Виктор Сухоруков: "Только безумец может сжигать дом не имея в заначке какого-нибудь сарайчика"

Народный артист рассказал Sobesednik.ru о том, что произошло в театре, почему он ушел и что собирается делать

В июле народный артист России Виктор Сухоруков уволился из Театра имени Моссовета, где прослужил десяток лет. «Он уже забрал документы и ушел из театра. О причинах я даже не знаю, – прокомментировал это событие Евгений Марчелли, назначенный худруком театра год назад. – Он сказал, что это его серьезное, взвешенное решение... Но никакой обиды, никаких претензий не высказал». Что будет со спектаклями театра Моссовета, где играл Виктор Сухоруков, – неизвестно. Скорее всего, их придется закрыть – такому актеру, как Сухоруков, замену просто-напросто не найти.

– Виктор Иванович, большинство людей России и ее окрестностей, конечно же, обожает вас за роли в кино и не имеет возможности увидеть вас на сцене вживую, но все же подмостки для актера – это основа, и уход из театра артиста такого масштаба, как вы, – это тревожно. Почему вы ушли?

– Я уже говорил, что мой уход – это не вызов, не месть и не казнь. Просто ушел и все, решил изменить свою участь. У меня в судьбе были разные этапы, когда я сам все разрушал и начинал что-то новое. Я же уходил не в степь. В любом случае, это уже прошлое. А как говорится, «не оглядывайся назад, там ничего не изменилось». Ушёл и ушёл. Это решение ясное, осознанное. И я, знаете, знаменами не махал. Это моя скромная личная история, и я об этом не жалею.

Я не ругаю, не сужу

– Кажется, что вообще наступило время большого театрального кризиса и исход актеров становится чуть ли не массовым. Кто-то уходит сам, как вы, а кого-то и увольняют. Табакерка, Ермоловский, «Современник», МХТ им. Чехова, в Ленкоме вовсе засада…

– А вы про актерский исход-уход руководителей департамента поспрошайте. Артистов-то что пытать. Дело в том, что это всё делается на более высоком уровне. Вы работников культуры в министерстве, в департаменте, спросите. Это их работа, они наверняка анализировали, собирались, наверное, рассуждали, моделировали... Вот их и пытайте любым способом: что происходит. И еще задайте вопрос соглядатаям и кураторам театрального дела: а когда, где и кто из них был на спектакле, что они смотрели, что видели? Об их предпочтениях и антипатиях, что им нравится, что им не нравится. Какие направления сегодня существуют в театральном ремесле? Вы там поинтересуйтесь: чем заведуете и чем торгуете? И мне кажется, они с удовольствием вам расскажут, в какой театр ходили, с каким театром дружат, какой театр не любят.

– Бесполезно ведь спрашивать – если даже достучишься, то живого ответа все равно не получишь.

– А если так, тогда вопрос: почему они там, в министерствах-ведомствах, сидят? Но это, впрочем, демагогия. А моя судьба в моих руках. Потому-то я и ушел, что Марчелли, как ни странно, не имеет отношения к моей судьбе. Так же как он, по сути, не имеет отношения к театру Моссовета. Почему я так говорю? А потому что, вот будет 100 лет нашему театру, а это ведь не просто 100 лет зданию – это театру как явлению 100 лет. И если за 100 лет там не накопилось каких-то золотых монет, традиций, опыта особенной творческой жизни, тогда я не знаю, о чём мы говорим. И этот человек вдруг из рук департамента получает такую огромную, масштабную, многогранную, многолетнюю историю! А он её, эту историю, не знает! Он её не ведает. Он там не был, не видел, не слышал… Его стали тут в интервью расспрашивать о театре: а как же легенда, традиции, – а там все с чужих слов: «Да вот, мне рассказывали, мне говорили...» А сам он видел и помнит только один спектакль в обретенном театре – с Раневской в постановке Юрского столетней давности («Правда хорошо, а счастье лучше» – прим. «Собеседника»). И ему дают! Театр, которого он не знает! Понимаете? Я это почувствовал, понаблюдав за ним. Он трудяга, наверное. Почему я говорю «наверное» – потому что я с ним не работал, и я не знаю его биографии. Вот знаю только, что он уехал в Москву из Ярославля, из старейшего крутого театра, где он отслужил большую часть своей жизни. А почему он он ушёл из этой красоты – там тоже причины непонятные. Но я не хочу копать. Зачем? Я просто ушёл, поняв что ему предложили... не по сеньке шапку! Это не его ноша, он к ней не готов. И тем не менее, когда господин Кибовский его представил 8 сентября прошлого года, Марчелли вдруг говорит: «А я не знаю, будем смотреть, будем знакомиться...» То есть человеку предложили старинную столичную площадку, а у него ни планов ни замыслов, ни влюблённости... А дальше и вовсе удивительно, когда он в интервью вдруг говорит: «Я тут увидел Большую сцену в театре Моссовета – так это же зал для шоу! А мой формат – маленькие сцены, я сторонник театра Анатолия Васильева». Ну так товарищ чиновник, ты слышишь, что говорит этот новый руководитель? Зачем вы ему даёте «зал для шоу»? Да ещё с огромной труппой! Ну так и дайте сценочку «Под крышей». Но я ведь не ругаю, не сужу, не критикую – я анализирую, кто будет стоять во главе театра, который сиротливо существовал несколько лет без художественного руководителя.

