Артемий Троицкий*: Россия сейчас – самая непопулярная страна в мире
Главный музыкальный критик страны подробно разъяснил «Собеседнику» всю диспозицию в современном российском шоу-бизнесе
Главный музыкальный критик страны стал одним из первых, кому в 2023-м присвоили статус иноагента. «Собеседник» созвонился с Артемием ТРОИЦКИМ* и поговорил обо всем происходящем. Как и полагается музыкальному критику, общение наше Артемий Кивович начал с обширной лекции, где подробно разъяснил всю диспозицию в современном российском шоу-бизнесе.
Даты
1955 – родился 16 июня в Ярославле
1967 – написал первую музыкальную рецензию
1982 – был гитаристом в группе «Звуки Му»
1987 – выпустил в Англии книгу по истории русского рока
2014 – переехал жить в Эстонию
2023 – признан 13 января российскими властями иноагентом
«Пугачёва не станет борцом с режимом»
– Прошлый год стал временем большого раскола. Линия разлома прошла и по музыкальному цеху. Причём удивительно, что некоторые рокеры вместо бунтарства поддержали спецоперацию, а часть их коллег с эстрады, обычно следующие за властью, выступили против. Как так получилось?
– Если говорить о представителях популярной музыки, то этот контингент распался на три основные группы, почти одинаковые в количественных пропорциях.
Одни не поддержали и страну покинули, за редким исключением вроде Юры Шевчука и «ДДТ». Эти имена известны: Пугачёва, Макаревич*, Гребенщиков, Noize MC*, Face*, Моргенштерн*, Вася Обломов и куча всяких рок-групп – Tequilajazzz, «СБПЧ», «Порнофильмы» и так далее.
Фракция номер два – это те, кто поддержали и впряглись в государственную пропагандистскую кампанию. Сюда вошли бо́льшая часть попсовиков, кроме нескольких имён типа Лободы, Меладзе или Макса Коржа, и некоторые рокеры, в основном второго дивизиона – типа Вадима Самойлова, Александра Скляра и Вадима Степанцова. Люди, прямо скажем, не высшей степени популярности.
Есть часть рокеров непонятно где: они демонстрируют татуировку со Сталиным на левой груди, как Гарик Сукачёв, но в деле поддержки не совсем последовательны. Насколько мне известно, и тот же Сукачёв, и Костя Кинчев отказались от массовых пропагандистских акций – например концерта на Красной площади. В общем, остатки совести у них есть.
Эти ребята из второй группы также подразделяются на две не очень равные части. Одни искренне и убеждённо выступают с агрессивными и ура-патриотическими речами. Это люди типа Вани Охлобыстина и Чичериной – и таких довольно мало. Большинство действует из соображений алчных и прагматичных. Они понимают, что карьера в остальном большом мире им совершенно не светит и надо деньги зарабатывать на российской ниве.
Тем более что сейчас для этого удобная ситуация, поскольку огромное количество народа свалило из страны и в образовавшемся вакууме появился повышенный спрос на тех, кто будет выступать на государственных и окологосударственных мероприятиях. Для всех этих ребят типа Сергея Галанина выпал хороший шанс. Это, конечно, позорно, цинично и абсолютно не по-рокерски. Но что делать? Недаром у нас большую часть рока называют говнороком.
Третьи просто молчат, как партизаны на допросе. Среди них есть и мои близкие друзья. Не скажу, что одобряю их позицию, но понять могу. Они, с одной стороны, не хотят себе портить репутацию, а с другой – боятся что-то говорить против, потому что это будет означать автоматическое попадание в чёрные списки, запрет на живые выступления, лишение эфиров на радио и телевидении. И мало кому из артистов такая перспектива улыбается. Хотя я думаю, что рано или поздно к ним в дверь постучат и попросят определиться.
– У оставшихся провластных появилась конкуренция. Например, Shaman, звучащий из каждого утюга.
– В нашей стране, когда она ещё называлась Советским Союзом, существовала мощная традиция и практика пропагандистской песни – про партию, Ленина, Великую Отечественную войну. Зачастую в чисто музыкальном плане они были очень хороши, потому что их писали первоклассные композиторы, способные сочинять изумительные мелодии: Александра Пахмутова, Аркадий Островский, Давид Тухманов. Они не чета всяким Игорям Крутым и Викторам Дробышам.
В конце восьмидесятых и тем более в девяностые годы эта практика сошла на нет. Исполнители пропагандистской песни (типичный пример – Иосиф Кобзон) фактически ушли из профессии. Теперь, по всей видимости, в какой-то организации вроде администрации президента велели возродить традицию. И пошли Денисы Майдановы, Вики Цыгановы и прочие. Но все эти артисты абсолютно безнадёжны, их песни провальны, а сами они, кроме насмешек и раздражения, не вызывают никаких чувств у публики.
