Марат Гельман*: Молчание - знак согласия с государством

«СловоНово» – главный фестиваль новой эмигрантской культуры России. Впрочем, «фестиваль» – это звучит слишком ветрено для мероприятия, на которое съезжаются русскоязычные литераторы и публицисты, музыканты и политики. На сцене «СловоНово» время от времени играют Гребенщиков* и Макаревич*, а за кулисами встречаются Земфира* и Алла Пугачева. Но это совсем не про светскую тусовку, а про поиск смыслов. В разгар VIII форума «СловоНово» в Черногории «Собеседник» поговорил с его основателем Маратом ГЕЛЬМАНОМ*.

Москва больше не центр русской культуры

– Марат, прежде многие ваши проекты мы могли видеть в Перми. Теперь вы делаете «СловоНово» в Черногории, бывало, что форум собирался и в летнем Тель-Авиве. Чем принципиально отличается ситуация, когда русскоязычное культурное пространство оказалось вне границ страны?

– Мы собираем «СловоНово» в Черногории с 2018 года. Тогда перед нами стояли несколько иные цели, и одна из первых – показать, что уехавшие – не осколки, а значительные куски русского культурного пространства. Сейчас говорить о том, что Москва – метрополия, а вот есть какая-то отколовшаяся от нее часть, уже невозможно. Москва больше не является центром русской культуры, это медицинский факт. Россия – страна литературоцентричная. Оттолкнемся от этого. Владимир Сорокин, Михаил Шишкин, Борис Акунин оставались со своей огромной аудиторией и тиражами внутри страны. Литераторы, делившие прежде свое время между Европой и Россией, сейчас эмигрировали. То же самое можно говорить о классической музыке. Да и о музыке популярной. Давайте возьмем именно музыку в качестве примера «народного» искусства. Пять лет назад Земфира*, Борис Гребенщиков*, Алла Пугачева, Oxxxymiron*, Noize MC* были неотъемлемой частью внутренней среды. Без преувеличения большинство русских писателей, представителей эстрады, значительная часть российских художников сегодня живут в Европе. С моей точки зрения, Москва потеряла статус столицы русского искусства. И эта ситуация не уникальна: в русской литературе уже бывали периоды, когда все самое важное, самое значительное происходило и писалось за пределами.

– Влияет ли место пребывания на слово, произнесенное на русском языке?

– Сейчас в городе Будва, где мы находимся, половина имеющих вид на жительство – граждане России. А в стране в целом около 12% населения – русскоязычные. При этом Черногория – это страна, которая привыкла к тому, что есть культурные меньшинства. Здесь есть албанцы, боснийцы, сербы. И русская культура себя здесь проявляет не как иммигрантская культура, а как культурное меньшинство. Именно потому, что больше нет связи с Москвой. То же самое происходит в Праге или, например, в Казахстане. Для русского языка это новый опыт, который не подкреплен огромной территорией. Он позволяет посмотреть на самих себя со стороны. Так функционирует европейская культура. Собственно говоря, мой главный тезис, что русская культура, которая имеет корни внутри европейской культуры, сейчас, оторвавшись от этой большой территории, просто становится частью культуры европейской. Без кавычек и без предлогов.

– Культура уехала, а аудитория?

– Аудитория осталась в России, а люди искусства здесь. Люди разные, кстати. Писатель Алексей Иванов вполне себе почвенник – тоже живет сейчас в Англии. Просто свобода является кровью для искусства. Какие бы ни были у тебя взгляды, я думаю, что без свободы ты не можешь. Поэтому писатель выезжает на неподконтрольную государству территорию и с этой территории говорит в том числе с теми своими читателями, которые остались жить в Москве.

И нет никакого негативного отношения к оставшимся. Можно говорить негативно об обстоятельствах, в которых сегодня находится Россия. Можно и нужно высказывать свою позицию. Безусловно, коммуникация нарушается, и главным нарушителем является государство, которое запрещает свободные голоса. Когда в Европе вдруг в очередной раз обсуждают отмену русской культуры, то выясняется, что больше всего запретов на известных русских режиссеров, писателей происходит в самой России.

Мы сформулировали вполне себе христианский принцип – делай что должно, и будь что будет. Да, результат будет только в том случае, если останутся единомышленники в стране. И они есть. В издательском деле в смысле коммуникации всё гораздо лучше, чем в кино, в театре. К форуму мы издали альманах «Выход». Это сборник прозы и поэзии. 50 авторов, там есть буквально все. И уже огромное количество заказов из России.

