"Глыбе многое хочется": женщины, "ведьмы" и пистолеты Владимира Маяковского

С обстоятельствами ухода из жизни 14 апреля 1930 года в крохотной комнате (11 кв. метров) коммунальной квартиры на Лубянке (Лубянский проезд, 3) Владимира Маяковского, великого поэта мира («пролетарского» – непременно добавлялось в советский период; опустим это, поскольку Маяковский больше, значительнее, сложнее, разнообразнее, и его творчество не может свестись к роли певца одного победившего класса), кажется, все ясно, сомнений не должно быть – имело место самоубийство. У следствия их и не было: дело №02–29, возбужденное тогда же, 14 апреля, всего через несколько дней будет закончено и закрыто.

Газеты сообщили гражданам страны, что поэт Маяковский покончил с собой «в силу личных обстоятельств». А вопросов между тем остается предостаточно.

Смерть Маяковского обросла множеством мифов и легенд. Прощавшиеся с поэтом москвичи судачили, что, дескать, причиной самоубийства стало заболевание сифилисом. Это совершенно не так, никакого сифилиса не было. Но чтобы пресечь слухи, успокоить публику, пришлось провести повторное вскрытие на этот предмет.

К смерти Маяковского подталкивала травма не тела, а души – одновременный надлом ее во многих местах по многим обстоятельствам, не только бытовым.

Повод к выдумкам давала сама личность поэта – яркая, необузданная, неординарная. Заурядным, банальным в народном понимании не мог быть и уход Маяковского. Кроме мифов, исследователи феномена Маяковского сталкиваются с большим количеством намеренных искажений, подчисток фактов, несостыковок в документах, противоречий в воспоминаниях людей, знавших поэта.

В Музее Маяковского до сих пор хранится его рубашка со следами крови. Попытаемся отсеять шелуху и установить бесспорные факты, связанные со смертью поэта, пройти с ним шаг за шагом до роковой черты. Здесь очень помогут документы (фотокопии протоколов, показания свидетелей, агентурные записки, воспоминания близких и знакомых и др.), собранные в толстенный том (670 стр.) стараниями директора Государственного музея В. В. Маяковского С. Е. Стрижневой и изданные в 2005 году. При этом к части опубликованных материалов придется отнестись весьма критически.

Вместо завещания

Один из главных документов, подшитых к делу №02–29, – это, несомненно, предсмертная записка Маяковского, составленная за два дня до смерти, 12 апреля (что говорит о том, что его решение уйти из жизни не было сиюминутным, спонтанным. Он готовился). Записка, которую можно рассматривать и как завещание (хотя юридической силы она не имела, была принята властями во внимание), составлена очень конкретно, по-деловому (орфография и пунктуация здесь и далее в документах сохранены):

«Всем.

В том что умираю не вините никого, и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.

Мама, сестры и товарищи простите – это не способ (другим не советую) но у меня выходов нет. Лиля – люби меня.

Товарищ правительство моя семья это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо.

Начатые стихи отдайте Брикам они разберутся. Как говорят – «инцидент исперчен»*

Любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчете и не к чему перечень взаимных болей бед и обид.

Счастливо оставаться

Владимир Маяковский.

12/IV-30».

* В документе именно так – «исперчен», но, видимо, имелось в виду – «исчерпан».

Женщины на протяжении всей жизни окружали Маяковского. Как видим, и «семья» его, о которой он хлопочет, – сплошь женщины. Главные из них, сыгравшие роковую роль в судьбе поэта – Лиля Брик и Вероника Полонская.

В записке не упомянут Осип Брик (впрочем, он подразумевается в строчке «Начатые стихи отдайте Брикам). А ведь Ося тоже был как бы членом как бы семьи (о странном проживании Маяковского и супругов Брик в одной квартире, о то ли любовном, то ли творческом треугольнике мы еще скажем).

Есть любопытный документ в одном из протоколов дела №02–29 – показания соседки Маяковского по коммунальной квартире в Лубянском проезде Гавриловой Надежды от 16.04.30:

«Мне известно что около года тому Маяковский, был болен воспалением легких и грипп, более двух месяцев, та же болезнь повторилась и в марте м<есяце> т./г.

Болел около десяти дней, что отразилось на здоровьи и в последнее время чувствовал себя плохо. В 1919 году, Маяковский, бывая у Бриков, на квартире сошолся жить с Лилей, последняя с мужем нежила но находились в одной квартире, эта связь Брик с Маяковским, продолжается до сего времени, бывш<ий> муж Брик Осип Максимович, был также <мужем – зачеркнуто> другом Маяковского, никаких ссор, небыло, совместная их жизнь была очень для меня странной, но непридавали этому никакого значения допуская что это так принято».

