Между собакой и волком

Выйдя на улицу, Маша вдохнула осенний воздух и зажмурилась. Уже совсем скоро зима. Можно будет поехать с Егором кататься на лыжах.

Она представила себе долговязую фигуру в смешной шапке, – обязательно надо будет купить ему с красным помпоном, – как Егор, неуклюже размахивая палками, учится не терять лыжню, как они будут играть в снежки, как слепят снеговика прямо здесь, во дворе… И в который раз подумала, что еще год назад не могла себе представить, как перевернется ее жизнь. А еще она подумала, что когда-нибудь ей больше не нужно будет каждое воскресенье сажать Егора в машину и отвозить обратно в ад. Словно услышав ее мысли, Егор подошел к ней, неумело обнял длинными руками – он уже был с нее ростом – и сказал, смеясь:

– Ты будешь с Егором всегда жить.

– Ну конечно, буду.

С Колей Маша познакомилась случайно, на чьем-то дне рождения, а через пару месяцев они уже сняли маленькую квартирку и стали жить вместе – чего тянуть, оба уже не дети, ей тридцать пять, ему тридцать семь. Все вокруг называли их идеальной парой – да так оно и было. Они почти не ругались, понимали друг друга с полуслова, не изводили ревностью и недоверием. И если Коля говорил, что в субботу едет к родителям в пригород на весь день, Маше никогда не приходило в голову усомниться. До тех пор, пока однажды она им не позвонила – мобильный Николая был недоступен, а ей понадобилось срочно что-то уточнить…

– Коля? – удивилась его мама. – Он к нам и не собирался. Мы вас уже месяц ждем.

Вечером, когда Коля вернулся, она прижала его к стенке и заявила: знаю, что ты ездишь не к родителям. Тогда-то Коля и рассказал ей о Егоре – мальчике-аутисте, которого он навещает в интернате. Егору было двенадцать, и до недавних пор он жил с матерью. Но когда врачи поставили ей страшный диагноз, выход оставался один.

Даже недолгое пребывание в интернате свело на нет все усилия матери – скоро Егор перестал говорить и наглухо закрылся от мира. Мать навещала его в перерывах между этапами лечения, не приносящего никаких результатов, и плакала от бессилия. В один из таких визитов она и встретилась там с Николаем – тот приехал вместе с группой волонтеров. Они случайно разговорились, и с тех пор Коля стал ездить туда уже специально к Егору. Мальчик расцветал на глазах. Он снова стал улыбаться, и хотя все еще не разговаривал, но уже, во всяком случае, слышал и понимал.

– Маш, у него нет никого, кроме меня, понимаешь? Мать при смерти, а больше он никому не нужен, ни-ко-му!

И Маша заплакала.

Однако постепенно в ее душе поселилась ревность, стократ более мерзкая, смешанная со стыдом и чувством вины, – ревность к больному ребенку, который отнимал у нее возлюбленного. Коля мчался к подопечному при любой возможности, и Маша уже не помнила, когда они вместе проводили выходные. И когда Коля заявил, что на все лето едет с Егором в специализированный лагерь, ее прорвало. Распрощались со скандалом, Маша выкрикнула вслед, что нельзя губить две здоровые жизни ради одной больной. Коля молча захлопнул за собой дверь.

Маша прорыдала неделю, а на следующие выходные села в машину и поехала в тот самый лагерь, мириться.

Оставив машину перед воротами, она пошла пешком по дорожке к домикам. Вдруг она услышала голоса совсем рядом, а присмотревшись, разглядела за кустами шиповника скамейку, на которой сидели двое: Коля и незнакомая сутулая женщина в платке. Маша остановилась, не веря своим ушам.

– Я, Елена Павловна, все понимаю, но и вы поймите. Я сижу тут все лето, в этой школе для дураков, вместо того чтобы отдыхать в Палисандрии, хожу за ним нянькой, изображаю дружбу. Вы мать, у вас свой взгляд, но вы признайте честно: ну какая может быть дружба с таким, как он? Да, жалко, так всех жалко. Но я считаю, что добавить будет справедливо. Вы же видите, что результат есть. Он же был неуправляемый. Да если бы не я, его бы отсюда в два счета поперли… Вам же фонд денег дает? Так уж вы найдите возможность…

Дальше Маша не слушала. Развернувшись, она быстро пошла к машине. Интересно, какова цена Колиной помощи? А перед ней изображал святого! «У него никого, кроме меня…»

Коле она, впрочем, ничего не сказала. Просто не знала, что сказать. Они помирились, созванивались, Маша потом еще несколько раз приезжала в лагерь, познакомилась с Егором и, как ни странно, легко нашла с ним общий язык. А зимой умерла его мама.

– Маш, выходи за меня, – сказал Коля вечером после похорон. – У меня и свадебный подарок есть. Пална на меня квартиру свою переписала еще летом. Там родни нет, не прикопаются, но если я сейчас быстро на тебя сделаю дарственную, вообще никто уже ничего не сделает, есть у меня человечек один…

Маша не сразу даже поняла, что он имеет в виду.

– Квартиру?

– Ну да. Я ей сказал, что иначе не буду с ее сыном возиться. Ей квартира зачем? А нам с тобой еще жить и жить.

– Подожди, а Егор?

– А что Егор? Егор в интернате, там хоть до старости живи на всем готовом.

Маша смотрела на него и не узнавала.

– Но у него же никого, кроме тебя…

– Да кто ему нужен? Он сам в себе сидит и прекрасно себя чувствует.

Маша молчала минуту, а потом тихо сказала:

– Хорошо.

Маша не знала, что там Коля провернул с документами, но вскоре скромная двушка на улице Панфилова действительно оказалась в ее полном распоряжении. В одни из выходных, когда Коля поехал к родителям (уже действительно к ним – Егора он больше не навещал, ведь платить было некому), она вызвала слесаря и сменила замки. А потом набрала номер.

– Коль, я не выйду за тебя. Прости, но я не могу.

Коля молчал, переваривая услышанное, потом чужим голосом спросил:

– У тебя кто-то есть?

– Есть, – помедлив, сказала Маша. – Я буду забирать Егора.

– Маш, ты сдурела? Ты же себя погубишь! С ним нельзя жить, он же больной, дебил!

– Он честный и верный.

– Как собака! И интеллект, как у собаки…

– Лучше жить с собакой, чем с волком, – спокойно ответила Маша и нажала отбой, а потом и вовсе отключила телефон. У нее было много дел. Надо было приводить в порядок запущенную квартиру и начинать заниматься документами для опеки…
 

Саша Соколова