Наша задача – быть на свободной территории, говорить. Каналы есть. Есть YouTube, показывающий то, что сейчас происходит за пределами этой возводимой государством стены. Например, аудитория Аллы Пугачевой по структуре своей совпадает с аудиторией Владимира Путина. Поэтому очень важно, что говорит она, Максим Галкин*. А Михаил Шишкин будет говорить для профессоров. Каждый говорит для своей аудитории. Это наша обязанность и ответственность.

Земфиру* Шаманом не заменишь

– Но государство всерьез озадачилось не только обрубанием коммуникации с этой аудиторией, но и ее «воспитанием», а еще раздачей нелестных статусов для вас...

– У нас нет другого выхода. Но я считаю, что для поколения, которое еще пять лет назад абсолютно легально и заслуженно восхищалось работами Чулпан Хаматовой, прежние кумиры не могут сразу стать чужими. Это означает, что человек как минимум начинает сомневаться. Критически воспринимать информацию, которую он получает от государства. Сомневаться даже в собственных ощущениях от мира вокруг. Если эта ситуация еще пять лет продолжится, конечно, разговор будет совсем другой. Но пока я чувствую и знаю, что эффективность того, что мы делаем, очень высокая.

– Для кого-то – в силу возраста – нет космоса Земфиры*, но уже есть условный исполнитель Шаман.

– Пока я вижу, что не очень получается заменить Земфиру*. Во-первых, в искусстве каждое место – уникально. Земфира* сама создает место, которое она занимает. Это значит, что это конкретное место Шаман занять не может. Он должен создать свое. Во-вторых, за этот короткий срок максимум, что смогли сделать от имени государства – более-менее успешно эксплуатировать мертвых: там, где Пушкин и Бродский больше говорить не могут. Отыскивать какие-то цитаты, подтверждающие, что «Пушкин с нами». Мединский собирал целый съезд потомков. Там были правнуки Толстого, внучатые племянники Пушкина. Их не так много, но они есть – те, которые сегодня пошли вместе с властью играть в эту игру.

От БГ* теперь ждут нового

– Русская культура – великая?

– Это не вопрос о величии. Мы прежде всего равноправная культура. Не более великая, чем какая-то другая. Но точно не «отсталая». Эта рубрика нужна только для того, чтобы подняться на какую-то ступень и раствориться в общей цивилизации. Эта ступень для российской культуры пройдена более столетия назад – тогда, когда русский роман, а по сути роман универсальный, захватил весь мир. Теперь произведения Михаила Шишкина – это произведения Михаила Шишкина, а не русской культуры. Помимо принадлежности к культуре, у каждого автора есть его имя.

– «СловоНово 2023» проходит в местечке Луштица Бэй, летом – в Тель-Авиве. Почему нынешний форум это не междусобойчик, не курортная дискуссия эстетов, как может подумать кто-то в России?

– Многие приехали за разным. Мое ощущение такое: сейчас в мире, в искусстве – очень важный поворотный момент. Несколько десятилетий все говорили, что ничего нового не происходит. И вдруг все складывается так, что мы стоим на пороге действительно нового. С одной стороны, трудно, когда культура находится в «разводе» с государством. Но с другой – это предоставляет и дополнительные возможности. И наконец, мы ответственны за то, что происходит от имени страны, и одновременно являемся в ней изгоями. С обеих сторон. Украинцы соблюдают по отношению к нам как минимум дистанцию: политически для них нет «хороших русских». Сложная ситуация.

– Что, на ваш взгляд, стало ключевым событием форума – четким, ярким и недвусмысленным высказыванием о происходящем сейчас и о том, что будет происходить завтра?

– Ключевая проблема – идут военные действия. И со всех сторон звучит обращенный к нам вопрос: а что вы делаете? Он формулируется по-разному, в духе «Когда говорят пушки, пусть музы молчат», «Уступите место украинским режиссерам» и так далее. То есть звучит некое требование к молчанию. 

На предыдущих форумах мы сформулировали несколько стратегий. Первая: да, можно молчать. Заткнуть себе рот, уступить место. Вторая – можно сопротивляться. Например, если ты находишься внутри России – заниматься уличным искусством. Так вот сейчас нам стало понятно, что молчать больше нельзя. Молчание становится знаком солидарности или согласия с государством. Это важный момент, который касается всего нынешнего форума «СловоНово». 

