бы я поучаствовать. И я с огромным удовольствием, на всех парусах, на лыжах смазанных помчалась! Не побоялась никаких трудностей. Хотя понимала, что сложно будет за три дня сделать номер в стиле r`n`b, или джаз, или рок…

Но я пошла на это, потому что крайне творческий человек. И импровизационно, и актерски я стопроцентно не реализована. Так что подобные проекты греют душу. Там я могу отвязаться! На концертах же не буду петь рок-н-ролл, чтобы не пугать своих зрителей! (Смеется.)

– Сожалеете, что актерски не реализованы?

– Раньше, конечно, переживала, что время уходит… Следишь за собой, бегаешь, ходишь по 15 км – словом, мучаешься. И иногда думаешь: «А зачем эти жертвы? Все равно никуда не зовут…» А потом я услышала фразу, которая меня потрясла.

Дело было в общей гримуборной, где артисты готовились к большому концерту – настолько большому, что в нем участвовала Алла Пугачева. Пришли ее музыканты, которые когда-то у меня работали. Я – к ним: «Привет!» «Привет!» Посреди комнаты стоял стол, на котором были вино, водочка. Я не придала этому значения, села надиван прямо за этот столик, так что все бутылки оказались прямо передо мной. Надо сказать, что я вообще не пью. Не из моральных соображений, а физиологически не перевариваю.

В какой-то момент вошла Алла Борисовна. Посмотрела на меня дикими глазами и говорит: «Что ты делаешь? Ты всегда должна быть готова!» Вот эту фразу я навсегда запомнила. Не потому, что Пугачева гуру. Она в этом смысле классная: говорит ёмко, точно, по делу…

– Это же она сказала: «Таких голосов, как у Сенчиной, на эстраде раз, два и обчелся. Этот раз – и есть Люся».

– Ну спасибо, что помните (смеется). Так вот, я тогда поняла, что не надо горевать, если сегодня не востребована. Надо быть готовой в любой момент стартовать. Вот предложили «Универсального артиста», и я благодаря тому, что держу себя в форме, более-менее там выглядела.

– Старшее поколение часто брюзжит на молодежь.

– Я очень люблю молодых людей. Мне нравится, как они поют, как они одеваются. Сама такая. Если бы возраст позволял, я бы точно так одевалась, делала бы себе пирсинг и ходила бы с татуировками! Мне правда это нравится!Я и раньше, в 80–90-е годы, одевалась немножко не так, как все. Не хипповый, конечно, вариант, но ближе к молодежному.

– И в то же время пели «Золушку»?

– Извините, конечно, но я могу назвать себя личностью. И трагическую роль в состоянии сыграть, и комедийную Бабу-ягу, но это никак не противоречит моим песням. Во мне есть и то, и другое… Разве если женщина очень красивая, секси, всё, как говорится, при ней, то она не может рассказать классный, на грани фола анекдот, от которого все рассмеются, и остаться при этом нежной? Может!

– Еще вот что удивительно: гримеры и костюмеры «Универсального артиста» говорили мне, что вы их самая любимая артистка. Относитесь ко всем как к равным, без всякого превосходства…

– Это, я считаю, самое главное. Заносчивость губительна не для окружающих – они потерпят, а для самого человека. Как только появляется звездная болезнь, надо бежать к психиатру.

Мне нравится Аня Нетребко: мировая звезда, а как просто она себя ведет, разговаривает. Нет в ней спеси, и это прекрасно! Видеть не могу актеров, которые говорят про себя: «Да, это гениально было сыграно...» Даже если этот актер мне раньше нравился и я помню ту его гениальную роль, он для меня умирает.

Бесят номера люкс на гастролях

– Что делаете сейчас, когда нет телепроектов?

– Работаю сольные концерты. Трудности – да, испытываю, но и радость доставляет тоже.

– Много концертов?

– Хотелось бы, конечно, больше. Сейчас какая ситуация: все хотят зарабатывать. Приезжаешь – висят 54 афиши. Публика перекормлена. И другая проблема: люди стали бедные. Я в свое время объездила весь СССР и могу сравнить с тем, что сейчас. Позакрывались предприятия, поля не вспаханы. Печально.

