Елена Яковлева: Я бы снялась с Моргенштерном

Интервью с ведущей актрисой "Современника". Летнее. Весёлое. Личное

Это интервью состоялось буквально на скамеечке возле служебного входа в «Современник». Через час Яковлевой играть Джулию Ламберт в новом спектакле «Театр» – а это три очень насыщенных часа на сцене. Но если Елена и волновалась, то это волнение никак не обнаруживалось. Профессионал. Ну разве что сигареты одна за другой. А так – веселее и свободнее мало кто сегодня бывает.

– Я, как нормальная девочка, читала Моэма ещё в детстве и была уверена, что история Джулии Ламберт – это сплошная боль. Сколько в вашей Джулии актрисы Елены Яковлевой?

– Мне кажется, каждая актриса – Джулия. И неважно, насколько она знаменита. Ну если сразу прямо в душу не заглядывать, то я, как Джулия, картошку, например, жареную люблю. А пиво – не очень, – иронически хмыкает Яковлева, закуривая длинную сигарету.

– У меня, честно скажу, Джулии половина на половину будет. Практически все её проблемы – наполовину мои. Ну а вторую половину я и проблемой-то не считаю, – уже хохочет Елена. – Герои Моэма жили в другое время, у них был другой театр и не было кино с телевидением. Чем-то они были обделены, а чем-то, наоборот, одарены больше нашего. И получается, что для Джулии Ламберт театр – это вообще вся-вся жизнь.

Ну а у меня ещё есть кино и вообще другая жизнь. Да и спектакль не столько о Джулии, сколько о том, каким разным бывает театр – и буффонада, и брехтовщина, и Достоевский с психологизмом. А сама по себе моэмовская история пожилой артистки, которая влюбляется в молодого парня и на что-то там надеется, – в наше время это скучновато. Сегодня и возраст сдвинулся, и истории о том, как пожилые влюбляются в молодых, мы знаем и похлеще, и потрагичнее, и покомичнее.

Не могу же я ходить пупырчатая!

– Все так, но для актрисы проблема возраста все равно болезненнее, чем для обычной женщины.

– Смотря как к этому относиться. Я – нормально отношусь. Конечно, периодически случается нытье перед зеркалом: морщинки раздражают и вообще стареть не хочется. Но меня тут больше заботит какое-то внутреннее несоответствие. Ты почему-то пытаешься до сих пор ещё прыгнуть через лужу, которая у тебя на пути, причём с таким же рвением, как и раньше! – снова хохочет Яковлева.

– А потом, удачно перепрыгнув, понимаешь, что, наверное, вот так разбегаться и прыгать уже не обязательно, можно просто обойти. Получается, внутри ещё как бы молодость подпрыгивает, а количество цифр, висящих у тебя над головой, уже заставляет почему-то думать: «Ой, может, лучше уже не надо?» – чтобы странно на тебя не смотрели. И это вот несоответствие пока ещё оно не даёт спокойствия.

А те, кто относится к внешнему старению очень трепетно, могут сломаться. И ломаются. Поэтому я поняла для себя, что тут главное как-то успокоиться, что ли. Это же неизбежно. И угнаться за молодой красотой невозможно.

Для того чтобы стабильно что-то там поддерживать, нужно уколы красоты делать регулярно и в определённое время – чтобы у тебя всё время пульсировал витамин под кожей. Ну а когда съёмки? Я же не могу прийти пупырчатая! Видала я отчаявшихся актрис, которые приходили в таком виде и просили: не надо меня сегодня крупным планом брать. Ну это же не работа, если знаешь, что у тебя где-то чего-то вспухло или синячок от укола остался.

Мы с Галиной Волчек никогда не ругались

– Вы сейчас в «Современнике» играете в статусе приглашённой актрисы. Но почему вы, проработав 28 лет в штате театра, десять лет назад уволились? Что произошло тогда между вами и Галиной Борисовной Волчек?

– Ничего абсолютно не произошло. Просто однажды, отыграв очередные «Пять вечеров», я поняла, что прошло 7 лет, а я ничего не репетировала за это время. И я думаю: ну да, я играю хороший репертуар, и аншлаги, слава Богу, есть, но за целых 7 лет ничего нового! И вот, знаете, как-то вдруг ёкнуло: можно ведь так и ещё 5 лет просидеть.