Кто чьим мужем был и чем они вообще там занимались на съемных московских квартирах, а потом в Гендриковом переулке, 13, где поселились вместе в 1926 году?! Исследователи еще не во всем разобрались, хотя в общих чертах, как «любовная лодка разбивалась о быт», понятно.

Ося плюс Лиля

Откуда они вообще взялись в жизни Маяковского эти фрики Брики?

Лиля родилась в хорошей московской еврейской семье Урия Александровича Кагана и Елены Юльевны Каган (в девичестве Берман) 11 ноября (нов. ст.) 1891 года. Отец, юрист по профессии, неплохо зарабатывал, защищая права евреев в Москве и сотрудничая в качестве консультанта с австрийским посольством. При этом имел касательство к артистическим и литературным кругам. Мама обучалась в Московской консерватории и также не была чужда изящных искусств, сочиняла стихи.

24 сентября 1896 года у Каганов появится еще одна дочь – Эльза, которая в 1918 году выйдет замуж за французского военного по фамилии Триоле (позже будет второй брак с писателем-коммунистом Луи Арагоном), уедет во Францию и через несколько лет явится миру как писательница Эльза Триоле, первая женщина, получившая за свою прозу престижную литературную Гонкуровскую премию. Эльза сыграет в жизни Маяковского значительную роль.

В общем, у Каганов подрастали на выданье две умненькие, талантливые девочки – рыженькая Лиля и беленькая Эльза.

Из хорошей еврейской семьи происходил и Осип Максимович (Меерович) Брик, родившийся в первопрестольной 16 января 1888 года у Максима (Меера-Гозиаса) Павловича и Полины Юрьевны (в девичестве Сигаловой). Папа достаточно успешно вел ювелирный бизнес, владел магазином драгоценных камней, так что средств на достойное образование сына вполне хватало.

В 1910 году Ося закончил юридический факультет Московского университета и вскоре стал работать помощником присяжного поверенного. Но его больше тянуло к литературе, к изящной и прочей словесности, к гуманитарным наукам. Впоследствии Брик станет известен как литературный критик, теоретик, эссеист, автор манифестов РАППа и ЛЕФа, но, оставаясь в густой тени Маяковского, громкой славы себе не сделает.

Пути Оси и Лили пересеклись в кружке по изучению политэкономии, которым 17-летний Брик руководил после того, как его выставили из 3-й московской гимназии за «революционную пропаганду». 13-летняя девчонка сразу положила глаз на Осю, такого серьезного, обстоятельного, казавшегося надежным. Но их объяснение и признание во взаимной любви произойдет несколько лет спустя. Родители Брика были решительно против его связи с нахальной и вздорной девчонкой. Но Ося это проигнорировал, и в начале 1912 года они поженились.

Родители Лили, напротив, были рады, что дочь наконец пристроена в надежные руки и сняли для молодых 4-комнатную квартиру, где те и проживали какое-то время в любви и согласии.

«Мы решили никогда не расставаться»

Между тем пришел 1914 год, Россия оказалась втянута в мировую войну. Вместо того чтобы оказаться на фронте, Осип Брик отправился служить в хорошее место, подальше от окопов – в петроградскую автомобильную роту по ходатайству самого Леонида Собинова, знаменитого оперного певца!

Многие призванные в армию литераторы находили возможность не угодить в самое пекло. Рядовой Есенин через влиятельных друзей добился назначения медбратом в царскосельский лазарет, бывший под патронатом императрицы. И единственный раз оказавшись в санитарном поезде в прифронтовой зоне, едва не отдал концы от шока при виде крови и оторванных конечностей. А рядовой Маяковский страшную бойню переждал в автомобильной роте императорского гаража, куда знакомые устроили его чертежником. Маяковский не раз был в самоволке, катаясь по столице на казенных авто. Не отсюда ли его сугубая любовь в дальнейшем к хорошим автомобилям?

В Питере Брики (Лиля вскоре приедет к мужу), разумеется, жили не в казарме.

Они снимают приличную квартиру на ул. Жуковского, 7. Война войной, но Лиля решительно не желала скучать, и вскоре в квартире обосновался литературно-артистический салон, быстро ставший популярным среди творческой интеллигенции имперской столицы. Кто тут только не бывал – писатели, артисты, музыканты, балетные, поэты первого разбора – Бурлюк, Хлебников, Каменский, Асеев, литературовед Шкловский.