Искусство не делается за один день. Все то, что у нас было в наших записных книжках и компьютерах, осталось довоенным искусством. Сейчас же у нас у всех есть то содержание, которое было обретено в последние полтора года. И это мне кажется самым интересным. Раньше Бориса Гребенщикова* просили исполнить известные композиции. На концерте 27 сентября публика ждала его новых песен. Вы знаете, он выпустил альбом из четырех композиций «Богрукиног». Это важный маркер.

А еще раньше мы не делали театр вообще. Сейчас у нас два очень сильных театральных проекта: Иван Вырыпаев представил пьесу «Вишневый человек». Она написана по заказу Национального театра в Праге, и ее премьера состоится на исторической сцене 26 октября. У нас состоялась театрализованная читка пьесы. Второе событие – спектакль по пьесе Александра Гельмана, моего отца, «Альмар. Рассекреченные письма». Он поставлен режиссером из Украины.

– У российской аудитории сейчас почти прекратился диалог с европейцами. Я правильно понимаю, что нынешний форум «СловоНово» отчасти является попыткой завести такого рода разговор?

– Да, в одном из круглых столов принимали участие представители Еврокомиссии. Они пытаются найти ростки будущей России, то есть той России, которая будет после того, как этот морок каким-то образом растворится, будем так говорить. Мы задумываемся о создании русскоязычного журнала, в перспективе – может быть, университета. Уже понятно, что ситуация не только не решается за три дня, как надеялся Владимир Путин, но и за полгода не решается, как надеялись мы. Нужно создавать какой-то фундамент, чтобы на нем строить здание.

Такой интенсивной интеграции русской культуры в европейскую не было ни разу. Раньше как было? Культурная дипломатия: Эрмитаж, государственные соглашения, огромные выставки. А сейчас в Берлине четыре русскоязычных театра постоянно действующих, представляете?

Дмитрий Крымов, имя которого вычеркнули в России, сейчас делает шесть спектаклей в год – два в Америке, четыре в Европе. Раньше он делал два спектакля в Москве. Другой пример – в 2019 году я подарил Третьяковке 200 работ. У меня было договорено, что там будет зал с моей коллекцией. Я мог бы сидеть в Москве, стричь купоны и раздавать интервью. Вместо этого я открываю в Берлине галерею.

Вспомните о Высоцком

– Вы наверняка прочли небольшой текст господина Суркова «Величие Севера». Вы допускаете, что конструкт, который описывает бывший замглавы президентской администрации, «триединый северный геополитический кластер», это не фантом?

– Сурков пытается построить модель для людей, обладающих каким-то образованием, которые отвергают всю эту лабуду про русский мир. Модель, которая бы при этом не противоречила нынешней культурной политике Кремля. Я знаю эту его идею: Европа, Америка, Россия – три культурные империи. Это не так. Здесь надо немножко пожить, чтобы понять, что в принципе идея, что надо внутри собраться, построить ковчеги, а потом этими ковчегами встречаться – неправильная. Все должно быть на уровне интерфейса, у которого сразу же тысяча каналов взаимодействия, и тогда это начинает работать, тогда происходит взаимное обогащение. Сегодня интерфейс разрушен.

Слава строит какие-то вещи, которые кого-то могут соблазнить своей архитектурой. Но с этим можно было дискутировать, спорить или даже принимать как некую модель, если бы не было военных действий.

С моей точки зрения, месседж Суркова проваливается, потому что по своему языку он обращен к одним, а адресован – другим. Сторонникам «русского мира» или «евразийства» этот язык чужд, а для людей европейского сознания чуждо само это обращение к государству как к некоему самостоятельному субъекту, который с кем-то объединяется или солидаризируется. Повторюсь: в культуре каждый художник сам за себя, он не представляет страну.

– Мораль универсальна? Или в России и за ее пределами теперь разные стандарты морали и нравственности?

– Против лома нет приема. Мы можем говорить с позиции универсальной морали или христианства. Но пример находящихся под следствием Евгении Беркович и Светланы Петрийчук показывает – это тоже не устраивает власть. Нравственная позиция – это всегда задавать вопрос. Всегда проверять – это хорошо или плохо? В этом и есть нравственность. Но для того, чтобы был получен ответ на вопрос, его надо иметь возможность задать. Даже этой возможности нет – только запрет. Так же, как это было и в советское время, наверное, будут люди, которые найдут способ говорить. Даже в такой ситуации. Это не рецепт в целом, а всякий раз конкретный случай конкретного художника. Вспомните о Высоцком.

*Власти РФ считают иноагентом.

Станислав Крючков.