Александр Адабашьян: Америка — это только про деньги

Сценарист, режиссер, актёр Александр Адабашьян – о мистике истории, тайном смысле романа «Мастер и Маргарита», о дружбе с Михалковым и новых картинах.

Даты

1945 – родился в Москве 10 августа

1962 – поступил в Московское художественно-промышленное училище

1974 – художник-постановщик картины «Свой среди чужих, чужой среди своих»

1990 – дебютировал как режиссер, сняв французский фильм «Мадо, до востребования»

1997 – поставил в Мариинском театре оперу «Борис Годунов»

1998 – поставил «Хованщину» в театре Ла Скала

– Вас не обижает то, что для большинства граждан страны, неискушенных в кинематографическом искусстве, вы – тот самый Бэрримор из «Собаки Баскервилей» с легендарной фразой: «Овсянка, сэр»?

– Нет, я не обижаюсь. В этом фильме собралась замечательная команда, можно сказать, актерская сборная СССР того времени – Соломин, Ливанов, Михалков, Янковский, Купченко, Демидова, Зеленая. Оказаться в такой команде и сыграть даже небольшую роль – это великая честь для меня. 

– И простите, вдогонку. Что у вас обычно бывает на завтрак? Тоже овсянка?

– Иногда овсянка, но это не является обязательным атрибутом завтрака. Но овсянку я с удовольствием поедаю по утрам.

Язык до Рима доведет 

– Вы сыграли более 40 ролей в советских и российских фильмах, были художником-постановщиком 20 фильмов, написали сценарии к 28 фильмам и прочее, и прочее. Какую из многих ипостасей считаете главной на сегодняшний день и почему?

– Главное – это то, чем я занимаюсь на данный момент. Когда пишешь сценарий, то осознаешь, что это и есть твоя истинная ипостась. Другой разговор, когда знаешь, что на этой же картине ты будешь художником, тогда автоматически в голове выкладывается, как должна выглядеть сцена – либо интерьер, либо павильон. Что у тебя главное, диктуют конкретные обстоятельства.

– Вот сейчас над каким проектом работаете?

– Сейчас мы закончили с Анной Чернаковой, режиссером и соавтором сценария, картину, которая называется «Катя-Катя». Действие фильма происходит в двух временах, это Москва 1942 года и уже современная столица. Понятно, что сейчас очень трудно снимать Москву времен Великой Отечественной, мало что сохранилось в том виде, в каком было во время войны. Я даже не столько имею в виду разрушения: эти мешки с песком, которыми закладывали окна первых этажей, эти бумажки, которые клеили на окна, чтобы они не вылетали во время бомбежек, – все было абсолютно другое – и автомобили, и телеграфные столбы. Помимо того, что нужно было рассказать истории, нужно было постоянно находить рифмы между 1942 годом и сегодняшним 2023 годом.

Мы с Анной Чернаковой пытаемся писать сценарий и по «Судьбе барабанщика» Аркадия Гайдара. Нам кажется, что для подросткового кино это будет очень интересная тема. Современное представление зрителя о сериале – стрельба, беготня и бешеный ритм – хочется опровергнуть. Мы рассчитываем на тех, кому интересно не только чавкать попкорном. При выходе из кинотеатра должен быть какой-то повод для размышления.

Может, это старомодное представление. Мне 77 лет, и я в авангарде юношества быть не могу. Когда меня спрашивают: «Что вы читаете?» – я отвечаю: «Ничего уже не читаю. Я перечитываю». Последнее, что я перечитал уже, наверное, в 30-й раз – «Война и мир» Толстого. Каждый раз, когда открываю эту книгу, нахожу для себя что-то новое и интересное. Чего и всем советую.

– Многие сравнивают режиссера и сценариста с прокурором и адвокатом, указывая на то, что они находятся по разные стороны кинематографического процесса. Как вам удавалось довольно мирно творить с режиссерами?

– А я просто всегда пишу вместе с режиссерами или по крайней мере при их непосредственном участии. Я считаю, что лучше все решать, что называется, на берегу и заранее предвидеть те изменения, которые в процессе работы будут возникать. Допустим, когда мы с Никитой Сергеевичем писали «Неоконченную пьесу для механического пианино», то работали в Пущино в небольшом академгородке, где находилась заброшенная (на наше счастье) усадьба. Это было бывшее поместье Арцыбашевых, построенное в ХVIII веке на берегу Оки – двухэтажный каменный дом и старый парк с заросшими аллеями и прудами. Раньше там находилась больница, и буквально накануне съемок она переехала в другое здание. В усадьбу мы с Никитой Сергеевичем часто ходили, смотрели, там и придумывали будущие мизансцены. Мы писали под конкретное место действия и видели, где все будет происходить. В других случаях было сложнее. Например, в фильме «Пять вечеров» я строил декорации в то время, когда мы заканчивали снимать первую часть «Обломова».

– Вы закончили престижную французскую школу и отлично владеете этим языком. Считается, что язык до Киева доведет. Куда довел вас французский язык?