Знакомство Маяковского и Бриков состоится летом 1915-го. Маяковский читал свою новую поэму «Облако в штанах» (авторское название «Тринадцатый апостол» царская цензура не пропустила) и произвел ошеломляющее впечатление на гостей и самих хозяев салона. Между Лилей и Владимиром проскочила искра... Как знать, сойдись Маяковский с младшей сестрой Эльзой, возможно, вся его жизнь повернулась бы по-другому.

Совершенно потрясен и очарован молодым поэтом был и Осип Брик. Осенью все того же года на его деньги «Облако» было напечатано с посвящением «Тебе, Лиля». А потом еще много-много разных произведений было адресовано Маяковским ей же. Эльзе же стихи, увы, не посвящались.

Три года роман Лили и Володи развивался по восходящей. Сначала Маяковский снял жилье неподалеку от Бриков, а потом и вовсе прописался в их квартире на ул. Жуковского, 7. Так же втроем они жили и в загородном доме. Тогда Лиля и открылась мужу. «Только в 1918 году я могла с уверенностью сказать О. М. о нашей любви... Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями», – писала спустя годы Брик.

Хорош муж, объелся груш! Вместо того чтобы застрелить любовника жены, Ося присягает на крепкую дружбу с ним и занимается теоретическим обоснованием творчества футуристов, прежде всего Маяковского. Но будем иметь в виду, что такие странные союзы не были редкостью в то время, тем более в богемной среде. Коммунисты пошли еще дальше: в начале 20-х вообще поговаривали об «обобществлении женщин» и свободной любви, чтобы каждый мог сказать каждой: «Иди-ка сюда, займемся делом».

После возвращения в Москву весной 1919-го «семья» Маяковский – Брики продолжает совместное проживание в съемной квартире, хотя к 1922 году у поэта будет уже своя «комната-лодочка» в коммуналке на Лубянском проезде. Ее он использует как рабочий кабинет и... место свиданий.

Отношения с Лилей охладевают, она даже выпроваживает его на какое-то время с совместной жилплощади. А у поэта во всех смыслах большое сердце (рост Маяковского – 189 см), в нем хватает места не для одной, которую он по-прежнему боготворит и любит беззаветно, но для многих.

Любимые Маяковского

«У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней!

Мир огро́мив мощью голоса, иду – красивый, двадцатидвухлетний».

«Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится.

Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце – холодной железкою.

Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское».

(Из поэмы «Облако в штанах»)

Большой, красивый, неуемный в любви Маяковский не мог не нравиться женщинам. И до Лили, и при Лиле у него постоянно случались романы с другими, некоторые из них он был готов свести к женитьбе. Это нормально. Если поэт не влюбляется, если внутри не клокочет вулкан страстей, он как бы и не совсем поэт. Всех женщин Маяковского невозможно перечислить, список был бы слишком длинным. Вот лишь некоторые из них.

Софья Шамардина, 1913, Петербург (знакомство)

Их знакомство относится к 1913 году. Софа родилась в белорусском Несвиже в 1894 году, в Минске с отличием окончила гимназию, продолжила учебу на Бестужевских курсах в Петербурге; здесь же увлеклась поэзией и вошла в круг футуристов, даже выступала с ними на концертах под именем Эсклармонды Орлеанской. В Питере Софу опекал знакомый родителей Корней Чуковский и, кажется, имел на нее определенные виды; но ей было 19, а ему 31, и он казался ей уже глубоким стариком. А вот Маяковский моментально вскружил Софье голову, между ними вспыхнуло настоящее большое чувство. Они могли бы пожениться, Маяковский сильно этого хотел и говорил впоследствии, что никого так сильно не любил. Результатом отношений поэта и «первой артистки-футуристки», которая эпатировала питерскую публику, выгуливая на цепи ручного волка, блиставшей в литературных кругах, стала беременность Софьи.

«Доброжелатели» нашептали ей, что у Маяковского сифилис и ребенок родится уродом. Наврали. Среди них был и Корней Чуковский, во всяком случае, именно он организует ей аборт, причем на позднем сроке беременности. Все, на этом роман, длившийся год, завершился. В начале 20-х Софья Шамардина станет партийным работником, Маяковский будет посмеиваться: дескать, надо же, «артистка-футуристка» Сонка – член горсовета! Впоследствии они помирятся и надолго останутся верными друзьями.