Мне некогда ждать!

– Театром Моссовета после ухода из жизни Павла Хомского до 2020-го четыре года, кажется, правил триумвират – Сергей Юрский, Юрий Еремин, Андрей Кончаловский?

– Коллективного управления не было. Руководил театром один человек – директор. А люди, которых вы назвали, они были просто авторитетными персонами в театре. Была режиссерская коллегия, но она ничего не решала. Но сейчас-то я ведь не от руководства ушел. Не от них я ушёл. А ушёл я к себе.

– Как это?

– Ну что же, думаю, мне предстоит большой юбилейный год (Виктору Ивановичу в ноябре будет 70). Ну вот, скажут, он о себе печется. Ну, что же, наверное, как и каждый. Ну так я ушёл – другим достанется больше. Одни уходят, другие становятся на их место. То есть актёры, которые играли роли второго-третьего плана, будут играть главные роли, может быть, теперь. Кто его знает. Кто-то обретет счастье и удачу при новом лидере, руководителе. Но только когда я понаблюдал за своим лидером в течение сезона, я понял, что он, может быть, и лидер, но не мой. Не для меня. Понимаете? Он для меня, извините, мелковат.

– Почему?

– А потому что за целый сезон мы ни разу не встретились, не поговорили. И хотя Андрей Максимов (с недавних пор постановщик в театре Моссовета) говорит, что кто-то меня «уговаривал» – да не уговаривал меня новый худрук. И на комментарии Максимова в интернете о том, что, дескать, Сухоруков мешает Марчелли строить свой театр, отвечу: а с какой стати он должен свой театр строить там, где уже есть старинные кирпичи? Хотите строить – ну идите на целину, и стройте там свой новый театр, какой хотите. А тут – намоленный театр. И строить тут – это всё равно что, уж извините, на Соборе Василия Блаженного пристроить мансарду. А что не построить-то! Пришел новый начальник храма и давай строить на куполах какие-нибудь беседки. Но и ведь и это не моё собачье дело. Мое дело – что пришёл человек без программы, без схемы, без карты, без каких-то ресурсов на будущее – «поживём, посмотрим, поглядим, познакомимся». Так можно было любого поставить руководить. Получается, что огромная армия людей со своими биографиями, званиями, трудами, со своими простоями, интригами и изношенными костюмами, в ожидании нового получает – пустоту! Конечно, новое руководство будут раскручивать, поддерживать. И правильно. Но только мне некогда ждать, когда он созреет для лидерства театра – такого, как театр Моссовета. Да, театр уставший в кризисный период жизни, и наверное, теряющий репутацию, и ждущий какой-то новой энергии… Там очень много проблем, и их надо решать. Но он чужой. Вот и всё. А чтобы я имел право так сказать, я ушёл. Я не выгоняю, я не проклинаю этого руководителя – я его не знаю. Евгений Марчелли не показался мне лидером. Его поведение, его секретари – они меня даже как-то и позабавили. Ну и пусть. Я либо принимаю, и тогда иду вместе дальше, либо не принимаю и тут уж Боливар не выдержит двоих. Я буду искать своего хозяина, своего друга, своего соратника, своего лидера. Я играть хочу! Конечно кто-то сейчас приобрёл роли и спектакли. Но у меня будущего там на 22 год нету. А чего мне ждать? Пусть Ждут молодые. У них ещё есть, может быть, время. А у меня нет времени. Вот я и проболтался, – вздыхает Сухоруков.

Могу сам упасть в ноги, когда надо

– Виктор Иванович, можно я вам уже скажу наконец, что я вас очень люблю, и поэтому очень не хочу, чтобы вы остались без сцены, тем более, что театры стали слишком менеджерскими и бывает, не считаются с талантами. Вы уже приняли чье-то предложение?

