Мария Аронова: Герои нашего времени – Оля Бузова и Даня Милохин

Народная артистка России Мария Аронова очень востребована в кино и сериалах, в антрепризах, озвучивании и дубляже. Это интервью «Собеседнику» Мария согласилась дать буквально на ходу – по дороге с гастролей домой, где ее ждет семья.

– Мария, у вас после спектакля голос счастливый. А вообще, спектакли, кино – это для вас что? Деньги, самовыражение, преодоление, популярность?

– Работа всегда была для меня работой. А семья всегда была семьей. Отношение к делу, которым я занимаюсь, как к работе, а не как к образу жизни, спасло меня от очень больших заблуждений и падений. Низкий поклон моей маме за эту философию, потому что я долгое время очень дергалась по этому поводу, мне казалось, что я не настоящая артистка, потому что настоящая артистка должна жить профессией, думать о творчестве и ни на что не отвлекаться. И мама мне как-то сказала: «Машенька, если в твоей жизни появились дети, то это основополагающее, это точка отсчета. Все остальное – потом».

Именно так вели себя родители по отношению к моему старшему брату и ко мне. Поэтому и для меня семья – самое драгоценное, что у меня есть. Семья у меня огромная. И надеюсь, будет разрастаться и дальше. А что касается профессии, то здесь самое мое большое счастье сейчас – моя совместная работа с сыном (Владислав Гандрабура. – Авт.). Это просто подарок неба.

Мария Аронова с сыном Владиславом Гандрабурой

– Да, ваша недавняя премьера «Мертвых душ» в Театре Вахтангова – отличная.

– Сыграть практически вдвоем сразу всех (на самом деле не совсем вдвоем, но это секрет. – Авт.) – гениальная идея моего мастера Владимира Владимировича Иванова, которую он как-то подкинул своим студентам. После этого прошло много времени. И вот к столетию Театра Вахтангова мне очень хотелось выпустить что-то интересное и необычное. Может, даже что-то похожее на спектакли Аркадия Исааковича Райкина, к которым я испытывала всегда белую зависть. Но о том, что это будет репертуарный спектакль на большой вахтанговской сцене, да еще с сыном, я и мечтать не смела. Просто... когда мы все сели на самоизоляцию год назад, я позвонила Иванову: а может быть, мы «Мертвые души» с вами сделаем? И сделали.

Мамаша – курица-наседка в квадрате

– Играть с сыном в одном спектакле в постоянном взаимодействии, меняясь ролями, – это психотерапия или, наоборот, после этого не мешало бы к психологу сходить?

– Для сына это точно двойная работа. Ты должен общаться с мамашей, а мамаша я, конечно, в квадрате – курица-наседка. И конечно, его раздражает то, что я периодически говорю в запале: «Ты мой ребенок». На что он отвечает: «Мать, ты отдаешь себе отчет, что мне 30 лет вообще?» – «Ну сколько бы ни было лет, ты все равно мой ребенок, уж прости».

Плюс к этому я требовательный и сложный партнер по репетициям, не выношу неподготовленности, не люблю бессмысленного спора. Мне нравится пробовать, а не уходить в теорию. Это когда корабль уже поплывет, я и штурвал доверю, и сама палубу буду драить, и никогда не буду на себя перетягивать одеяло. Но пока этот корабль на стапелях – это не для слабонервных. И то, как Влад терпел и вкалывал, вызывает мое огромное уважение. Родитель любит своего ребенка априори.

– А вне работы какие у вас отношения?

– Совершенно фантастические! Мы с ним в большей степени друзья, потому что нас разделяет 19 лет. У нас и с дочкой (Серафима) дружеские отношения, хотя разница уже в 32 года. Я на равных с ними обоими. Ну, до определенного предела, конечно.

Влад настолько надежный мужик, что моему мужу надо кланяться в пояс. Потому что без Жени я не вырастила бы такого парня, которому ты абсолютно доверяешь. Знаете, есть тренинги, когда один падает, а второй ловит? Так вот, у меня нет даже мысли, что меня не поймают.

Но если бы вы видели моего сына в детстве, то вы не успели бы даже подумать о канадской границе! Он был совершенно неуправляемый и дикий. «Вождь краснокожих» – это детский лепет. А сегодня Влад – это Чеширский Кот. А Симочка с рождения была беспроблемным ребенком. Они вообще совершенно разные.

Последние 15 лет Этуш прожил благодаря жене

– Мария, вы же характерная актриса?

– Я острохарактерная актриса!

– Тем более. Наверняка есть несоответствие между амплуа и личностью. Не хотелось вам сыграть тонкую-звонкую Джульетту?

– Нет-нет. Владимир Иванов научил меня бесценной вещи – пользоваться так называемыми форточками. Это когда вы видите клоуна, смеетесь над ним, и вдруг на миг вам открывается душа – кровоточащая, чувствующая. А через секунду – снова перед вами клоун. И что это было, неясно. А если я вам открою настежь окно и начну бесконечно оттуда рыдать, я перестану быть интересной.

– В новом кино «Пара из будущего» вы с Буруновым играете не особо счастливых супругов. Вы можете сказать ваши аргументы за брак и когда точно надо разводиться?