Мария Денисова, 1914, Одесса (знакомство)

Странное дело, «Облако в штанах» посвящено Лиле Брик, а на самом деле подразумевались и стали прообразами совсем другие женщины: в характере героини что-то от Софьи Шамардиной, некоторые черты и даже имя – от Марии Денисовой (родилась 2 ноября 1894 г. в Харькове.) В поэтическом хозяйстве Маяковского ни одна строчка зря не пропадала!

«Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе.

«Приду в четыре», – сказала Мария. Восемь. Девять. Десять.

Вот и вечер в ночную жуть ушел от окон, хмурый, декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится.

Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!»

(из поэмы «Облако в штанах»)

Маяковского занесло в Одессу в 1914 году с компанией друзей-футуристов, куда они прибыли с очередными гастролями. Здесь Маяковский и познакомился с Денисовой. Вообще все его женщины были красивы, изящны хоть по меркам того времени, хоть нашего (за исключением, пожалуй, Лили Брик, но тут дело вкуса, ученые спорят. Современники ее красивой не считали, однако Лиля брала другим, так умела вертеть мужиками, что те складывались у ее ног в штабеля). Денисова не была исключением – красавица, умница.

Что же хотела «глыба» Маяковского от Марии? Да все того же – «спрятать звон свой в мягкое, женское». Он влюбился по уши, звал ее замуж. Ухаживания Мария принимала, но выходить замуж не захотела. Они останутся друзьями, она будет жаловаться ему на свои неудачные браки. Позже, став художником и скульптором-монументалистом, Мария даже сваяет в 1926–1927 гг. бюст Владимира Владимировича.

Елизавета Лавинская, 1920, Москва (знакомство)

Связь эта была короткой, ее итогом стало рождение ребенка. Познакомились они во время работы в «Окнах РОСТа» – Маяковский создавал плакаты и придумывал для них хлесткие поэтические тексты, а Елизавета (Лиля) Лавинская (родилась в 1899 г.) сотрудничала здесь же как художница. Она была замужем за скульптором, театральным художником, режиссером Антоном Лавинским. Но разве любвеобильного Маяковского такая мелочь, как замужество возлюбленной, когда-нибудь останавливала? Он и дальше будет вступать в связи с женщинами при живых мужьях. Чувства были взаимными, но Елизавета-Лиля отказалась уходить от мужа.

В августе 1921 года родится мальчик, ребенок от Маяковского, который получит двойное имя Глеб-Никита. Так получилось из-за спора между Елизаветой и Антоном Лавинским, который, догадываясь, чей это ребенок, все же оставил его в семье и дал свою фамилию. Глеб-Никита закончит Суриковский институт, станет художником, своего биологического отца он никогда не осуждал.

Символично, что после самоубийства Маяковского Антон Лавинский сделает для его похорон железный гроб в футуристических мотивах с железным венком из молотов, маховиков, шестерней, в котором поэта, отца Глеба-Никиты повезут по улицам Москвы. Может, хотел сказать тем самым: в гробу я видал любовника жены?

Елизавета Зиберт (Элли Джонс), 1925, Нью-Йорк

Елизавета Петровна Зиберт (родилась в 1904 г. в царской России, в Башкирии, в семье русских немцев, крупных землевладельцев). Спасаясь от большевиков, Зиберты эмигрируют в Америку, где Лиза выйдет замуж и по фамилии мужа станет носить имя Элли Джонс.

В 1925 году Маяковский отправится в Америку к своему другу еще с дореволюционных времен футуристу Давиду Бурлюку. Для поездок, встреч, выступлений не владевшему английским В. М. требуется переводчик. Бурлюк знакомит его с Элли, и та соглашается помочь большому, знаменитому поэту из Советской России. Элли молода, хороша собой, умна, образованна, и – конечно же само собой разумеется – у Маяковского начинается новый роман! Тем более что в отношениях с Лилей Брик происходит серьезное охлаждение и прекращаются интимные отношения.

После отъезда Маяковского у Элли рождается дочь, которая также получит фамилию Джонс, а когда подрастет, будет знать, что она – Елена Владимировна Маяковская. Узнав о дочурке, Маяковский снова рвется в Америку. Но его «муза» Лиля устраивает так, чтобы он не получил разрешения на выезд.

В 1928 году Маяковскому дают визу для поездки в Париж, и он случайно узнает, что Элли в то же самое время находится на отдыхе в Ницце с крохой дочуркой. Он мигом отправляется туда, и это будет единственная встреча отца с дочерью.

Больше они никогда не увидятся.