– Хм, и вы так и напишете в газете? – смеется Сухоруков, – Я хочу вас порадовать и успокоить. Конечно, только безумец может сжигать дом не имея в заначке какого-нибудь сарайчика. Или теремка. или шалаша. А может быть даже потаенного дворца! Я имею предложения, без работы не останусь. Я не брошен. И, что меня радует, я получил очень неожиданные, просто уникальные предложения – и я могу выбирать уже не только дом, где я могу продолжить своё творчество, но даже конкретные названия пьес. И поверьте, одна пьеса краше другой. Я единственное чего стесняюсь – это когда говорят «его уговаривают». Меня уговаривать не надо, я ведь бесстыдно могу прийти сам и упасть в ноги, когда понадобится. И в этом отношении гордыня спит. Обидно, это предложено все со стороны, и не предложено было в моем театре. И когда кто-то говорит «мы предлагали ему «Бориса Годунова» – так ведь не предлагал мне Марчелли. Даже не обсуждал это со мной! Позвал бы, сказал бы: вот, Сухоруков, есть режиссер, есть предложение. Готов, хочешь — давай начнём. А я ведь даже ни разу в кабинете у него не был. Почему? Понятия не имею.

– А вдруг он побоялся с вами встретиться? Может, робеет перед вами новый худрук? Вы строгий.

– Ну так рассуждать -- это унизительно. Мне многие сказали «Он тебя боится». И я на это стал зло отвечать: так мне что, в зоопарк уйти, в клетку сесть? Что мне делать со страхом моего руководителя? Если ты руководитель, ты – все! Ты отец родной, ты мой командир, ты мой Чапаев! И как это Чапаев будет бояться своё войско? Гламурничать можно вдвоём на кухне, или в компании, а рулить государством по имени театр — ну, это ты садишься на коня и шашку наголо. Ты просто должен быть сильнее всех. Я себя без дела не оставлю, потому что это моё лекарство, эликсир жизни моей. Поэтому обязательно пойду и буду трудиться дальше на благо и пользу моей публики.

Буду искать согласие и союз

– Вы говорили мельком, что у вас в последний год возникли разногласия с постоянным режиссером Моссовета Юрием Ереминым.

– Обидно мне только, что я со старыми скакунами поссорился – с тем же Ереминым, которого как подменили в последнее время. Были вопросы, которые меня изматывали. Я ходил жаловаться к директору, но она не помогла мне разобраться в этих деградирующих отношениях.

– Странно.

– Вот так и я пожимал плечами и думал «Батюшки, что это он так со мной разговаривает». И сначала спорил, дискутировал, потом… Ой много чего было, это людям знать не надо. Публика приходит в театр за праздником, за удовольствием, наслаждением и просвещением. А это внутрибытовая какая-то история. У каждого своя правда. Лишь бы у этих разных правд не было предательства и лицемерия. Но и то, и другое присутствует.

– Виктор Иванович, а может быть, вы скажете, с кем из режиссеров вы бы хотели поработать?

– Пока не могу сказать. Для меня это сегодня всё равно, что пойти в Третьяковскую галерею, где огромное количество залов. И конечно, кто-то ходит на конкретного художника, а кто-то шастает из зала в зал – обзорно. Я сегодня живу обзорно. В этом мой эгоизм. Мне ведь не режиссер даже конкретный нужен, мне нужно конкретное сотрудничество. Чтобы режиссёр сказал мне: Вить, ты мне нужен. Вот тебе история. Посмотри. И мы пойдём. Ведь обскандалился-то я с Ереминым только из-за того, что у нас не произошло тандема – мы не участвовали друг в друге. Он гнул свою линию А мою линию отвергал --- ка-тегори-чески! Яростно, ничего не объясняя. Поэтому прежде всего я буду искать согласие и союз. Тревоги у меня нет. Существуют в жизни перемены. И что-то будет. Поживём – увидим.

Виктора Сухорукова зрители, вполне возможно, теперь будут чаще видеть в театре им. Вахтангова. Директор театра Кирилл Крок поделился с нами планами «заполучить» Виктора Сухорукова в вахтанговскую труппу.

– С Виктором Ивановичем Сухоруковым театр Вахтангова плотно сотрудничает на протяжении уже восьми лет – с момента, как вышел спектакль «Улыбнись нам, Господи» в постановке Римаса Туминаса, где играет и будет продолжать играть Виктор Иванович.

Что касается места в труппе – да, безусловно, у них был разговор с Римасом. И разумеется, приглашать в театр артиста такого уровня и масштаба, как Виктор Иванович Сухоруков нужно на определенные роли, на определенную творческую работу, а не просто «приходи к нам, будешь сидеть большим огурцом в банке для солений»

Словом, если все сложится, если получится сейчас в новом спектакле Римаса Туминаса занять Виктора Сухорукова, на что мы надеемся, если получится новая творческая работа, то поступит предложение в том числе и войти в состав труппы Театра им. Вахтангова. Если Витя захочет, то… ко всеобщему удовольствию. Вот такие дела! – тут надо понимать, что Кирилл Крок, один из опытнейших театральных директоров, и слов на ветер не бросает и вперед не забегает.