Николай Коляда: В Москву мы приехали за деньги москвичей

Три недели в Москве гастролируют артисты из екатеринбургского «Коляда-театра». На этот раз руководитель театра Николай Коляда привёз аж 32 спектакля.

Досье

Драматург, режиссёр, актёр Николай Коляда родился 4 декабря 1957 года в селе Пресногорьковка Кустанайской области (Казахстан). Учился в Свердловском театральном училище. Играл на сцене свердловского драматического театра. В 1982 году была опубликована первая пьеса Коляды «Дом в центре города».

По произведениям Николая были поставлены спектакли в российских и московских театрах: Ростовский театр имени Горького, Театр юного зрителя Екатеринбурга, «Современник», Московский театр имени Маяковского, Театр имени Вахтангова, Театр Романа Виктюка и другие. В 2001 году режиссёр собрал свою труппу актёров, которую назвал «Коляда-театр».

«Меня не подпускают близко к кормушке»

– Николай, сегодня немногие московские театры могут позволить себе такие длительные гастроли в каком-либо городе. А тут – уральский театр приезжает в столицу аж на три недели! Как так получилось?

– Если что-то хочется, что-нибудь получится! Мы пятнадцатый год приезжаем в Москву, это стало уже традицией. За это время у нашего театра появилось много друзей, которые помогают нам, в том числе и финансово. А ещё помогают зрители, которые покупают билеты на наши спектакли. Получается, за деньги москвичей мы и приехали!

Конечно, гастроли – это достаточно затратное мероприятие. Представьте, я привёз 47 человек, три большие машины декораций, и за аренду помещения надо платить. Я благодарен Театральному центру «На Страстном» за то, что нас туда пускают. В Москве, как ни удивительно звучит, так трудно найти большое, достойное помещение. Ведь наш театр существует 21 год без поддержки государства.

– А вы за этой поддержкой обращались?

– Да тысячу раз! Я благодарен правительству Свердловской области, что девять лет назад нам выделили отремонтированное помещение кинотеатра «Искра». Тогда в России был объявлен Год культуры, и, видимо, чиновникам надо было отчитаться, нам и предоставили эти 1200 квадратных метров на первом этаже жилого дома. И это хорошо!

Но другой помощи от государства мы не получаем, сколько бы я ни бился. Много раз просил, чтобы хотя бы на зарплату работникам театра дали, но в ответ – пока одни обещания. Нужно 12–15 миллионов рублей в год, для бюджета богатой области это не так много!

В последнее время пишу в этих письмах к чиновникам, что становлюсь старым, уже тяжело одному тянуть театр, в котором работают 70 человек, помогите. Я же не могу платить людям по 10 тысяч рублей, чтобы они питались одним «Дошираком»! Кто будет работать за эти деньги?! Никто! Люди должны получать достойную зарплату за свою работу. Надеюсь, что и наши московские гастроли, о которых много говорят и пишут, тронут сердца наших чиновников и нам помогут...

Недавно на панихиде Инны Чуриковой издалека увидел министра культуры Ольгу Любимову, но в такой ситуации что-то просить не стал. Думаю, что до неё доносится о трудностях в нашем театре, но... У меня уже последние силы на исходе. Мне кажется, если в ближайшее время мне не помогут, я просто крякнусь! Потом они придут к моему гробу и будут говорить: «Как мы его любили!» Но эти слова мне уже будут не нужны.

– Может, ваши просьбы не замечают из-за того, что вы порой достаточно критично высказываетесь о происходящей несправедливости в стране?

– Понимаете, я всегда говорю то, что вижу! Я не призываю к демонстрациям, кого-то убивать! Не собираюсь никого обливать бензином и поджигать. Моё поле битвы – это сцена! Послушайте, мне 65 лет, и кого я должен ещё бояться?! Если кому-то не нравится, что я говорю или делаю в театре – ну, тогда «спи, моя красавица»! Один любит блины, другой – попову дочку. И что, я должен под кого-то работать, кому-то что-то лизать и стоять на задних лапах?! Этого мне ещё не хватало!