Татьяна Яковлева, 1928, Париж

Татьяна родилась в 1906 году в Санкт-Петербурге. В 1925-м она покинет Советскую Россию и осядет в Париже. Чем можно было красивой эмигрантке зарабатывать на жизнь, не роняя достоинства и чести? Яковлева пробует себя как художник-дизайнер по одежде, модель, актриса.

Осенью 1928 года в Париже оказывается и Маяковский. Главная цель поездки... покупка автомобиля для Лилечки, разумеется, на деньги В. М.! Его кошельком Брики пользовались часто и охотно. Дотошная Лиля в записке укажет комплектацию, которая должна быть у ее будущего авто, перечислит все мелочи – чтобы непременно было «запасное колесо, два предохранителя, электрическая щетка для лобового стекла, сзади фонарь, а сбоку дополнительный прожектор». и т.д. и т.п. Откуда только нахваталась таких познаний? Маяковскому не хватило денег на покупку «Рено» последней модели. Ему придется смотаться в Берлин, чтобы подзаработать выступлениями.

Когда «Рено» после долгих приключений в пути и на таможне наконец окажется в Москве и Лиля сядет за руль, она будет хвастаться: в Первопрестольной только две женщины с личными автомобилями, которые сами водят – она и жена французского посла.

Эльза Триоле по просьбе Лили, которой все нужно было контролировать, приглядывает в Париже за Владимиром. И когда выясняется, что Маяковский собрался ехать в Ниццу к «своей американке», Лиля тут же просчитывает варианты: если сбежит с нею в Америку, Брики лишатся источника финансирования в лице хорошо зарабатывающего В. М. Сестры разрабатывают план: найти для Маяковского, уже несколько лет как лишенного интима с его «музой», кандидатку для легкого флирта, чтобы его внимание переключилось на новый объект. Таким «объектом» и станет Татьяна Яковлева, с которой Эльза Триоле познакомит поэта.

Но сестры просчитались – вместо флирта вспыхнет бурный роман. На Монпарнасе их называли самой красивой парой, все оборачивались, когда Татьяна и Владимир проходили, взявшись за руки. Он осыпал ее цветами, посвящал стихи:

«Ты одна мне ростом вровень, стань же рядом с бровью брови, дай про этот важный вечер рассказать по-человечьи.

...Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук.

Не хочешь? Оставайся и зимуй, и это оскорбление на общий счет нанижем.

Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем».

(«Письмо Татьяне Яковлевой»)

Сорок дней длился этот роман «с бровью брови», пора было возвращаться в Москву. Маяковский звал Татьяну уехать с ним, предлагал стать его женой. Но как возвращаться туда, откуда она убежала, Татьяна этого не представляла. Между ними была переписка, Маяковский рвался снова ехать в Париж. Но его злая «муза» Лиля, похоже, опять вмешалась – визу В. М. не дали. Как она это устраивала? За машиной в Париж – дают визу, встретиться с возлюбленной – не дают. У Брик, несомненно, были рычаги.

В новейшие времена, когда открылись многие архивы, всплыло, что у Лили Юрьевны Брик имелось удостоверение, выданное ГПУ за №15073. Удостоверение этого же ведомства было и у Осипа Максимовича Брика – №24541. Но за Осю знала вся Москва, ГПУ пользовалось его услугами как юриста. Когда гостям, приходившим на их квартиру в Гендриковом, Лиля говорила: «Подождите, будем ужинать, как только Ося придет из ЧК», многие поперхивались вареньем и проливали на себя горячий чай. На дверях комнаты Брика однажды появилась эпиграмма: «Вы думали, здесь живет Брик, исследователь языка? А здесь живет шпик и следователь ЧК» (строчки приписывались Есенину, в принципе московский озорной гуляка мог такое отчебучить, но не факт). Милого Осю из ГПУ быстро выставили – за отсутствие рвения в работе и нежелание участвовать в спецоперациях. А вот Лиля...

Нехорошая квартира

В 1926 году Маяковскому, слава которого гремела по всему СССР (сам вождь и отец народов Сталин благосклонно отзывался о его стихах, ценил много выше других советских пиитов), выделили четырехкомнатную квартиру в Гендриковом переулке (ныне пер. Маяковского).

После ремонта, в который поэт вложился на 3 тыс. рублей (очень значительная сумма по тем временам), ему выдали гарантийную бумагу: дескать, «уплотнения в отношении этой квартиры уже не будет». Москвичей сильно портил квартирный вопрос, но не наше трио. Маяковский зовет сюда Лилю и Осю снова жить вместе. И они с радостью соглашаются, притом что Брики уже год как разведены и официально не являются мужем и женой.