Но я же не могу требовать, чтобы Галина Борисовна каждый год ставила спектакли «на меня» – у неё огромная труппа, ей нужно обо всех думать, это же всё понятно. Но как не грузить себя неприятными мыслями о том, что ты уже в театре не очень-то нужна, тебя годами не видят ни в одной новой постановке?

А тут ещё вывесили список новых репетиций на следующий сезон. И вот я сижу гримируюсь, и вдруг заходит одна актриса и говорит: «О, а ты и в следующем сезоне ничего не будешь репетировать». Это было последней капелькой – бульк. И я просто написала заявление об уходе. В этой истории не было абсолютно никаких нервотрёпок, я была спокойна.

– А Волчек не пыталась вас остановить, отговорить?

– Нет. Галина Борисовна просто не понимала, почему я ухожу. Реально. Она подумала, что я играю очень много – и я действительно очень много играла, – но она не поняла, что артистке хочется всегда чего-то новенького.

Но мне-то было уже за пятьдесят, а я всё ещё играла Варю в «Вишнёвом саде» и Элизу в «Пигмалионе» – роли, которые мне уже, наверное, по возрасту не надо было играть. А если их убрать, то – оп-па! – смотришь, только «Пять вечеров» и остаётся. А что дальше?

Да, Волчек мне говорила: «Может быть, тебе денег нужно больше?» Но боже упаси, я снимаюсь и нормально зарабатываю и финансово от театра никогда не зависела. Никогда. И никогда мы не ругались с Галиной Борисовной. Но кто-нибудь что-нибудь обязательно додумает и пририсует.

Когда я эти все толки услышала, сначала очень хотела рассказать всю правду, но поняла, что чем больше буду говорить, тем больше будет это всё обрастать сплетнями. Поэтому и промолчала – и правильно сделала. А тех, кто сплетничал, уже нет в театре, слава Богу. Ушли почему-то.

– А вы, наоборот, вернулись...

– Да. Спустя время Галина Борисовна позвонила и предложила вернуться в «Играем Шиллера». Я сказала да. И текст как-то очень легко вспомнился. И чаще с ней стали видеться здесь, в театре...

– В кино и в театре вы играете целую палитру женщин. От Кабанихи до интердевочки, от следователя до королевы. Даже Баба-яга имеется. В каком образе веселее, где куража больше?

– Кураж только в будущем. Я сейчас думаю только о новом телесериале: он будет называться по-чеховски – «Дама с собачкой». И о фильме «Чебурашка», где мне предложили сыграть Шапокляк. Еще одна женщина с судьбой! – хохочет Яковлева. – Вот это, мне кажется, будет интересная работа.

Богомолов, Бутусов и 666

– Елена, если бы вы сегодня начинали как актриса, вы к кому из нынешних режиссёров хотели бы пойти учиться на курс или играть в театр?

– Ну-у-у (задумалась) ну, к Богомолову бы пошла. Работать – не знаю, а учиться пошла бы. У него есть очень хорошие спектакли. Мне очень нравятся. Поэтому к нему да, пошла бы.

– Елена, вот уж удивили. Потому что в адрес Константина Богомолова всегда больше критики слышишь.

– Погодите! Богомолов... Это не тот, который с Собчак? Ой, нет!!! – Взрыв смеха такой, что пришлось кофе на скамейку поставить. – Нет, я о том, кто «Сына» в РАМТе недавно поставил, и вообще много где его спектакли идут – в «Сатириконе» у Райкина, в Вахтанговском.

Ой, это надо срочно в эту вашу «Википедию» залезать. А-а, Бутусов же! О Господи, вот так бы дала интервью, вот бы все удивились. Нет, разумеется, я смотрела и какие-то спектакли Богомолова, и какие-то можно смотреть. Но пошла бы учиться к Юрию Бутусову.

– А вот Ольгу Бузову и без всякой учёбы на главную роль во МХАТ позвали. Как вы относитесь в принципе к таким вещам? Это нормально – приглашать в спектакль медиаперсонажей, просто в целях маркетинга, чтобы народ повалил в театр?

– А повалил народ, интересно?

– Пока не очень. Но критики оттоптались, как положено.