И появился этот парнишка по кличке Shaman – единственный успешный кремлёвский проект из всей компании. Самая яркая черта, которая была в его образе – белокурые дреды, не настоящие (их по сюжету как бы сбрили во время съёмок – Ред.). Это накладка, которую он надевал перед выходом на сцену. Это, конечно, очень смешно, поскольку представляет собой прямую аналогию с Кобзоном, как известно, рано облысевшим и ходившим в парике.
– Ожидали, что Алла Борисовна так резко выскажется и покинет страну?
– Я Аллу знаю довольно неплохо и понимаю, почему так произошло. Думаю, в силу ряда причин она предпочла бы молчать. Во многом это связано с тем, что у неё в России дети, внуки, недвижимость и бизнес. Поэтому у них в семье возникло такое разделение труда – Максим Галкин* открыто высказывался в стендапах и прессе, а Алла Борисовна хранила торжественное молчание.
Так бы и продолжалось, но тут уже российские власти совершили огромную глупость, за которую, думаю, некоторые товарищи в ответственных инстанциях получили строгий выговор: её мужа наделили статусом иностранного агента, что, конечно, Аллу Борисовну сильно возмутило. Когда оказалась задета её семья – а семья у неё очень дружная, – она не смогла смолчать и сказала то, что сказала.
Но, как вы можете заметить, она не продолжает активно эту линию. К сожалению для меня и многих других, она не станет борцом с режимом и политической фигурой. У неё совершенно иные интересы в жизни – есть маленькие детишки, Гарри и Лиза, их надо учить и воспитывать.
– Но она общается с опальными молодыми музыкантами – Little Big, Слепаковым, Нойзом*. Раньше они были не из её круга, как говорится. Кажется, что Алла Борисовна почувствовала большую свободу, как в перестройку, когда тянулась к рокерам?
– Всегда приятно общаться с коллегами, тем более молодыми, и меня не удивляет, что она ходит на концерты артистов, которых раньше особо не жаловала. И речь даже не о Little Big, а о Боре Гребенщикове и Земфире*. Земфира* всегда любила подчеркнуть свою независимость и самостоятельность от Аллы Пугачёвой, что она такая же крутая. А тут – опаньки – впервые две главные наши женские звезды разных поколений слились в экстазе и осыпали друг друга комплиментами. Это было очень трогательно.
– Получается, не прав был Колчак, когда говорил, что извозчики, проститутки и артисты служат любой власти?
– Я думаю, что надо видеть в его словах несколько иных артистов, не такого уровня, как Александр Вертинский или Фёдор Шаляпин. Колчак имел в виду артистов уровня извозчиков. Условно говоря, таких, как Николай Басков. К артистам талантливым, совестливым, самостоятельным этот афоризм не относится.
– А ведь когда-то Басков дружил с Зеленским…
– Когда было выгодно дружить с Владимиром Зеленским, то дружил. Сейчас это невыгодно.
«Хуже, чем при Брежневе»
– Больше всего Путина не поддержали молодые музыканты?
– Нет, я бы не сказал, что это так. Наиболее позорно себя проявили артисты среднего поколения. Дело в том, что ни в шестидесятые, ни в семидесятые, ни в первой половине восьмидесятых годов, даже будучи популярным рок-музыкантом, таким, как Макаревич*, Гребенщиков или Цой, большие деньги нельзя было заработать. Эти артисты – идеалисты и тру-рокеры, для них рок в принципе – антивоенная, пацифистская и антигосударственная музыка. Они просто остались верны себе. А поколение девяностых и нулевых, которое пришло в музыку за популярностью и баблом, проявили слабину. И это касается как артистов интересных и способных типа Шнурова, так и всяких многочисленных бездарей.
– Из этого поколения «Би-2» и «Сплин» вроде бы не проявили слабину.
– По крайней мере не опозорились. Я могу ещё Илью Лагутенко из «Мумий Тролля» назвать. Он помалкивает, не выступает с громкими заявлениями, но мы с ним лично знакомы и созваниваемся. С Ильёй тоже всё в порядке.
– О молодых. Пару лет назад вы сильно распекли Монеточку*, говорили, что у неё энергетика на нуле. Поменялось к ней отношение?
– Я не помню, чтобы особо критиковал Монеточку*. Я тогда был поверхностно знаком с её творчеством и видел только одно её выступление на фестивале «Дикая мята», и оно мне совершенно не понравилось. Мы с Лизой* несколько раз виделись в последние месяцы, и она – молодчина. Правда, у Монеточки* сейчас сложный период, она недавно родила дочку по имени Нина. Но тем не менее периодически выступает и делает смелые заявления.