Лиля по обыкновению устраивает здесь литературный салон, куда вхожи многие. Салон – очень удобное место, чтобы собирать творческую интеллигенцию, слушать, что говорят о советской власти, о вождях, присматриваться к неблагонадежным.

Лидия Чуковская в «Записках об Анне Ахматовой» приводит ее высказывание той поры: «Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами». Курировал это гнездо Яков Агранов – «палач русской интеллигенции», причастный к расстрелу поэта Николая Гумилева».

Чекист «Аграныч»

Фигура Якова Сауловича Агранова (настоящее имя – Янкель Шевелевич Шмаевич) довольно зловещая. Родом из Могилевской губернии, как и Маяковский, 1893 г. р., сын лавочника (в официальных документах указывал: «сын рабочего»). Он примкнет к большевикам, в 1919 году будет направлен на работу в ЧК и быстро сделает карьеру в ВЧК – ОГПУ – НКВД. С 1922 года – начальник Особого бюро ОГПУ, готовит списки на высылку «антисоветских элементов», прежде всего из среды интеллигенции, собирает материал для политических процессов. После жестокого подавления Кронштадтского восстания выявляет организацию «контрреволюционеров», пускает в расход десятки непричастных людей. У Агранова руки по локоть в крови – настолько, что уже в новейшее время его откажутся реабилитировать. С 1929 года он – начальник Секретного отдела ОГПУ, одно из главных направлений работы которого – «курировать» творческую интеллигенцию. Агранов «курировал» так усердно, что не просто свел знакомство, а стал чуть ли не другом Есенина, Маяковского, многих других московских литераторов. Агранов дорастет до зама наркома Ягоды (вскоре расстрелян), на короткое время станет первым лицом в чекистской иерархии – возглавит ГУГБ НКВД СССР.

Муза или ведьма?

В салоне Бриков в Гендриковом Агранов бывал часто. Лилю Брик он, похоже, использовал не только как ценного агента и информатора, но и по прямому назначению. Да у нее этих любовников было! Вагон и маленькая тележка. За год до смерти Маяковского в сети Лили угодил даже такой экзот, как Юсуп Абдрахманов – киргизский партийный деятель, командированный в Москву. По странному стечению обстоятельств некоторые любовники были расстреляны в 37–38-м гг.

Как только не называли «музу» Маяковского в Москве – «злой гений», «черная Лиля». Писатель Михаил Пришвин вообще заявил: «Ведьмы хороши и у Гоголя, но все-таки нет у него и ни у кого такой отчетливой ведьмы, как Лиля Брик».

Певец родной природы, лесных птах и зверушек, наверное, в леших и ведьмах тоже неплохо разбирался.

Позже, вспоминая жизнь втроем, Лиля Брик напишет: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал». Ну не ведьма ли с садистскими наклонностями?!

Да еще и ревнивая. «Я никогда не прощу Володе то, как он смотрел на вас!» – отчитывала она много лет спустя на правах «жены» последнюю возлюбленную Маяковского Веронику Полонскую.

В тот роковой день 14 апреля 1930 года Яков Саулович Агранов в числе первых окажется в комнате своего «друга» Маяковского – от штаб-квартиры чекистов на Лубянской площади два шага. Да, кстати, один из пистолетов Маяковского, вероятно, был подарен ему Аграновым! Конспирологи выстроили вокруг этого сенсационную версию, а именно: Маяковского убили чекисты.

С какого, спрашивается, переляку? Где мотив? Если к 30-му году пролетарский поэт и начал понимать, что воспеваемая им революция завернула куда-то не туда, ни в стихах, ни в разговорах это не присутствовало – так, низенько, пунктиром. Маяковский («Я подыму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек») оставался для советской власти не попутчиком, как Есенин, а своим в доску! Чекистам, «рыцарям революции», он посвящал комплиментарные стихи:

Юноше, обдумывающему

житье, решающему –

сделать бы жизнь с кого,

скажу не задумываясь –

«Делай ее с товарища

Дзержинского.

Из поэмы «Хорошо!»

А вот это: «Мы стоим с врагом о скулу скула́, и смерть стоит, ожидает жатвы. ГПУ – это нашей диктатуры кулак сжатый»; «Чекист по делам на Ильинку шел, совсем не в тот и не из того отдела, - весь день гонял, устал, как вол. И вообще – какое ему до этого дело?!»; «Солдаты Дзержинского нас берегут»; «Плюнем в лицо той белой слякоти, сюсюкающей о зверствах Чека!» и т.п.