– Ну вот. Но мне кажется, что не только в Бузовой дело, а ещё и в содержании спектакля. Тема там какая-то сомнительная – бравый Сталин. Да ещё и Бузова. Такое ощущение, что МХАТ сам нарвался. А зачем – непонятно. Пресловутый технический скачок под ручку с инстаграмом заставляет режиссёров обращать внимание не на артистов, а на медийные лица. Все хотят, чтобы у них были полные залы. И тащат кумиров соцсетей на сцену и экран.

– А если, например, худрук «Современника» позовёт завтра вам в партнёры Моргенштерна?

– О, я же буду просто самая крутая артистка современности! – веселится Елена.

– Ну а кроме шуток, вы же не откажетесь играть в такой ситуации?

– Это нужно посмотреть материал и кого он будет играть. Молодого любовника Джулии Ламберт? – со смехом прикидывает «Джулия». – Ох, но я его не видела ни разу. Как он выглядит? Интересный?

– Более чем. На лбу, например, набито число 666.

– Класс! – смеётся Яковлева. – Тату можно загримировать. Ну и посмотреть на актёрские способности – может быть, он актёрски как-то неимоверно способен. И если он будет сам к себе с пониманием и иронией относиться, а не исполнять звезду, у которой крыша едет, тогда – пожалуйста, это вполне может быть. Но это должна быть тема, скажем, на злобу дня, и уж конечно, не про Сталина я с ним буду играть. И не Джулию. Она, наверное, в такого бы не влюбилась.

– Звучит круто, потому что большинство актрис, мне кажется, шарахнулись бы от такого предложения.

– Я его ни разу не видела. Я только слышала, что существует такой эпатажный человек, но если то, что он делает, талантливо, я бы рассмотрела предложение. – Лицо Елены делается как бы «очень серьёзным».

Иконки и понты

– К слову, о «злобе дня». Вас волнует то, что сегодня происходит в обществе?

– Я не очень общественный человек. Но безобразная болезнь, которая накинулась на весь наш шарик, меня очень волнует, да, потому что это и лично меня касается, и моей семьи, близких и родных. Я понимаю, что никто не знает, когда это закончится, и никто даже не знает, с какого бока к этой болезни подойти.

Я, честно скажу, привилась. Одна из первых. «Спутником». И тьфу-тьфу-тьфу, не болела и ни разу не подвела ни один из театров, ни одну съёмочную группу. Хотя артистов косит косой, конечно.

– А предвыборные закручивания гаек, отравления, аресты, расследования и дворцы?

– Как хорошо, что у меня нет телевизора! А интернетом я не умею пользоваться.

– Но у вас вон какой телефон мощный!

– Н-да, – разглядывает Елена свой внушительный смартфон, – и все мне говорят: зачем ты пользуешься только двумя кнопками, красной и зелёной. Не умею, правда. Это для понта, – разводит руками Елена.

– Я честно пытаюсь выучиться этому всему. Начинаю, и даже с чьей-то помощью, потом забрасываю, потому что мне не очень интересно. Ну запоминаю периодически, куда и зачем заходить. Какой-то компас там есть, какие-то ещё этикеточки помню, иконки всякие. Но через неделю, если я не пользуюсь этими иконками, я забываю, куда и зачем нажимать. И всё.

– А как же Instagram? Он же у вас есть.

– О, это уже давняя история. Помню, мне говорят: «Ты должна иконку себе сделать». Ну я и давай смотреть среди своих фотографий – но хоть ты тресни, а нет у меня ни одной фотографии иконы! Я так мучилась, поверьте!

Хорошо, я в какой-то деревушке тогда снималась, а там церквушка была на берегу реки. И я думаю: церквушка – это же где-то близко к иконке, всем же понятно будет, что к чему, – и зафигачила фото.

Ну и потом, я подумала что инстаграм – это, может быть, действительно интересно. Мы с другими артистами пытались там даже какие-то смешные штучки делать. Ну, как могли. Причём всё это с первого дубля было. Не постановочное.

Удачные штуки я выкладывала в этот инстаграм с «иконкой», значит, а потом поняла, что это все такая дребедень несусветная, что прямо ужас. Особенно ужас, когда начинаешь читать отзывы товарищей. В общем, я поняла, что это совсем пустая трата времени.