– Для меня очень важно, чтобы рядом со мной был любящий и любимый мной мужчина. У меня есть такой – мой муж Женя. Важен общий интерес – у нас это дети. И чем старше я становлюсь, тем больше я мужа люблю, и эта любовь уже немножко похожа на то, что чувствуешь к детям. Он настолько близкий и родной, мы уже так давно вместе, что при всех наших ссорах и спорах есть ощущение и уверенность, что мы идем рядом, что тебя знают и любят такой, какая ты есть, твою внешность, голос и привычки. И тебя не предадут. Вот это, думаю, и есть брак.

А развод неминуем в случае рукоприкладства. Даже пощечина со стороны мужчины – это однозначно развод. Не оправдывать и не прощать это ни-ког-да! Потому что ниже падать некуда. Даже с изменой можно разобраться, хотя и сложно.

– Вы долго играли с Владимиром Этушем в спектакле «Дядюшкин сон». Каким он для вас был?

– Владимир Абрамович был моим ректором. Не бояться его было невозможно. Он «жесткий, жестокий, закрытый, грубый» – все это представляет себе студент и страшно боится. Но это совершенно не те отношения, которые у меня сложились за эти 17 лет нашего партнерства в спектакле с Владимиром Абрамовичем. Он любезно разрешил мне подсказывать ему текст, и, поверьте, это огромная честь. Когда он умер, я хоронила не великого артиста, я хоронила родного человека.

Мы играли в спектакле, когда Владимиру Абрамовичу было уже за 90. При этом рядом со мной стоял ухоженный, пахнущий дорогим парфюмом, потрясающей красоты мужчина. Это заслуга его жены Лены. Я видела, как во время спектакля в кулисе стоит Лена, и в ее ручке, сложенной лодочкой, лежит кусочек сахара. Это если вдруг у Вовася, как она его звала, упадет сахар в крови. Чтобы быстренько дать ему сахарок. Вовась был любимым мужчиной, заласканным, зацелованным, обожаемым. Я думаю, что последние лет 15 Владимир Абрамович прожил благодаря Лене.

Олю Бузову, кажется, подставили

– Что вы думаете о последних театральных скандалах? Например, о том, что во МХАТе Горького теперь играет Бузова.

– Поскольку я не видела спектакль, мне сложно рассуждать о том, что и как Оля там делает. Знаете, когда-то, во времена моего детства, самыми недосягаемыми людьми были космонавты. А сейчас, если вы богаты и здоровы, вы можете полететь в космос, правда ведь? А раньше это и представить было невозможно. Но из этого ведь не следует, что профессия космонавта обесценилась? Так же и в театре. Можно и непрофессионала поставить на сцене так, что он заблестит. Но если человек, пусть и с именем, но не имеющий к театральной профессии никакого отношения, делает то, что может делать любой статист, – я тогда не очень понимаю, для чего. Получается, мы как бы зазываем с помощью Оли людей в театр.

Оскорбляет ли это артистов, которые выходят с ней на сцену? Не знаю. Но если бы мне предложили этот вариант, я бы сначала порепетировала – чтобы посмотреть, действительно ли она достойный партнер. И если это было здорово, то почему это всех оскорбило-то, я не могу понять. А если это не талантливо, а просто для хайпа, тогда это оскорбило бы меня. Я сказала бы: «О’кей, ребята. Режиссер имеет право на лево, но я в этом участвовать не буду». Я с Олей лично не знакома, но мне кажется, что ее подставили. Я бы восприняла это так.

– Так причина в режиссере? Не во вкусах публики?

– В режиссере первоначальная причина, думаю. Сейчас очень мало режиссеров, которые умеют работать по системе Станиславского. Они в основном заняты поиском формы, и артист поэтому становится биомассой, которая должна выполнять бессмысленные, необоснованные задачи. Потом приходят малограмотные фанаты и начинают кричать: «Это гениально, это гениально!» А это дурь собачья.

И ужас в том, что мало кто из артистов может сказать: я не буду этого делать. Потому что большая часть артистов в театре – это солдаты. Искренние, преданные профессии, но не имеющие права голоса сегодня. Они подчиняются решению режиссера. А режиссер зовет Олю Бузову, чтобы скупили билеты, потому что ее любит огромное количество народа. И никуда от этого не деться.

– Ну тогда вопросы к самим себе.

– Олю Бузову и Даню Милохина любят наши дети. Они – герои нашего времени. В 90-е это были бандиты. Сейчас Оля Бузова. И мы не задаем себе вопрос, почему наши дети миллионами подписываются на Бузову. Потому что мы их не развиваем, дети наши живут в интернете, и нам это удобно. Ну так чего бить в грудь и кричать: МХАТ – великая сцена, и Бузову не пущать. А самое главное, что мы заранее презираем сегодняшних героев. А между тем Оля смелая, хорошо выглядит, не боится высказываться. Это, несомненно, достоинства.

А спроси кого-нибудь: что тебе не нравится в ней – и вот начинается «а-а-а... э-э-э...» А может быть, она отличный человек и прекрасный друг, я не знаю. И наши дети приходят сегодня к МХАТу ради Бузовой, а вчера, может, даже не знали, где он находится.