Маяковский работал одно время в штате «Комсомолки». Я видел его редакционное удостоверение, листал документы. В той же папке были фотографии с похорон Маяковского (к сожалению, в 2006 году в пожаре на ул. Правды все сгорело вместе с уникальной библиотекой «КП»). Провожали Маяковского тысячи и тысячи людей. Удивило, что, кроме красноармейцев в буденовках, на снимках очень много чекистов в узнаваемой форме ГПУ. Как будто не просто следили за порядком, а прощались с близким человеком.

Роковую роль в судьбе Маяковского сыграет вовсе не любимый чекистами и известный нам по фильмам «Маузер К96» (здоровенная такая дура в деревянной кобуре-прикладе), а карманный самозарядный пистолет «Маузер М1914» калибра 7,65 мм, принадлежащий Маяковскому. В. М. очень любил оружие, почти как женщин. Чекисты здесь ни при чем.

Взяла поэта в полон

С Вероникой Витольдовной Полонской (родилась в 1908 г. в Москве), молодой, очень красивой актрисой МХАТа, в 1929 году Маяковского познакомит Осип Брик – вроде бы случайно встретились на бегах. А может, был умысел, как и в случае с Яковлевой? Устроить В. М. легкий флирт, чтобы меньше доставал своими поползновениями Лилю. Лиля между тем открыла в себе талант кинематографиста и занялась съемкой фильмы «Стеклянный глаз», пригласив участвовать и Веронику Полонскую. Здесь знакомство с В. М. закрепилось и переросло в – какой там легкий флирт, вы что, не знаете Маяковского?! – бурный роман. Последний в его жизни.

Полонская была замужем за актером Михаилом Яншиным, уже тогда популярным. Муж вскоре узнает, в какие отношения и с кем вступила его Норик (так он ее звал), но реагировать будет, на удивление, индифферентно.

А Маяковский удержу не ведал, в него будто демон любви вселился. Он предпринимает попытки свить свое семейное гнездо, требует, чтобы Вероника бросила мужа, бросила театр, бросила всё и стала его женой. Молодая и красивая вроде кивает головой, а вроде как и не торопится сказать да.

В апреле 1930-го развязка приближается. В эти дни Маяковский крайне взвинчен, находится на грани психического срыва. Тут все сошлось вместе – недавняя болезнь, провал выставки «Двадцать лет работы Маяковского» (проигнорирована коллегами по цеху и вождями республики), полный неуспех его театральной постановки «Баня», разбивающаяся «семейная лодка».

13 апреля – последний вечер в жизни поэта, он приходит в гости к Валентину Катаеву, где регулярно собирались творческие люди. Катаев потом будет вспоминать: «Никогда еще не видел я Маяковского таким растерянным, подавленным...» В. М. знает, что здесь будет Полонская, желает решительно объясниться. Она приходит вместе с Яншиным и обнаруживает Маяковского в стельку пьяным, чего с ним прежде никогда не бывало.

Весь вечер они, сидя рядом за одним столом, обмениваются записками (это при муже-то), смысл его записок: немедленно объявить супругу о разрыве. Она просит хотя бы только два дня для раздумий.

Он приглашает ее в соседнюю комнату и выхватывает пистолет (постоянно носил его в кобуре на поясе под пиджаком, на хранение и ношение имелось разрешение от органов. Какой из двух – маузер или браунинг?). Перепуганная Полонская говорит, что завтра они непременно встретятся и все прояснят.

Утром 14 апреля Маяковский заезжает за ней на такси, и хотя Полонская очень торопится в театр на репетицию, привозит в свою «комнату-лодочку». Происходит бурное объяснение все в том же духе. Минут через 20 рокового свидания Полонская выходит из комнаты и, сделав десяток шагов до парадной, слышит громкий звук. На часах 10:15 утра. С криками вбегает назад, распростертый на полу Маяковский с пятном крови на рубашке смотрит на нее... Набегают соседи по коммуналке.

Клянусь говорить неправду, чистую неправду...

Из показаний В. Полонской, снятых нарследователем Мос-облпрокуратуры Сырцовым в тот же день 14 апреля:

«За все время знакомства с МАЯКОВСКИМ в половой связи с ним не была хотя он все время настаивал, но этого я не хотела.