– А для вас-то условия стали лучше?

– Мне мало надо. Прошу только овсяную кашу с утра, чтобы в номере была холодная и горячая вода и чтобы стояла удобная кроватка. Всё! Меня бесит, когда дают 3–4-комнатный люкс. Он мне вообще не нужен! А неудобно сказать, я же вся из себя народная-перенародная. Вроде положено. Не скажу же я: «Дайте простой одноместный!» Но уютнее и собраннее я чувствую себя, когда у меня всё под рукой.

А встречают, конечно, кто во что горазд. И всегда на хороших машинах. Я каждый раз, садясь в иномарку, вспоминаю «пазики» – автобусы, в которых холодно и стоит вонища от выхлопных газов. Приезжаешь в гостиницу – дверь закрыта. Начинаешь стучать, тебе открывает пьяный администратор...

Сейчас такого нет. Но за моих зрителей обидно. Я люблю людей, которые живут за тысячи километров от центра. Это уже, можно сказать, другая страна. Что могу, делаю. Прошу, чтобы билеты делали дешевле, благотворительные концерты даю для ветеранов, инвалидов. Для меня это вопрос чести.

– Вы как-то сказали, что ваша аудитория омолодилась на 80 процентов. Не пере­гнули?

– Мне трудно привести аргументы, чтобы вы поверили... Ну хорошо, на 75. Или на 82. Это надо перепись в зале проводить, чтобы точно определить, кому сколько лет. Но я вижу людей, которые ходят на мои концерты. Самым старшим – лет 55. Кто-то маму приводит, а в основном мои зрители – люди до 40 лет. Среди тех, кто ждет меня у выхода, обязательно стоят две-три бабуси, остальные же – красавцы и красавицы, мальчики и девочки, которые просят подарить диск, дать совет.

Мне это очень приятно не потому, что (говорит манерно) «ой, я вместе с ними тоже молодая», а потому, что обожаю молодых людей. Все их ругают, а у меня сердце сжимается. Мы жгли костры, пекли картошку, у нас вера во что-то была. А они сутками сидят за этим долбаным компьютером и не понимают, что происходит вообще. Я смотрю на эти ясные лица, глазки... Знаете, у меня очень развит материнский инстинкт, и они все для меня как дети.

Страдаю от отсутствия подружки

– Ваш единственный сын Слава уже много лет живет в Америке. Чувствуете себя одиноко в Питере?

– Одиночество – удел очень ограниченных людей. Я настолько самодостаточна, люблю читать, что не понимаю, что это такое – когда грызет тоска... Слава нечасто, но бывает в России. Самой тяжело летать так далеко. Я и тут много летаю, вся жизнь на колесах. Для меня эти 11 часов через океан – испытание. Бизнес-класс себе не могу позволить. А в позе белки сидеть не хочется (смеется).

– Вы часто рассказываете про мужчин-друзей. А есть у вас женщина-подруга?

– Нет. К огромному моему сожалению, я ее так и не нашла. Думаю, это проблема всех людей нашей профессии. Это очень большой пробел... Одиночества я не боюсь, а вот от отсутствия подружки страдаю. Не всегда и не обо всем можно поговорить с мужчиной.

– Нина Ургант – просто соседка по даче? Не подруга?

– Поймите правильно: человеку уже 85-й год. Когда мне 40, а ей 65 – это одно. А сейчас... Она и на даче меньше бывает, на первом месте оздоровительная программа…

– Вы прочили ее внуку Ивану певческую карьеру и удивлялись, что пошел в ведущие. Сейчас он много поет под псевдонимом Гриша Ургант. Не слышали?

– Нет и не могу оценить.

– А хотели бы на его концерт сходить?

– Если пригласит.

– Чего вы ждете от жизни? Внуков?

– Да! И можно в единственном числе. Хотя даже больше, чем внука, мне хочется, чтобы у моего сына появилась подруга. Жена – не жена, неважно. Пока он не встретил свою единственную. А я бы очень хотела.

Читайте также: 

Людмила Сенчина назвала действия Анастасии Волочковой стыдом и позором

Людмила Сенчина: Каюсь, что покалечила Ивана Урганта!