Рекламировать там свои спектакли – глупо. Все билеты и так проданы. Зачем дразнить гусей? Хвастаться лишний раз, что я где-то и с кем-то на съёмках? Тоже как-то неловко. И что-то мне скучно стало. И я ушла из этого инстаграма. Его никто не ведёт уже год или больше. Но там растёт количество почитателей!!! И пусть растёт. Я поближе к смерти зайду посмотрю.

Хайп и харассмент

– Сейчас модно говорить про отношение к феминизму и к проблеме харассмента...

– Как, как? А что это такое?

– Харассмент? Ну вот недавно, например, Елена Проклова заметно выступила на эту тему. Рассказала, что было в её ранней юности домогательство со стороны одного очень известного и недавно ушедшего артиста и худрука.

– Хм, я удивляюсь, как она так долго молчала? Неприятный момент, когда человека не стало и почему-то сразу сработал феминизм. Не мне, конечно, кого-то осуждать, но это нечестно. А потом, ещё один сомнительный момент: за такие «откровения» на телевидении платят приличные деньги. И раз у артистки мало денег, значит, надо ей помочь. Вот она себе и помогла.

– У вас в жизни были такие случаи? Приставал ли к вам какой-нибудь мужик, от которого зависела ваша жизнь, учёба, карьера?

– Я могу поклясться чем угодно. Но ни ра-зу!

– А если бы было – рассказали бы?

– М-м-м, если бы было... Если бы в тот момент, когда это случилось, я пошла наперекор своей совести, наступила на своё достоинство и что-то такое совершила... Допустим, если уступила бы силе. Так это я была бы виновата, мне кажется.

В любом случае лучше сразу кричать об этом. Но тогда должны быть доказательства. Потому что сегодня можно выйти из любого кабинета с невинным лицом и начинать кричать: «Ай, он подлец!»

Есть на эту тему одна грубая пословица, которую все знают. Конечно, есть такие мужчины, которые пользуются зависимостью женщины. Ну, значит, они специально выбирают таких женщин. Я больше чем уверена. Вот почему ко мне ни разу мне приставали? Даже обидно. Рассказать нечего. Хайпануть не вышло – судьбинушка не дала.

Мне кажется, всё, что касается мужчины и женщины, независимо от того, начальник это или нет, сложнее, чем кажется. И в таких вот случаях часто примешивается что-то другое – какие-то надежды на дальнейшее будущее: а вдруг я стану женой этого режиссёра, а вдруг ещё что-нибудь. А потом, когда не зовёт и проходит 20–30 лет, а ещё лучше 50 или когда «домогатель» вообще умер, вот тогда можно об этом сказать.

Я, кстати, знаю такого режиссёра, который рассказал обо всех своих женщинах в книге. При жизни, так сказать, хайпанул. И я не знаю, как они всё это переживали и написал ли он это с их позволения.

Актерская трясучка

– Елена, с вами очень весело, а это сегодня все-таки редкость. А вы вообще счастливый человек?

– Понимаете, сказать, что счастлива актёрски, я не могу, потому что артисты – люди амбициозные, им всегда хочется ещё, ещё и ещё. И чтобы это никогда не кончалось. И ты всё время что-нибудь смотришь и прикидываешь, как ты бы это сделал.

Я обожаю смотреть в театре хорошие актёрские работы, потому что я начинаю по-хорошему завидовать, у меня начинается актёрская трясучка и жажда. В паузах между работой я начинаю активно читать всякие пьесы в поисках интересного – того, что будоражит. Несмотря на то, что я уже на пенсии, все равно будоражится чего-то...

Ну а вообще, конечно, счастлива. Я люблю смеяться и даже ржать. Я люблю дурить, пусть иногда это глупо, может быть, но я всё равно не буду грустить, потому что я не хочу внутренне стареть. Душой не хочу ни в коем случае стареть, грустнеть и поникать, потому что мне кажется, что это самая страшная беда.

Если, допустим, у меня месяца два-три нет никаких предложений, я сразу думаю: так, чем я буду заниматься? Есть перерыв – надо на даче цветы прополоть или интерьер менять, или, может, ремонт затеять. Вообще что-то ещё затеять. Человеку надо во что-то играться. И чего-то хотеть. Всегда.