Причина самоубийства МАЯКОВСКОГО мне не известна, но надо полагать, что главным образом послужил мой отказ во взаимности так-же и неуспех его произведения «Баня» и нервное болезненное состояние.

О самоубийстве он мне никогда не говорил, а только жаловался на то, что у него скверное душевное состояние и говорил, что он не знает что с ним будет, так как он не видит в жизни что бы его радовало».

А теперь сравним это с записями воспоминаний Полонской, сделанными ею в августе 1938 года, восемь лет спустя:

«Я была в это время беременна от него. Делала аборт, на меня это очень подействовало психически, так как я устала от лжи и двойной жизни, а тут меня навещал в больнице Яншин (муж Полонской. – О. Ш.)... Опять приходилось лгать. Было мучительно.

После операции, которая прошла не совсем благополучно, у меня появилась страшная апатия к жизни вообще и, главное, какое-то отвращение к физическим отношениям. Владимир Владимирович с этим никак не мог примириться. Его очень мучило мое физическое равнодушие. На этой почве возникало много ссор, тяжелых, мучительных, глупых».

Как видите, следователям не всегда рассказывают правду, как правило, не рассказывают. И интимные отношения, оказывается, у нее с Маяковским были, и про возможное самоубийство она знала накануне.

Последние минуты

Электромонтер Кривцов, сосед по коммуналке, вызвал скорую помощь (в квартире был телефон), которая приехала очень быстро, через 10 минут, но, увы, лишь затем, чтобы констатировать смерть Маяковского.

В любом случае Полонская не была последней, кто видел В. М. живым. После рокового поступка Маяковский еще минуты 4 подавал признаки жизни, пытался поднять голову, и эту агонию она видела ВМЕСТЕ с его соседями.

Важный свидетель – соседка Лидия Райковская. Медсестра по профессии, она еще до приезда скорой пыталась оказать умирающему В. М. хоть какую-то помощь, сделала укол камфары.

«Он лежал на полу головой к двери, а к окну ногами. Я наклонилась к нему, повторяла: «Владимир Владимирович, скажите что-нибудь... Скажите что-нибудь...» Он делал движения руками и ногами, как будто хотел подтянуться. В открытых дверях стояли соседи, но в комнату никто не входил. Как только я снова приложила полотенце, Владимир Владимирович еще раз потянулся, потом я услышала в груди хрип. Я стала пробовать пульс, но у меня так сильно бился собственный, что он все заглушал. Но один сильный удар я почувствовала. Тогда я поняла, что все кончено...»

В общем, как было сказано Жегловым в одном хорошем фильме: «Раньше надо было со своими бабами разбираться».

«Я хочу быть понят родной страной...»

К этой грустной истории остается добавить совсем немного. Тело Маяковского кремируют, а мозг извлекут и в тазу увезут в Институт мозга для изучения. Такое поветрие было в то время: отыскивать приметы гениальности, копаясь в сером веществе великих людей. Если отмести псевдонаучную абракадабру, можно понять лишь, что в извилинах В. Ленина, например, присутствовали следы болезни. А мозг Маяковского был необычайно велик – весом 1 кг 700 г.

Якова Агранова расстреляют в августе 1938 года и закопают на печально известном полигоне НКВД «Коммунарка» (где сейчас ковидная больница).

Осип Брик умрет в феврале 1945 года на пороге собственной квартиры от сердечного приступа.

Лиля Брик в конце 30-х окажется в расстрельном списке. Но Сталин вычеркнет ее имя, наложив резолюцию: «Жену Маяковского не трогать». В этом почти официальном статусе «жена» долгие годы будет получать 50% от издания произведений поэта и неплохо жить. В преклонном возрасте (86 лет), в августе 1978 года в Переделкино Лиля покончит с собой.

А Маяковский? С ним все в порядке. Стоит себе в виде громадной статуи на площади Маяковского у станции метро «Маяковская», поглядывает на нас: как оно вам тут, товарищи потомки?

Кто-то еще откроет его для себя и как тонкого, ранимого лирика:

Я хочу быть понят родной страной, а не буду понят – что ж?! По родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь...

«Я не преувеличиваю своего значения в жизни Маяковского. Скорее всего, я та самая соломинка, за которую он хотел ухватиться в последний момент...»

Вероника Полонская

(Согласно подпункту «В» части 5-й статьи 15.1 Федерального закона от 27.07.2006 №149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и защите информации» запрещается распространение информации о способах совершения самоубийств — прим. Sobesednik.ru.)

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник+» №02-2021 под заголовком «Женщины и пистолеты Владимира Маяковского».