– В какой-то момент такое действительно было. В 1990-х годах – в это время у нас в стране были «странные времена», когда черт знает что происходило – я довольно долго работал во Франции и Италии. 

Съемочная группа картины «Очи черные», которую почти целиком снимали в Италии, состояла в основном из итальянцев. Многие из них говорили по-французски, и это облегчало рабочий процесс. Постоянно слыша итальянскую речь, я начал тоже говорить по-итальянски.

А потом меня пригласил молодой итальянский режиссер Джакомо Кампиотти работать над сценарием. Он соврал мне по телефону через переводчицу, что хорошо знает французский, учил его в лицее. Но, как я впоследствии понял, учился он очень плохо и французского не знал вообще.

Когда я приехал к нему в Рим, то это было поначалу настоящее мучение, я оказался в безвыходном положении. Пришлось осваивать итальянский. Закончилось всё тем, что мы написали четыре сценария. Писал на бумаге, конечно, больше он.

Об СВО тоже напишут книги, но позже

– Нынешняя российская реальность, возникшая после 24 февраля 2022 года, может послужить основой для гениального сценария? Или для этого необходимо время, чтобы осмыслить и оценить происходящее?

– Думаю, что-либо по-настоящему интересное на эту тему появится позже, нужна какая-то дистанция. Классический пример – эпопея «Война и мир» была написана значительно позже происходивших событий. И написана она человеком, который хотя и был военным, но в этой войне не участвовал. Толстой сам был артиллерийским офицером, по роду профессии знакомым с батальной темой, он участвовал в Крымской войне. 

– Вы поставили в Мариинском театре оперу «Борис Годунов», которая с большим успехом прошла не только в России, но и за рубежом. Что для вас означает ключевая фраза из трагедии Пушкина – «народ безмолвствует»? Это указание на своего рода «тихий протест», способный со временем перерасти в бунт «бессмысленный и беспощадный»?

– До сих пор эта темная история с убийством царевича Дмитрия не разгадана. Я сравнительно недавно был в Угличе. Даже там, в музее, в центре этого события, которое сильно повлияло на всю дальнейшую русскую историю, не могут понять: был царевич действительно убит или это был несчастный случай? Но такое великое число интересантов в гибели этого ребенка создавало предпосылки для того, чтобы верить в официальную версию об убийстве. Дмитрий – единственный законный наследник. С его смертью многовековая династия прервалась.

Народ безмолвствовал, когда нужно было славить уже нового царя, то есть не выражал восторга, но и не возмущался, потому что прямого повода для этого не было. А возмущение появилось позднее, когда Лжедмитрий вошел в Москву, когда возникли бесчисленные самозванцы и Великая Смута была в самом разгаре. Народ безмолвствовал перед исторической развилкой: куда пойдет Россия? Безмолвие народа – это потерянность и растерянность перед будущим. Народ должен был кричать либо «ура», либо «долой» новому царю, хотя и у самой элиты не было твердого убеждения в его легитимности. Так что никакого глубочайшего смысла в этой фразе нет. Просто народ на развилке.

– Сегодняшний Никита Сергеевич Михалков кто для вас в первую очередь? Просто старый друг еще с юности, талантливый режиссер и актер или автор и ведущий программы «Бесогон»? Кстати, вы смотрите его программы?

– В первую очередь это человеческие отношения, которые начались еще в 14 лет или около того, сейчас нам по 77, значит, мы дружим уже более 60 лет. То, что он талантливый режиссер, это признают даже самые ярые его противники, просто не могут этого не признать.

Начинали мы работать в его дипломной картине «Спокойный день в конце войны», где я был художником-декоратором при Ирине Викторовне Шретер (она была художником-постановщиком). У Михалкова уже тогда накопился некоторый кинематографический опыт – актерский и режиссерский. С ним работали отличные операторы: сначала Дмитрий Коржихин, потом Павел Тимофеевич Лебешев. А я там был сначала как подмастерье при хороших мастерах, ведь тогда мало что знал о кинематографическом процессе. 

А программу «Бесогон» я смотрю конечно же с большим интересом. Рейтинги этой передачи все выше и выше, и это не случайно, потому что она идет в русле постепенного общего понимания того, что происходит в стране и в мире. И ту позицию, которую занимает Никита Сергеевич, я поддерживаю.

«Миссия Америки – опошлить Вселенную» 

– Вам не кажется, что в современном мире важнейшим из искусств стало интернет-блогерство, а критерием значимости этого явления стало количество лайков? Что этому явлению можно противопоставить?

– Мне в моем возрасте естественно полагать, что раньше было лучше. Я думаю, что любое поколение к этому приходит. Но если почитать древнеримских сатириков, то можно обнаружить, что все те пороки, которые они бичуют в своих произведениях, существуют и в наше время. Изменилась форма, а содержание осталось. Грабители грабят, убийцы убивают, мошенники обманывают. Это никуда не делось.