Давайте все же посмотрим, оправдается ли этот маркетинговый ход режиссера.

Приполз на ТВ – не жалуйся

– Как вы относитесь к новой этике? К сегодняшней бесконечной толерантности и терпимости.

– Все немножко съехало набок, но это наш век. Когда в советское время не было религии, верующие люди же были? Были. И не в том дело, что бабушки-дедушки бегали в церковь крестить внуков, а в семейных разговорах. И в верующих семьях детки гораздо реже совершали то, что происходило в неверующих. И сегодня моя задача – объяснить моему ребенку, что хорошо, что плохо, что белое, что черное.

– А вот за отрицательную коннотацию слова «черный» нас с вами сейчас зачморили бы.

– А раньше можно было говорить «жид». А сейчас нельзя. Это плохо или хорошо?

– С моей точки зрения, изначально в этом слове нет ничего плохого и любое слово имеет право на существование.

– То есть «жид» можно говорить?

– И даже «негр» можно говорить.

– А я другого мнения.

– Интересно, а как сейчас на вас отразился бы тот скандал 2012 года по поводу детей с синдромом Дауна и жалобой Эвелины Блёданс на вас? (Во время ток-шоу Мария сказала о таких детях, что они могут быть агрессивными. – Авт.)

– Я бы никогда в жизни не позволила себе оскорбить Эвелину. Здесь была проблема в моей неопытности. Я человек не телевизионный и, несмотря на мою профессию, непубличный, очень закрытый. А еще несдержанный и недипломатичный. Я сижу в своей норе, где меня принимают такой, какая я есть. А на телевидении так себя вести нельзя. Ты должен понимать, что тебя снимают, и из контекста могут вынуть что угодно.

Положа руку на сердце, я в своих душевных силах не очень уверена. Если бы Господу было угодно и у меня родился бы больной ребеночек, я не уверена в том, что сдала бы этот экзамен на пятерку. Поэтому те женщины, которые растят этих деток, для меня герои. Я ими восхищаюсь.

А то, что произошло с Эвелиной, это, к сожалению, история, придуманная кем-то и для чего-то. Из контекста была вырвана моя фраза. Речь шла о конкретном малыше. И чья же вина, что слова были переиначены и пришиты к другому контексту? Кто-то решил сделать на этом хайп. Но любая ситуация, которая происходит с нами, дается нам для чего-то. Если ты полез в телевидение, должен понимать, что ответственен за каждое сказанное тобой слово.

– То есть для вас это был очень болезненный опыт?

– Безумно. Я ботанический ребенок, я не очень умею защищаться, я открыта и всегда верю, что меня не ударят. Ну максимум в кабинет вызовут и тихонько дадут по балде. А здесь я оказалась один на один с огромной телевизионной машиной и не понимала, что происходит. Но это ведь моя проблема – а чего ты расслабилась, тебе кто обещал, что ты будешь тут, как в теплой ванне? Если уж ты пополз туда, так изучи вопрос. Тем более что у тебя есть прекрасные возможности, я в нежнейших отношениях с Юлией Меньшовой, например. Я могла бы прийти к Юле и спросить: Юлечка, расскажи мне, что я точно не должна делать.

В историях с харассментом жалко близких

– Я еще спрошу об отношении к харассменту. Например, Елена Проклова обвиняет в домогательствах Табакова, который уже умер и защититься не может. Харассмент – однозначно плохо. Но культура отмены рушит судьбы. При этом прошлое все равно не исправить. Был бы сейчас жив Табаков, ох как бы это на нем отразилось.

– Вы журналисты – вообще ребята опасные для открытых людей. Я совершенно не снимаю ответственности с людей, которые говорят разные откровенные вещи. С другой стороны – не суди и не судим будешь. И я не знаю, не выведена ли была Лена на это специально.

– Но вы в этой проблеме на чьей стороне? Одни говорят, что страдают от приставаний, другие – что артистку за бок ущипнул, а ему это через 40 лет припомнили и разрушают карьеру.

– Я больше всего сочувствую близким. Как с одной, так и с другой стороны. Для меня безжалостное отношение к людям, которые слышат о своем близком такое, да еще когда вдруг начинают появляться незаконнорожденные дети и гражданские жены... Ну как-то это все плохо. Во-первых, чего они не появились, пока человек был жив? А во-вторых, ну зачем плясать на ранах близких людей «виновного»? Я на стороне близких. Были бы у меня какие-нибудь волшебные крылья, я бы их всех закрыла.

– С вами не случалась такая история?

– Слава Богу, нет. И мне сложно говорить, как повела бы себя я, если бы в моей жизни было такое. Я для себя определила, что рассуждать на какие-то темы я могу, только когда я это сама прожила и преодолела, когда знаю, о чем речь. Тогда я могу обсудить сама с собой поступки человека. А с другой стороны, как-то я, горячо обсуждая что-то со своей подругой, услышала от нее очень спокойно и тихо сказанную фразу: «Но ведь все люди разные». Что дано тебе преодолеть, не дано другому. И наоборот.

даты