– Ну так вступили бы в партию «Единая Россия» – и быстрее бы получили государственные гранты...

– Да-да, кто ближе к кормушке, те всегда всё получают! Я это знаю. Но меня почему-то не подпускают близко к этой кормушке, отталкивают. Может быть, я бы с радостью к ней пошёл.

«Казаки приедут с саблями? Ну приезжайте!»

– В Москву вы привезли спектакль «Рогатка», поставленный по вашей пьесе. Вспомнил постановку в Театре Романа Виктюка по этому произведению. Зная сюжет – этакий любовный треугольник между женщиной и двумя мужчинами, – не могу не спросить: как вы сейчас, когда приняли закон о запрете пропаганды ЛГБТ, решились на это?

– Начнём с того, что эту пьесу я написал в 1989 году, потом её поставил Виктюк. Зрители ломились на эту постановку, милицию вызывали, чтобы людей как-то утихомирить. Попасть в зал было невозможно! Я сам на премьере чуть ли не на люстре висел, мест не было!

Пьеса и спектакль о любви вообще! Никто никакой пропагандой там не занимается. Мы говорим о том, что любовь строит, а ненависть разрушает! Люди плачут на этом спектакле. И мне неважно, кто среди зрителей – представители сообщества ЛГБТ или нет. А чего мне бояться? Казаки приедут с саблями? Ну приезжайте! Свинью мне под театр подложат? Пусть! Ну я выйду и морду этим идиотам набью. Кто-то мне будет указывать, как театру жить, чего надо ставить! Бред какой-то!

– Николай, на фоне сегодняшних перестановок в московских театрах, если бы вас позвали возглавить труппу в столицу, согласились бы?

– Спасибо, нет! Я много ставил в московских театрах, знаю ситуацию... Есть такое выражение у Станиславского: «Люби искусство в себе, а не себя в искусстве». К сожалению, сегодня во многих столичных театрах я наблюдаю обратную традицию. Люди театра теперь очень любят, что называется, тянуть одеяло на себя. Многие актёры относятся к театру просто, для них важней заработать деньги в сериалах. И меня лично это бесит!

Кино и телевидение – это для меня барахло! Люблю, когда человек предан театру. Если во время репетиции я скажу своим артистам: «Прыгните вниз с пятого этажа», они зададут только один вопрос: «Вниз головой или столбиком?» Больше вопросов не будет: надо для нашего общего дела – значит, надо!

Я бы не хотел прийти в какой-то чужой театр, как это сейчас делают некоторые, кого-то ломать, переубеждать. Потом на меня обвинительные анонимки в Министерство культуры будут приходить, как сейчас в каждом втором московском театре происходит. Зачем мне нужна эта головная боль?! Пусть они живут своей жизнью, мне глубоко на это насрать.

Жаль только одного: помирая, они будут говорить, что всю жизнь проработали в театре артистами. Да они даже не прикоснулись к этой великой профессии! Просто: опца-ца, танцуем без конца, и всё! Надеюсь, вы маты мои уберёте из интервью?

– Конечно, иначе нас оштрафуют. Впрочем, в театре тоже ведь много сейчас ограничений?

– Да, например, теперь на сцене актёру нельзя курить. Материться тоже, по-моему, нельзя. Но ведь есть авторское право: если у автора пьесы там матерятся, что тогда делать?! Автор же потом подаст в суд, что не произносят полностью текст, как у него написано.

Например, в нашем театре идёт спектакль «Фронтовичка» о жизни на Урале после Великой Отечественной войны. Есть там такая сцена: сидят тётки, смотрят фильм «Девушка моей мечты» с актрисой, любимицей Гитлера, Марикой Рёкк, говорят про неё: «Вот, ***, какая же она красивая!» И что?! Нам нужно вместо этого слова вставить – «этот нехороший человек»?! Рёкк ведь действительно была ***! И другое слово к ней приклеить невозможно.

А если кто пожалуется на этот спектакль, мол, плохие слова там звучат, мне все равно, пишите куда хотите! Если ума нет, то тут ничего нельзя поделать.