Я сходил на парочку её концертов, более камерных, чем выступление на пивном фестивале, и изменил в лучшую сторону мнение в отношении её творчества. У неё сейчас такой стал наполовину рок, наполовину французский шансон плюс хорошая лирика, которую я не мог разобрать тогда в чистом поле.
– Совсем недавно – по историческим меркам – российская музыка вызывала интерес в мире. Вспомнить, например, «Тату». Их бы сейчас за пропаганду ЛГБТ привлекли. Можно ли ждать возрождения интереса?
– Я очень пессимистично настроен по этому поводу по той простой причине, что Россия сейчас самая непопулярная страна в мире, и русские соответственно самая непопулярная национальность. Думаю, в Европе и Америке отношение к России ещё многие годы или даже десятилетия будет крайне настороженным, если не сказать негативным. Сомневаюсь, что возникнет серьёзный интерес к новой русской музыке, если она зародится.
– А она зародится?
– Давно замечено, что такая экстремальная музыка, как рок, лучше всего удаётся в экстремальных условиях. Самый крутой рок был в Америке в шестидесятые, когда шла война во Вьетнаме и существовало мощное антивоенное движение. Английский прог-рок и панк-рок конца семидесятых появились, когда Британия проходила полосу острого кризиса, связанного в первую очередь с экономическими проблемами, безработицей, войной на Фолклендах.
А самая интересная российская музыка была в начале восьмидесятых годов, во время агонии Брежнева, Черненко, Андропова, чёрных списков и гонений на рок. Сейчас обстановка в стране ещё хуже, и это теоретически может породить волну вдохновения и новый мощный андерграунд. Но многие интересные музыканты уехали и продолжают уезжать, так что может случиться, что эта бескомпромиссная музыка будет издаваться и звучать не в России, а где-нибудь в Западной Европе или Северной Америке.
«Это надо просто пережить»
– Вы уже несколько лет живете в эмиграции. Помогаете новичкам адаптироваться в Таллине?
– Я помогал некоторым журналистам и музыкантам, и дома у нас некоторое время был постоялый двор из людей, покинувших Россию. Сейчас нет. Стало очень сложно получать визы в шенгенские страны, и основной поток отъезжающих идёт через южные границы. Многое зависит от дальнейшего развития событий. Если снова начнётся повальная мобилизация, как осенью, то поток усилится. Если нет, то сохранится на нынешнем уровне. Но в любом случае, я думаю, жизнь в нынешней России не может понравиться большому количеству разумного народа.
– Когда вы последний раз были в России?
– Я был в марте – апреле двадцать первого года. Погиб мой лучший друг Саша Липницкий, и я просто не мог не приехать. С этого времени я Россию не навещал.
– Ностальгия не мучает? И как с ней справляетесь, если она есть?
– Все люди разные. У кого-то это чувство сильно развито, у кого-то приглушено. Где-то год назад я разговаривал с Виктором Шендеровичем*, и он жаловался, как ему не хватает Москвы, Чистых прудов. Я не могу сказать, что меня сильно рвёт на родину, как в анекдоте про Штирлица. Мне, конечно, не хватает многих людей, оставшихся в России, но их становится всё меньше и меньше – часть умирает, значительная часть уезжает. Сейчас у меня больше друзей в Берлине, Праге, Вильнюсе, Риге, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, откуда мне только что Вася Обломов написал. Так что с чувством ностальгии я справляюсь легко и непринуждённо. Но у других всё может проходить тяжелее.
– Вы иногда вспоминаете про советский лайфхак – внутреннюю эмиграцию. Возможна ли она в нынешней России?
– Есть люди, которые прекрасно себя чувствуют во внутренней эмиграции. Они никак не зависят от государства, потихоньку занимаются своими делами – музыкой, литературой, наукой. Если человек не публичный и не привлекает к себе внимания, то в общем так жить вполне можно и так делают некоторые мои друзья и товарищи в России. Правда, это касается в основном моих ровесников, кому не светит повестка из военкомата. Для людей помоложе ситуация гораздо более тревожная, и, честно говоря, я бы искренне посоветовал им куда-нибудь переместиться на временное или на постоянное место жительства.
– Когда мы переписывались до интервью, вы написали, что тема иноагентства вам уже предельно опротивела. Но все же не могу не спросить: как отнеслись к статусу?
– Очень спокойно. Это ничего не меняет в моей жизни, хотя и вносит некоторые неудобства. Я проконсультировался с юристами, они мне все объяснили. Теперь мне придётся сдавать какие-то ежеквартальные отчёты о доходах, заводить себе юридическое лицо, которого у меня отродясь не было, поскольку я никаким бизнесом не занимался. Мелочи и суета, не более того. Отношусь без восторга, хотя куча народа писала сообщения со словами: «Поздравляем!», «Ура!», «Это знак качества», «Горжусь!» Я никакой гордости не испытываю. Это надо просто как-то пережить.
*Власти РФ считают иноагентами