А блогерство сродни надписям на заборах. Их всегда очень легко можно написать и прочитать. Послания очень краткие, емкие, они аналогичны лозунгам на плакатах протестующих. Они не требуют дополнительного разъяснения. Их посылы – «Долой!», «Дайте!», «Верните!», «Уберите!» Это то, чем и занимаются многие блогеры. Поводы для протеста есть всегда и везде. Это деструктивное начало, поскольку «ломать – не строить». Я не был никогда ярым диссидентом именно потому, что не видел в этом никакого конструктива.

– Но множество известных блогеров работают на государство...

– Конструктива у этих тоже мало. Особенно у самых успешных. Они бойкие, яркие и крикливые. Блогеры по большей части – это малообразованные люди, которых больше всего интересуют лайки. А что такое лайки? Это реклама. Если у вас громадное число подписчиков, то к вам начинают приглядываться рекламодатели. Логика простая: если мы разместим рекламу на странице этого блогера, то большинство из его миллиона подписчиков обратят на нее внимание.

– Вы родились в августе 1945 года. Через несколько дней после вашего рождения закончилась Вторая мировая, самая страшная война в истории человечества. Что нужно сделать сегодня, чтобы завершить то, что именуется специальной военной операцией?

– Честно говоря, понятия не имею. Необходимо анализировать громадное количество обстоятельств. Единственное, что могу сказать – что быстро это не кончится. Это игра вдолгую, причем не наша игра, а игра основного бенефициара – США. Их задача – максимально обескровить Европу, расчленить Россию на мелкие регионы, ослабить ее. Параллельно с этим возбудить Ближний Восток. Там уже началось очередное противостояние Ирана с Израилем. Далее – столкнуть материковый Китай с Тайванем. Это такая долгосрочная программа у США. 

– А зачем это нужно США?

– Деньги. Все, что там происходит, если это хорошенько поскрести – деньги, прибыль. Ресурсы, территории, энергетика, нефть, вода, свежий воздух, наконец, – все это постепенно становится дефицитом – пока не поздно надо прибрать к рукам. А потом раздать тому, кто будет якобы эффективно всем этим распоряжаться.

– Но если честно, то мы тоже не очень эффективно всем этим добром распоряжаемся...

– Еще Столыпин в свое время просил 20 мирных лет, чтобы завершить свои реформы. А когда они у нас были? Все время кто-то приходил или пытался отобрать и научить нас, как этим надо пользоваться. Не могу сказать, что они там у себя всем этим эффективно пользуются.

– Вы верите в мистичность истории, в наличие некой злой воли, которой Россия противостоит на протяжении всей истории?

– С моей точки зрения, это существует. Так, например, вся наша прогрессивная интеллигенция обожает «Мастера и Маргариту». Я читал множество сценариев по мотивам этого романа и обнаружил, что никто из сценаристов не удосужился задать себе вопрос: «А что же на самом деле происходило в Москве и России 30-х годов?»

А по-моему, там история очень простая: в огромную страну с атеистической идеологией приезжает команда Воланда со свитой и выясняет, что здесь им делать особенно нечего. Уже все сделано без них. И что бы они ни вытворяли, всему этому находится материалистическое объяснение. Например, уничтожение веры, для того чтобы заместить ее чем-то своим.

Воланд со своей командой исследует Москву и обнаруживает, что замещение прошло очень успешно. Есть небольшая мелочь, которую нужно поправить – это Мастер с его романом. Поэтому убирается и Мастер, и роман, и Маргарита – все это исчезает, и дальше уже жизнь продолжается в «нужном русле». 

Кстати, сцены бала у Сатаны были написаны по воспоминаниям похода Булгакова с супругой в американское посольство. Там действительно был большой бал, когда из зоопарка специально были привезены дикие звери. Безумный оркестр и фонтаны шампанского – все это там было. То есть продемонстрировано некое сатанинское начало. Ведь Америка – это только про деньги. «Миссия Америки – опошлить Вселенную». Это сказал в XIX веке Чарльз Диккенс, чрезвычайно наблюдательный человек.

Первый в списке 

– В школьном классном журнале, где фамилии учащихся записаны в алфавитном порядке, вы наверняка были первым. Каково это – всегда быть первым в списке, ведь, как известно, у первых всегда чаще спрашивают урок?

– Действительно, во всех списках, и не только в школьном журнале, но и в армии, и в институте я был первым. Правда, в киноэнциклопедии впереди меня стоят Абдуловы, Всеволод и Александр. В армии я был первым в списке, правда, в строю – последним. Особых трудностей от этого я не испытывал, тем более что это алфавитное распределение – дело секундное и временное. Сейчас, например, беда в том, что я остался первым в телефонных справочниках журналистов. Поэтому если из знаменитостей кто-то умирает или у кого-то очередной юбилей, то буквально через несколько минут после получения известий у меня раздается звонок. И скорбящим голосом ко мне обращаются: «Александр Артемович, вы хорошо знали этого человека. Можно пару слов для нашего издания?»

– Нам приходится это делать. Это наша работа. А кроме того, вы еще отличный, интересный собеседник.

– А вот это как раз следующая фраза, которую обычно говорят ваши коллеги. А еще о том, что вас очень любят читатели и что если вы не дадите нам интервью, то наше издание перестанут читать. Именно вашей беседы нам так не хватает.